Анастасия Фёдоровна. Рассказ-сказка

                Анастасия Фёдоровна.
                Рассказ — сказка.

 Феденька, мальчик 12-ти  лет, был в большинстве своём, такой-же как и все мальчики-школьники последних советских лет. Тёмно синий костюм, жёсткие ботинки, кое-как подстриженные волосы, потому, что стригли его родственники и не редко по очереди, а чаще мачеха. Отец же прикладывался ножницами к его голове в качестве наказания, чтоб после самому удивляться тому, что вышло не плохо и ожидалось худшего.  Обычный, советский мальчик с пятнами от еды на лацканах и мятым пионерским галстуком на шее .
  В советский период времени было принято своих детей  крепко пороть, во всяком случае в семье Феденьки. Пороть и после утешать «ничего и меня пороли, и выжил». Пороли Феденьку не до боли,  не до крику и не до первой  крови,  а можно сказать, что до безумия. До безумия в глазах отца и до безумия в голосе Феденьки. Пороли всегда, когда хотелось, а пороть хотелось всегда. Не ладит мачеха с отцом и, чтоб выпустить демона пороли Федю. Прежде же самой порки нужно было разжечь ярость «героического» главы семейства и с этим мачеха справлялась героически. Два героя сошлись под звёздами. На проступок сочинить историю нужен ум, а у кого ум слаб для разговора тот и верит историям сочинённым за кухонным столом. Придёт кормилец, а его борщом встречают. Сидит Феденька в комнате своей и слушает. Тихо в комнате, а не слышно ничего. Вот открывается стенной шкаф в коридоре и он знает, что достаёт воспитатель из этого шкафа «жгут». Так называли инструмент воспитания, а попросту то была  автомобильная прокладка уплотнитель для лобового стекла, которая укладывается в ребро и соединяется с корпусом.  Жёсткая, плоская  резиновая полоска, толщиной 1, а шириной 2 сантиметра.  Вот такой штукой по нежной коже, да с размаху!
 Процедура исправления заключалась в следующем изобретении искусного воспитателя. Всю одежду нужно было снять, в смысле остаться без одежды совсем. Лечь на свой диван лицом вниз. Руки обычно прижимал Федя к голове закрывая ладонями, с согнутыми пальцами лицо. Первые удары Феденька выдерживал молча, а затем и молчать сил не было.  Ударов могло быть 10 или 15, кто их считал? Богат тот кто сыпет не  скупясь. Извивался Феденька на диване, а воспитатель приговаривал «не больно, не ври». Утешался мальчик.  Если Феденька вскакивал с места своего, то утешитель возвращал его назад. Не всё значит высыпал. Иногда, бывало, мачеха пыталась остановить не выдерживая крика мальчика разносившегося по подъезду. Но где там, разве можно остановить взбесившегося кабанчика учуявшего запах превосходства над израненным детёнышем газели? Вся обида и слабость в эти моменты выходила из маленького сердца кабанчика и он, конечно не мог отпустить свою жертву ведь она пала и её можно пинать.
 После подобного происшествия Феденька вёл себя тихо не только дома но и в школе. Анастасия Фёдоровна не могла не обратить внимание на это и её душа ликовала глядя каким стал Феденька тоненьким и тихим.  Она любила эти моменты и конечно, не могла не посодействовать кабанчику в воспитании детёныша.
 Феденька был обычным, советским мальчиком. Ребёнком. Учеником. Учился он слабо и не редко нарушал порядок в классе.  Чтоб хоть какое то время свободно резвиться в дворе с остальными детёнышами он завёл два дневника. Один для семьи, а другой для школы. Если оценка выше двойки то учителю на стол ложился дневник для семьи, а для двоек и других неудов другой, дневник для школы.  Анастасия Фёдоровна была учительница проникновенная и быстро обнаружила хитрость мальчика, но и к тому моменту когда её проникновенный ум поймал хитрость, Феденька набрал уже 22 двоечки.  Как ответственный педагог, Анастасия Фёдоровна не могла оставить родителей хитреца в неведении происходящего и когда Феденька подал ей дневник для очередной красненькой она отправила его домой и позвала к себе старосту класса.
  Дом, хоть в выходной или рабочий день редко Феденьку манил к себе покоем и уютом. Он отдыхал дома только тогда, когда находился в нём один. Если же не один то не зевай и не расслабляйся, от куда нибудь прилетит и ударит в затылок. О тебе помнят, Федя, хоть и на короткое время оставили в покое. Конечно, Феденька был обычным мальчиком, как большинство мальчиков на земле но, к сожалению быть этим обычным мальчиком он не мог. Он мог плакать тогда, когда ни кто его не обижал в целях самосохранения и часто выдумывал всякие истории, чтоб, как он думал, отвести от себя опасность. Однажды он придумал историю о пропавшей сумке и подходя к двери квартиры заставил себя плакать. Сработало. Только он знал, где утоплена сумка  набитая камнями и только он знал, что в сумке дневник густо отмечен красным.
 Что чувствовал Феденька глядя в лицо мачехи, называя её «мама», глядя в лицо любимого им человека и из разу в раз видя смотрящее на него лицо с которого легко списывался текст « ну, что тебе нужно? И зачем ты, дрянь живёшь только?». И не смотря ни на что он собирал и носил для неё полевые цветы и ветки сирени. Чего же ты искал, Федя? О чём ты думал мальчик, садясь в трамвай ночью, в до школьном возрасте? Куда ты хотел приехать? Спустя 40 лет Фёдор вспомнил эту поездку. Вспомнил, что из окна своего дома, в котором он жил с мамой был виден проезжающий мимо трамвай.. В этом доме, где жил грязный кот было тепло и уютно.
                2

 Предвкушая удовольствия увидеть растерзанное тельце детёныша газели, кабанчик придумал ещё один изощрённый приём, чтоб наслаждение превосходством  началось прежде чем его маленькие и остренькие бивни проткнут юную шкурку детёныша.  Не далеко от его картонного домика рос высокий развесистый дуб с желудями величиной грецкого ореха.  Кабанчик призывал к себе детёныша газели и требовал, чтоб тот взяв корзину  собрал желудей и принёс ему на стол. Когда-же детёныш газели заходил под дуб и наклонялся для сбора желудей, то кабанчик  прячась на другой стороне ствола дерева становился на передние ноги, а задними изо всех сил  ударял в дуб. Он очень радовался этой проделке и разбрасывая корешки молодых кустиков и деревьев своим пяточком, бегал во круг детёныша делая сальто то вперёд, то назад так ловко, что ни разу не касался земли своим тоненьким хвостиком, на конце которого  столь удачно разместилась кисточка чёрной шерсти. И в самом деле, что могло быть веселей чем смотреть на  такое представление!?
 Его жена и детки выходили из картонного домика и открыв свои розовые ротики с остренькими зубами смотрели с наслаждением, как кабанчик вступал в воздушный танец.  Детки и сами были не против оставить следы на боках детёныша газели своими, совсем ещё маленькими но крепкими бивнями. Чего нельзя было сказать о их маме так как всем известно, что у матери кабанчиков были очень твёрдые копытца и совсем не было бивней. Но детёнышу газели казалось, что лучше было б, чтоб и у мамы кабанчиков были острые бивни, а копытца были бы мягче. Теперь же они все втроём смотрели как их глава заканчивал виртуозные выкрутасы и ожидали когда последний жёлудь коснётся спины детёныша газели и тогда, они обступив его всей семьёй, будут толкать друг другу своими жёсткими пяточками.
 Вдоволь наигравшись кабанчик делал последних вскид головой поддевая бивнями  детёныша за живот. Остальная публика, очертя полукруг головами поверх кустов, росших  неподалёку  от дуба могла заметить куда приземлится израненное тельце детёныша газели. Однако, редко кто из них чуть позже находил в себе чувства для того, чтоб проведать объект своих звериных игр.
 
 Полежав не много на сырой земле и дождавшись пока последние капли росы скатятся с мягких ушей, детёныш газели пробовал вставать на свои тоненькие и слабенькие ножки. Ещё несколько дней, малый народ лесов мог наблюдать, как затягиваются  и пропадают раны, нанесённые детёнышу газели. И на время всё затихало в лесу и в картонном домике.
               
                3.
 Как я говорил раньше, Феденька хорошо знал место в стенном шкафу, где отец прибил гвоздик на видном месте и повесил воспитательный инструмент назвав его «жгут». Не редко бывало, провинившись в глазах семейства отец просил Феденьку принести «жгут» в комнату, где он его ожидал для взыскания за очередной проступок.
 Радовался ли отец Феденьки в те короткие мгновения пока тот, опустив голову в пол, не спеша проходил три метра коридора из комнаты, к стенному шкафу? Очевидно, что это были восторженные моменты подобных вечеров и не только для Федина отца но и для мачехи, тихонько сидевшей в тот момент на кухне с гордо поднятой головой за такого покладистого и мягкого мужа. Чтоб представить ощущения отца, то лучшее, что можно вообразить это сцену у дуба из одной коротенькой сказки которую, я с удовольствием вам приведу. Вот  она! « Он очень радовался этой проделке и разбрасывая корешки молодых кустиков и деревьев своим пяточком, бегал во круг детёныша делая сальто то вперёд, то назад так ловко, что ни разу не касался земли своим тоненьким хвостиком, на конце которого  столь удачно разместилась кисточка чёрной шерсти».
 После того, как Феденька приносил инструмент на свою юную кожу, наступало время его применения, о чём я писал уже. Окончив веселиться отец забрав «жгут» оставлял Феденьку растерзанным на кровати приходить в чувства, а сам уходил под тёплые ладони своей мудрой жены. Под ладони от прикосновения которых у Феди долго болела голова и отказывалась поверить, что он не обычный советский мальчик, а придурок и отход человеческой жизни деятельности. Как не редко любила называть его проницательнейшая из жён его милосердного и сострадательного папы.
 Какие бы чувства вызвало в добром сердце Анастасии Фёдоровны, побывай она на одном из процессе нравоучения Феденьки? Пронесла бы она  увиденное и услышанное в своём сердце как факел для освящения пути к развитию детских умов или с криком бросилась бы из окна, первого этажа своей квартирки? Возможно, что она написала бы трактат о продвинутом воспитании общества и стала известна прокатившись на спине детёныша газели, кто же может сейчас ответить на эти вопросы? Скорее всего, Анастасия Фёдоровна получив в руки дневник для школы ученика Феденьки, не могла и допустить, что когда староста класса принесёт дневник и вручит его умнейшей из матерей, её послушный муж насчитает в нём 22 двойки и потребует, чтоб Феденька принёс «жгут». И конечно, Анастасия Фёдоровна и мысль не пускала в свою образованную голову, что за каждую двойку на нежную кожу Феденьки один раз опустится с силой знакомый инструмент в искалечивании юной и ранимой психики. Да и кто же такое может допустить в свою голову или в дом?