Приняли скрипя суставами недоверия

ни  кто  не  поверит,  что  поэт  ты,
пока  не  допишешь  истину,  данную  стиху,
по  всем  данным,  что  сохранили  веру,  как  вид,
включили  в  реестр  слов  и  тебя,
и  места  общего  сбора  –  в  открытых   дверях,
на  чистых  листах  перья,  как  груз  невесомой  муки,
ещё  раз  прийти,  пригласить  буквы   затанцевать,
под   музыку  стихотворного  рок – н – ролла…

а  присутствие  личного  стежка, 
подле  прокола  на  кровь,
смотрит  криво  заплата  усмешкой, 
залатанная  на  ладан  и  врозь,
внимательны  стали  к  приметам  несказанные  слова,
отобранные  черновиком,  да  размытые  пылью  летописи…
а  гонцы  долгих  споров,  всё  в  себя  не  придут,
на  уговоры  ссылается  тело,  во  время  увечий,  – 
аппендицит  либо  вырезан,  либо  ждёт,
вот – вот   прорвёт,
тогда  точно  встретимся  на том  свете…

ни  кто  не  поверит,  что  ты  поэт,
пока  перо  не  слетит  с  крыла  мёртвой  сажи,
целебные  травы  тупили  косу,   
вырастали,  как  камень,
и  дышал  ветер  протяжно,  нарушая  законы,
как  дышат  на  перекрёстках  петли,  меняя  людей,
обратного  нет  билета  на  поезд,  в  который  поэтом  сел…

и  считали  стрелки  остановки, 
от  первых  строк,  до  последних  рифм,
и  собиралось  время  в  одну  мёртвую   точку,
мёртвой  петли,
и  говорили  –  прощай  влюблённые,  слезая  на  полустанках,
обжигал  губы  крепкий  чай  словами  холодного  молчания,
стирались  первые  цифры  отсчитанных  веками  правил,
к  тебе  новая рифма  порядка  пришла,  –   
лист  белый  в  чернилах  укачивать…

и  ты  решил  проспать  весь  фильм,  погруженный  в  титры,
и  ты  решил сменить  цвет  плёнки  из  негатива,
звонки  телеграфа   перешли  на  сторону  неба  голубиной  почтой,
там,  где  рождались  стихи  твои,
все  чувствовали,  как  звёздам  больно,
отстали  рельсы  от  поезда  твоего  внезапного   ухода,
все  стояли  и  верили,  –   
ты – поэт,  пусть  и  не признанный  у  читателя – бога.