Старый альбом. Часть первая

Хмурое утро. Моросит дождь с редкими, мелкими снежинками. Настроение «фу», даже кофе не хочется, хотя глаза слипаются на ходу. Может снова забраться в постель под теплое одеяло?! Вытянуться, а потом снова собрать себя в клубочек и дремать, дремать, сладко и самозабвенно. Решено! Быстро скинула тапки, халат и нырнула в еще теплое нутро постели. Потянулась, потом собралась в комочек и замерла. Лежу минуту, две, пять – ничего, дрему как рукой сняло. Начала вертеться с боку на бок, нет сна и все! «Ладно», - с неудовольствием подумала я и вылезла из постели. Делать ничего не хочу. И вообще ничего не хочу. Хотя… крепкий, сладкий чай с лимоном мне не помешает. Так и сделала. Сижу в гостиной на диване и пью чай. Взгляд нечаянно упал на старый альбом, еще с той недели забытый на журнальном столике. Зачем его достал мой муж? Странно, именно в этом альбоме нет ни одной его фотографии. Ладно, с трудом извлекла себя из пухлого, мягкого, кожаного дивана, который засасывает в себя всех, кто на него садится, в силу своего диванного гостеприимства. Встала и перешла к креслу, которое стоит рядом с журнальным столиком, и которое такое же гостеприимное, как и диван. Опустилась в него, поставив чашку с недопитым чаем на деревянную столешницу (не люблю стекло, да и боюсь его: вдруг разобьется?), и взяла в руки старый альбом. Тяжелый, с запахом старого клея… в раздумье постучала по нему пальцем: открывать или нет? Сердце встрепенулось, а в голове промелькнула мысль: «открывай!» Ну вот и открыла. На первой странице две большие фотографии: мама и папа! И в один момент я перенеслась в далекое прошлое. Листаю страницы, и вот оно: сказка – быль!
Жила-была в одном большом городе пара молодых, любящих друг друга людей. Ее звали – Нина, а его – Саша. Они недавно поженились, и любви их не было предела. Они восторженно смотрели друг на друга и говорили только ласковые слова о своей совершенно безусловной любви!
Он – высокий, стройный, длинноногий молодой мужчина, капитан милиции, оперативник, влюбленно смотрел на нее своими голубыми глазами и вкусно повторял ее имя «Нинусик, Нинусик». А она, яркая брюнетка с большими карими глазами, которые разбрасывали вокруг искры и молнии, теребила его светло-русые, слегка с рыжинкой волосы и, смеясь, называла его Шуркой. Как им было хорошо вместе, несмотря на то, что жили они в маленькой комнатке на подселении.
Они уделяли друг другу то немногое время, которое оставалось после работы. Читали книги, встречались с друзьями, ходили в кино, театры, но особенно им нравилось танцевать танго и вальс-бостон. Время шло. Молодые работали в родственных организациях: он – в управлении МВД, она – в управлении КГБ. Жили они в ведомственной квартире, которая находилась прямо напротив их работы, где с другой стороны, через другую дорогу, по которой шумно ездил трамвай, располагался ведомственный дом культуры имени Ф.Э. Дзержинского, в котором и устраивались вечера отдыха для сотрудников. Однажды в доме культуры, на очередной вечеринке, был объявлен конкурс на лучший танец. Конечно, Саша и Нина участвовали в нем. Они были выбраны самой красивой парой и удостоены первого места за танец – аргентинское танго. Так весело, легко и счастливо они жили, полностью растворившись друг в друге.
Но неожиданно пришла беда. Нина стала хворать. Ее часто преследовало расстройство желудка, сопровождающееся рвотой. Постоянная тошнота не давала съесть даже маленький кусочек пищи. Она, обладательница прекрасной, стройной фигуры, стала стремительно худеть и от слабости с трудом передвигала ноги. Саша с ума сходил от тревоги за любимую Нину. И вот, наконец, Саша не выдержал и повел свою драгоценную жену к врачу. Нину осмотрели, взяли все необходимые анализы и назначили лечение: воздух, витамины, покой… после того как установили диагноз: беременность! Да, это был токсикоз беременных! Счастью супругов не было конца. Саша оберегал Нину от всяких невзгод, исполнял все ее желания и с нетерпением и замиранием сердца ждал появления своего «чуда». Оказалось, что и он, и она хотели девочку. Но если будет мальчик, тоже чудесно. И этот день наступил. Это был теплый, радостный день начала лета. Нину отвезли в первый роддом, где она родила чудесную девочку, которую принимал сам профессор Гумилевский. Через семь дней счастливую мамочку выписали из роддома. И она, гордая и радостная, в сопровождении своего Саши и самой близкой подруги вернулась домой.
Все соседи и все друзья, а их у счастливой семьи было немало, пришли посмотреть на новорожденную. Девочка была прехорошенькая: маленькая, беленькая, с легкими платиновыми волосиками на круглой головушке и фиалковыми большущими глазами на матовом фарфоровом личике. В то время когда родилась эта чудесная девочка, еще не давали три года по уходу за ребенком, а давали всего тридцать пять дней, после чего будь добр отправиться бодрым шагом на работу. А с кем оставить ребенка? Вот где дилемма! Родители уже заранее обдумывали этот вопрос параллельно с тем, как назвать крошку. Дебаты по поводу имени девочки были нешуточными, пока соседка с четвертого этажа тетя Муза (а мы жили на пятом) не поставила точку. Решено! Имя Муза, редкое и необычное, тем более Нина писала прекрасные стихи и красиво пела, а Саша великолепно рисовал и был обладателем роскошного баритона и идеального музыкального слуха.
Вот и настал день выхода Нины на работу. Она, глотая слезы, оставила свою крошку на попечение толстой, неповоротливой, пожилой тетки в надежде, что все-таки Муза будет хоть под каким-то присмотром. И Муза начала болеть: то бронхит, то животик, то горлышко. Это было настоящим испытанием, и так продолжалось три года. В три года эту очаровательную, веселую, стремительную крошку, похожую то ли на ангела, то ли на херувима, отдали в ведомственные ясли-сад.
Малышка, каждое утро, оглашая близлежащую действительность громкими, горестными криками, собиралась к путешествию в ясли. По дороге к пункту назначения мама Нина уливалась слезами вместе с Музой, но добросовестно передавала свою крошку с рук на руки воспитательнице Лилии Ивановне, молодой приятной женщине, которая очень любила деток и с удовольствием занималась с ними в течение всего времени, пока мамы и папы были на работе. Дети много играли, занимались музыкой, танцами, много гуляли, вкусно кушали, да и тихий час никто не отменял - так день подходил к концу, и детей начинали забирать домой родители, спешащие с работы в детский садик за своими чадами. Муза, увидев маму, бросалась к ней на шею и от восторга, закрыв глаза, радостно смеялась. Потом они с мамой ехали в коляске домой: конечно, мама была за рулем и управляла коляской, а Муза сидела на единственном почетном месте и счастливо улыбалась. Ах, как хорошо!
Вот было бы здорово, если бы папа пришел с работы раньше. Поносил бы Музу на руках, на плечах, побаловался бы с ней, потом почитал бы сказку, а они с мамой вместе боялись бы, они же девочки и им можно бояться. А папа, грозный милиционер, их защитил бы, и всякие страшные чудовища, испугавшись, убежали бы и больше не возвращались. Здорово! Но папы, наверняка, нет дома. Он на работе, ловит всяких хулиганов, чтобы Музе с мамой и всем хорошим людям было не страшно жить, ходить по улицам и заниматься своими делами.
Дом, мой милый дом! Большой коридор, куда выходят двери из трех комнат, в двух из которых живут Музины соседи, а сама Муза с мамой и папой живет в комнате возле общей ванной. За ванной – общий туалет, а за ним общая кухня, где у Музиной мамы есть свой стол, стул и плитка с двумя конфорками. Правда там и у соседей тоже есть свои столы и плитки. Туалет - это маленькая комнатка, где был один старый унитаз со сливным бачком старого образца: огромным, стоящим на толстой трубе под самым потолком. К бачку была прикреплена длинная цепочка, за которую дергаешь, и из бачка с громким шумом текла вода, бурным потоком сметая все на своем пути. Один раз мы услышали из туалетной комнаты громкий визг. И мы, и наши соседи бросились к туалету, открыли дверь и увидели огромную крысу размером с хорошую откормленную кошку. Таких крыс в нашем старом Сталинском доме было предостаточно, так как первые этажи в здании занимали магазины, маленькая гостиница для командированных сотрудников МВД и КГБ из других городов и большая столовая, где питались сотрудники и командированные лица этих ведомств. Поэтому крысы были не только огромные, хорошо упитанные, но и лазили по деревянным перекрытиям между этажами, как по широкому проспекту, и были вездесущи.
Так вот. Мы смотрели на это визжащее чудовище, которое зацепилось за бортик унитаза (весь организм его спускался в сливное отверстие), а оно, чудовище, смотрело на нас и вопило, извивалось, но выбраться не могло. Все застыли, как вкопанные. И только моя мама, моя отважная мама не растерялась, схватила висящую цепочку от сливного бачка и дернула за нее. Раздалось клокотание, бачек вздрогнул, дернулся, завибрировал, извергая из своих недр бурлящий поток, сопротивляться которому было бесполезно. Все, аут! Все вздохнули с облегчением. Такие случаи у жильцов нашего большого Сталинского дома были нередки.
Напротив двери нашей комнаты, в огромном общем коридоре, находилась вешалка для нашей одежды. Такие вешалки были напротив каждой двери. А между нашей и соседской дверью висел черный общественный телефон с трубкой на шнурке и большим диском с цифрами. Под нашей вешалкой стоял огромный рыжий чемодан с Музиными игрушками. Это был не чемодан, это был Клондайк. Открываешь его, чего только там не было! Было все: и мячи, и машины разных размеров и цветов, и пистолеты, и скакалки, и кубики, в общем, все, что только можно пожелать.
Комната, в которой жила Муза, большая: двадцать четыре квадратных метра, с высоким, три с половиной метра, потолком и огромным окном во всю стену, выходящим на стадион «Динамо», где всегда было шумно и весело. На стадионе спортсмены постоянно состязались, тренировались и играли в разные игры. Но самое интересное было под окном, далеко внизу, ведь Муза жила на пятом этаже (а это девятнадцать - двадцать метров над землей). Там проходил узенький, вымощенный булыжниками проулок, который заканчивался тупиком сразу за Музиным домом. Как раз под окном Музы, в этом проулочке, находился пункт приема стеклотары, где постоянно была очередь из желающих что-то сдать, и стоял мелодичный перезвон. Рядом с этой очередью всегда стояла понурая лошадка, периодически встряхивавшая гривой, запряженная в телегу, на которую грузили уже принятые бутылки и банки, упакованные в ящики и коробки.
Как же замечательно было жить в этой просторной, светлой, солнечной комнате, пронизанной счастьем и любовью. Я закрыла альбом. Хватит, пожалуй, на сегодня. Передо мной стоял остывший чай. На душе было тепло и уютно. Я улыбалась сама себе, и мне было хорошо.