Современная Пасха
Ведь победило вещество,
ведь победили деньги, власть.
Христос воскрес – что за напасть!
Они не знают ничего
про путь страданья Твоего.
В слюнях иконы, свечи в ряд,
но их сердца мертвы, молчат.
Свидетельство о публикации №121042905561
ПАСХАЛЬНАЯ ПРАВДА Э. КРЫЛОВОЙ-ГРЕМЯКА
Элла Крылова-Гремяка. «Пасхальный плач», - М., 2021.
…потянутся святить куличи, увязанные в светлые платочки; кто и - сладкую творожную массу, именуемую пасхой; день будет, вероятно, светлым…
Сводимое к обрядоверию: в частности – в этом аспекте: освящения еды - христианство выхолощено до… полной потери смысла: кто из идущих: старух ли, молодых задумывается о воскресении Христа в собственной душе: то есть о том, чтобы становиться лучше, чище, тоньше (последнее особенно опасно в навязанном всем устройстве мира: затопчут «толстые»)?.. Просто обряд: без попытки осмыслить: куда уж там забираться в дебри: возможно ли восстановление человеческой материи после смерти… Между тем Элла Крылова-Гремяка, осмысливая суммою стихов разнообразные процессы мира, пишет словесную картину именно света, воцаряющегося в душе от предчувствия светового праздника: ибо подлинная Пасха есть праздник нематериального: не того, который длина волны – света: подлинного, таинственного, дающего жизнь:
Вечер, свечи, тишина
райской музыки полна.
Дети спят, я кофе пью
и акафисты пою.
Завтра Вербное, ура!
Начинается пора
дней пасхальных, благодати,
и всё это очень кстати.
Подлинно пасхальная картина – своеобразный портрет души, согретой благодатью света и тишины, за которой раскрывается райская музыка.
Разумеется, бытование стиха Крыловой-Гремяка полярно: как во всём подлинном и высоком амплитуда необходима – именно она даёт ощущение правды, именно благодаря ей вектор умной поэтической силы не стирается; поэтому стихи, пронзённые болью, пробитые чёрной дырой пустоты, такие как:
Плачет дождик, плачу я,
безысходна жизнь моя.
Все любимые в раю,
уж давно я не пою,
и в пыли гитара спит,
и убог мой бедный быт.
Прозой в рифму я пишу
и хриплю, а не дышу.
Своеобразно уравновешиваются высокими кристаллами иных: лишённых скорби:
Вот и снова я радуюсь жизни,
детки милые, маленький сад.
Больше Богу не шлю укоризны:
что прошло, не вернётся назад.
Хорошо мне гулять среди клёнов,
хорошо мне стоять на ветру
и встречать вечерами влюблённых.
А грядущей зимой я умру.
…и смерть здесь воспринимается мудро: с тою мерой душевной тишины и спокойствия, когда никакой психический раздрай уже невозможен.
…возникнет «Вербное воскресенье» - стихотворение, прорастающее в древний, словно иконописно сияющий Иерусалим, и вместе напитанное современным восприятием яви: слишком противоречащей гармонии. Впрочем, таковою была всегда, если судить по истории: хотя бы евангельской:
Ни помощи не будет, ни спасенья,
лишь поруганье и позорный крест.
Пред этим – в Гефсимании сомненье,
которое пока его не ест.
Ничто не предвещает катастрофы,
и ослик так послушен, кроток, мил.
И призрак приснопамятной Голгофы
пока своею тенью не накрыл.
Разнообразные культурные пласты мира, стянутые золотыми незримыми нитями всеобщности, раскрываются в поэзии Крыловой-Гремяка; дышит световою силой, увеличиваемой торжественным дыханием органа, католическая месса; и паломничество, свершаемое в Битцевский лес, распускается апрельской сказкой, где цветение медуницы словно вплетает свой голос в звуковой орнамент поэтического творчества Крыловой-Гремяка; мерцают картинки русской провинции – подлинной России, где ещё возможно умиротворение с выходом из лабиринтов сует: и ткётся, ткётся многообразный небесный свод поэзии поэта: уточняясь и утончаясь, возвышаясь над миром и играя духовными красками…
28 апреля 2021, Москва
Элла Крылова 29.04.2021 15:43 Заявить о нарушении