Евгений Негин роман в стихах

Элла Титова-Ромм (Майка)


От автора

С пушкинским «Евгением Онегиным» я была знакома с детства. Мой отец, любитель поэзии, так часто цитировал его начальные строфы, что уже к 7 годам я знала их наизусть. Однажды я решила переписать это произведение на новый лад. Это была дерзкая задумка, и я понимала, что не всем может понравиться моя работа. Несмотря на это, я начала действовать. Так родился «Евгений Негин». Мой роман — это юмористическое произведение, предназначенное, скорее, для развлечения.

Работая над своей версией произведения, я окунулась в мир Пушкина и окончательно влюбилась как в сам роман, так и в его автора. Я впервые внимательно прочитала весь текст до конца и удивилась, почему не сделала это раньше. Я счастлива, что с этим произведением у меня установилась тесная, почти интимная связь.

Моим редактором стала Ирина Гулько, человек, который великолепно владеет русским языком и чувствует все литературные нюансы редактируемого произведения. Я сердечно благодарна ей за ее помощь.

Действие моего романа происходит в Ростове-на-Дону и его окрестностях в 1990-е годы. Негину 30 лет. Вначале я старалась по возможности не отдаляться от пушкинского сюжета и использовала оригинальные, обычно широко известные, строки для построения своих строф. Но в процессе работы изменила этот подход (как и сюжет произведения). В романе использован сленг 1990-х годов.

Связаться с автором можно по адресам:
www.emromm.com
queenstory@gmail.com








Меня не ешьте с потрохами,
Не отправляйте с глаз в тюрьму,
Но написать роман стихами
Лишь мне по силам одному.
Не мучайтесь тоской напрасной
И не грустите о былом,
С поэзией живой и ясной
Идите дружно напролом.
Пусть написал я слишком много,
Читайте главы до конца,
Я не скрываю в них лица
От этих строк до эпилога.
Стихи пришли от вдохновений,
От памяти увядших лет,
А также личных наблюдений,
Рассказов, сказок и примет.



Глава первая

I
«Мой дядя жил совсем без правил
И вот не в шутку заболел.
Он завещание составил
И повидаться захотел.
В натуре, одурел ты, дядя!
В поселок ехать на ночь глядя?
Сидеть с тобой и ночь и день
Мне, я признаюсь честно, лень.
Здоровье дядю подкосило,
Теперь возись с полуживым!
Останется напиться в дым
И у постели ждать уныло,
Ругаясь матом про себя,
Но все же дядюшку любя!»
 
II
Так думал средних лет мужчина,
Седлая черный «Мерседес».
«Не в завещании причина», —
Он вслух заметил. И исчез.
Что дядя помогал деньгами,
Пока он шевелил мозгами
И первый делал миллион,
Всегда отлично помнил он...
Евгений Негин, мой приятель,
Родился в сердце Колымы,
Где, к счастью, не родились вы
И не сидели, мой читатель.
Там не был никогда и я,
Мне ближе южные края.

III
Срок отбывая за растрату,
На зоне жил его отец,
Досрочно вышел бы по блату,
Но вдруг пришел ему конец.
Судьба Евгения хранила —
Мамаша, правда, не кормила,
Питаясь и сама с трудом,
Но вскоре он попал в детдом.
А там его учили строго
И колотили иногда,
И даже в юные года
Была ясна его дорога.
Его боялась детвора,
Но принимала на ура.

IV
Когда же юных дней мятежных
Пришла Евгению пора,
Пора вина и женщин нежных,
Его забрали опера.
Но вот Евгений на свободе,
Острижен наголо по моде,
Во все казенное одет —
От кепки до штанов и кед.
Не говорил он по-английски
И книг известных не читал,
Но в покер здорово играл
И поглощал, как воду, виски.
Не прилагал он много сил,
Но был из мощных воротил.

V
Евгению во всем фартило,
И поражений он не знал.
Почуяв золотую жилу,
Он окунулся в криминал.
Евгений был, по мненью многих
Его подружек длинноногих,
По жизни — настоящий клад,
Хоть и с законом шел вразлад.
Он продавал стволы и тряпки
С ученым видом знатока
И уводил из кошелька,
Как он бы выразился, бабки.
Короче, делал много дел
И крупной прибылью владел.

VI
Он жил то тут то там, но вскоре
В Ростове оказался он.
Труд не был у него в фаворе.
Он для другого был рожден.
А рядом дядя жил в поселке,
О нем ходили кривотолки:
Какой-то бизнес, деньги, дом...
Нечестным нажиты трудом.
Бежал Евгений от работы —
Копаться где-нибудь в пыли
Его заставить не могли,
Но все блатные анекдоты,
Дошедшие до наших дней,
Хранил он в памяти своей.

VII
От водки быстро не пьянея,
Он перепить любого мог,
Он делал деньги не потея,
Излишки складывая впрок.
Пусть говорил немногословно,
Решал проблемы хладнокровно.
Не экономил на съестном:
Когда являлся в гастроном,
Летели пачками купюры.
Сухим являясь из воды,
Умело заметал следы,
Не попадая в авантюры.
Порою напивался в хлам,
О чем уже известно нам.

VIII
Всего, что мог еще Евгений,
Пересказать мне недосуг.
За то носил он кличку «Гений»,
И даже «Кандидат наук.»
Мы тоже были молодые,
Года, как лошади гнедые,
Неслись, подковами звеня.
Ты был таким, и он, и я.
Ах эта молодость! Куда вы
Умчались, юные года,
Где все давалось без труда,
И где во всем мы были правы?
Так жизнь Евгения текла —
Он в ней крутился как юла.

IX
………………….

X
Подруг менял он то и дело,
Хоть страсти — не его конек,
Ему легко вручали тело,
А вместе с телом — кошелек.
Он не любил рыданья, ссоры,
Упреки, женские укоры.
Он был вальяжен и спесив,
Но то, что был Альфонсом, — миф.
С подругами он был небрежен.
Умея лишь любить себя,
По жизни шел он не любя,
А что, случалось, был он нежен,
Так то для красного словца —
Лесть забавляла стервеца.

XI
От женщин не было отбоя,
Хоть был он с ними грубоват,
Но в роли местного плейбоя,
Конечно, был он нарасхват.
Однако не хотел жениться
И был свободным, словно птица.
Любил он связи без проблем,
И это было ясно всем.
Увы, серьезность отношений
Не для него, его удел:
Пришел, увидел, овладел
Без всяких лишних рассуждений.
Ну а потом, лицом к стене,
Легко забыться в сладком сне.

XII
Он говорил ужасно мало,
Хоть было слов в мозгу полно,
Кого-то это доставало,
Кому-то было все равно.
И пусть он часто сквернословил —
Такие шашлыки готовил,
Что пальчики оближет тот,
Кто их едва положит в рот.
Его ревнивые подруги
Друг дружку били, и не раз,
Так что скажу вам без прикрас:
«Он популярен был в округе,
Хотя и занят лишь собой,
Самодостаточный ковбой».



XIII,  XIV
……………………..

XV
Бывало, он еще в постели:
Ему наливочки нальют
И приласкают. В самом деле,
Кругом и роскошь, и уют.
Проходит жизнь как вечный праздник.
Почистив зубы, наш проказник
В открытый рот нальет вино
(Убьет бактерии оно).
Прослушав новости в эфире,
Евгений едет в ближний лес
И там, в кругу других повес,
Бьет по мишеням, точно в тире.
Имел Евгений зоркий глаз,
И вас бы меткостью потряс.

XVI
Стемнело: в тачку он садится.
«Стой, Женя, стой!» — раздался крик.
Кричала пьяная девица,
Дыша в бобровый воротник.
Помчались в ресторан, там блюда
Вкусней красоток Голливуда.
Войдешь. И выйдешь на рогах,
Но должен быть ты при деньгах.
Ну вот и полный стол спиртного:
Шампанское, вино, коньяк,
Все что угодно для гуляк,
О Боже, сколько тут съестного!
Сыры, колбасы, пастрома —
Сойти голодному с ума.

XVII
Несут суфле из шоколада
И ананас ему вослед,
Но Негин уезжает — надо
Ему поехать на балет.
И что он вдруг нашел в балете?
Сначала он скучал в буфете,
Потом поехало, пошло...
И к балеринам повлекло.
Ах, эти ножки, ножки эти,
Ах, эти девочки в трико!
Они взлетают высоко
И вас заманивают в сети.
Потом шампанское, банкет
И закулисный этикет.

XVIII
Я помню это время смлада —
Там Лещенко со сцены пел,
Смешил нас Райкин до упада,
С бобин Высоцкий нам хрипел.
Нам Озеров кричал с трибуны,
София с Аллой были юны,
И Макаревич был не сед.
С тех пор промчалось много лет.
Куда вы, годы, улетели?
В какие сгинули края?
Промчалась молодость моя,
И не во сне, на самом деле.
Другая музыка звучит,
Другой в искусстве колорит.

XIX
Мои богини постарели
И боги тоже не ахти.
Поют другие менестрели,
Мне не знакомые почти.
Спешит на сцену кто попало,
Она такого повидала!
Я ж не услышу прежних нот,
И взор унылый не найдет
Знакомых лиц на скучной сцене.
Здесь так темно, включите свет,
Мне там давно отрады нет,
Где прошлого витают тени.
Безмолвно я домой пойду,
Не слушать же белиберду!

XX
Театр заполнен до отказа,
В партере кто-то мирно спит;
Тут не до блюза, не до джаза,
Тут жизнь балетная кипит.
Блистательна, полувоздушна,
Толпою принята радушно,
Стоит Плисецкая, и к ней
Слетелась стайка лебедей.
Она руками машет плавно
И в танце медленно кружит,
И вдруг как быстро побежит.
Никто так не умеет славно
Свой стан прекрасный распрямить
И быстрой ножкой ножку бить.

XXI
Все хлопают, тут Негин входит
В сопровожденьи томных дам.
Не сразу место он находит,
Когда проходит по рядам.
Взглянув на публику уныло,
Он сел туда, где место было,
Но чем-то недоволен он —
Скривился, будто съел лимон.
Потупил взгляд. Увы, на сцену
Евгений вовсе не взглянул
И через пять минут уснул,
Обняв Светлану и Елену.
И захрапел под рампы свет,
Как под Полтавой спящий швед.

XXII
Еще балет пока в разгаре
И поражает новизной,
И кто-то носится в угаре
По сцене, точно заводной.
Мелькают головы и ноги,
И люди хлопают в итоге.
Еще не гаснут фонари,
Еще народ пока внутри,
И музыки не молкнут звуки.
Балет не кончится никак,
А время все тик-так, тик-так,
Опять мелькают ноги, руки.
Но вот Евгений вышел вон —
Домой проспаться едет он.

XXIII
Изображу ли я словами
Его огромное жилье?
Уже бурлит, судите сами,
Воображение мое.
Дом, словно лавка антиквара,
Тут все, что принесешь с базара.
Пусть Жене только тридцать лет,
Но должен он оставить след
В истории донского края.
Дом стал похожим на музей —
Иди, во все глаза глазей.
Откуда красота такая?
Все украшало мир его.
Вот что такое воровство!

XXIV
И пусть совсем аляповаты
Его персидские ковры,
Пустого места маловато
И много разной мишуры,
Водились здесь ножи и пушки,
Мужские, так сказать, игрушки.
Хоть и не лез он на рожон,
Был до зубов вооружен.
Опять замечу мимоходом:
Девицы из ростовских прим,
Влюбляясь, млели перед ним,
Смазливым, сильным сумасбродом.
А что сидел за воровство,
Так все воруют, что с того.

XXV
Быть элегантным человеком
Не всем возможности даны.
Ходить ты должен в ногу с веком —
От кутюрье носить штаны.
За модою следил Евгений,
Не опасаясь обсуждений.
Одетый вечно, точно франт,
Он нес себя как транспарант.
На нем костюм от Валентина*,
Пойти в валютный магазин
Примерить парочку лосин —
Его обычная рутина.
В любой одежде наш герой
Любил особенный покрой.

*Валентин Юдашкин

XXVI
Евгений и зимой и летом
Имел довольно модный вид.
Нo лучше все же быть поэтом,
Чтоб описать его прикид:
Пиджак сиреневого цвета
(Его особая примета),
Печатка, крупные часы
И цепь на шее для красы.
Ходил он, словно для показа,
В костюме фирмы «Адидас»,
Мне не найти ни слов, ни фраз
Для продолжения рассказа.
Нет, не хватает мне пока
Слов из родного языка.

XXVII
Куда податься человеку?
На выставку, в музей, в кино?
Пора пойти на дискотеку,
Ведь Негин там уже давно.
Горят огромными глазами
Вдоль людной улицы рядами
Двойные фонари авто.
И очередь — персон на сто.
Евгения пускают сразу
Амбалы в черных пиджаках,
Вся дискотека в их рукаx.
Произнести ты должен фразу —
Шепнуть магический пароль.
Ты без пароля нынче ноль.

XXVIII
Вот наш герой подходит к бару
И, заказав себе коньяк,
Идёт, как будто по бульвару,
Меж толп танцующих зевак.
Полным-полно кругом народа,
Никто не просит бутерброда,
Толпа танцует тут и там,
Кому-то дали по мордам.
Мелькают лица, ноги руки,
У диск-жокея пот на лбу,
Евгений, закусив  губу,
Пытается считать со скуки
Несуществующих ворон.
Увы, опять не в духе он.


XXIX
В годах далеких молодецких
Я был от танцев без ума,
В них столько шалостей недетских
И ощущений задарма.
Мы нашим танцам знаем цену:
Ламбада, вог и макарена.
Но я хочу предостеречь,
Друзья, вас от случайных встреч.
Они заманчивы, но все же
Поберегитесь от «наград»,
Сперва подумайте стократ.
А то… а то, избавь вас, Боже!
Колоть придется бициллин,
А это очень больно, блин.

XXX
Любовь со мной играла в прятки
И побеждала иногда,
И пусть романы были кратки,
Я буду помнить их всегда.
Любил я женственную спелость
И молодую мягкотелость,
Обворожительный наряд,
Который чуточку примят.
В Ростове вы найдете много
Неповторимых стройных ног,
В чулках, а лучше без чулок.
Скажу уверенно и строго:
«Я помню ноги наизусть.
Меня они забыли? Пусть!»

XXXI
Когда же, подводя итоги,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, эти ноги, эти ноги!
Ах, эти страстные мечты.
Возможно, я такого склада —
Другой награды мне не надо,
Чем страстно целовать песок
Там, где ступала пара ног.
Они меня околдовали!
Все забывал я ради них:
Еду и сон, перо и стих.
(Поймете вы меня едва ли).
Исчезли ноги, как года,
Куда они ушли? Куда?

XXXII
Большая грудь — мечта поэта.
Однако, что ни говори,
А мне нужны для тет-а-тета
Лишь ноги, черт бы их дери.
Они всегда приятны взгляду,
Их получая как награду,
Плененный стройной красотой
И бедер линией крутой,
О, как я их прилежно нежил
Под длинной скатертью столов!
Я их всегда ласкать готов
(Кто ноги не ласкал, тот не жил!)
Люблю их чудную красу
У моря, у реки, в лесу.

XXXIII
Я помню море в Краснодаре.
Как я завидовал волнам!
Хотел я, будучи в ударе,
Покорно лечь к ее ногам,
Губами ног касаясь милых.
Я отказаться был не в силах
От странной слабости такой —
По пятке провести щекой.
Не стану делать я секрета —
Нет ничего красивей ног!
Пусть это будут Маша, Света,
Я заласкаю ноги впрок.
Увы, другие части тел
Я лобызать не так хотел.

XXXIV
Люблю я очень ножки Буша,
Но лучше ноги у девиц.
Когда идут они из душа,
Я падаю пред ними ниц.
И вновь кипит воображенье,
И снова их прикосновенье
Внезапно разжигает кровь,
О, это больше, чем любовь!
На этом хватит женщин славить,
Я тут наговорил с лихвой —
Язык не дружит с головой.
Я их боюсь, чего лукавить,
Ведь в них порою нет души,
Хоть ноги очень хороши.

XXXV
И где же наш Евгений сонный?
Похоже, что в постели он.
Ростов, рассветом пробужденный,
Уже давно забыл про сон.
Встает банкир, идет налетчик,
И должнику включают счетчик,
Милиция свистит в свисток,
Людишек тянется поток.
Чадит завод, гудят моторы,
Плывут куда-то корабли,
Надсадно лают кобели,
Выходят на работу воры.
И кто-то там, в другом краю,
Сказал свое how are you.

XXXVI
Евгений, прибыв с дискотеки,
Свалившись пьяным на кровать,
Храпел, и вздрагивали веки —
Он был любителем поспать.
Проснется, видимо, не скоро,
Хлебнет лечебного кагора;
Хоть жизнь его была пестра,
Похожи завтра и вчера.
Угрюмым ходит наш Евгений.
Понять его не мудрено —
Его тошнит уже давно
От всевозможных наслаждений.
И от гулянок и пиров
Герой наш не совсем здоров.

XXXVII
Так рано чувства в нем увяли:
Наскучил гам, наскучил шум,
И даже ветреные крали
Не возбуждали больше ум.
Разборки утомить успели,
Друзья лихие надоели,
Приелся маковый пирог,
Бифштекс кровавый не был впрок.
От коньяка его мутило,
И больше не брала трава,
От водки ныла голова.
И хоть и был он воротила,
Но все забросил наконец:
И баб, и пьянки, и свинец.

XXXVIII
Причина тяжкого недуга
(Поймет сейчас и детвора) —
Его любимая подруга,
Короче, русская хандра.
Потворствуя случайной блажи,
Хотел он застрелиться даже,
Но, поглядев на пистолет,
Себе сказал: «О Негин, нет!»
Угрюмый, злобный, едкий, лютый —
Увы, типичный мизантроп,
Был рад сойти Евгений в гроб;
Ни милый взгляд, ни сейф с валютой,
Ничто не трогало его,
Установился статус-кво.

XXXIX, ХL, ХLI
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .

ХLII
О женщины большого света!
К вам охладел он неспроста,
Марина, Роза, Рая, Света —
Одна сплошная скукота.
Они гордятся пустяками,
Мужчин считают дураками
И, затевая разговор,
Всегда несут полнейший вздор.
К тому же, все они порочны
И большей частью не умны,
В них нет желанной глубины,
Их обещания непрочны,
Всех меркантильный гложет дух —
От молодых и до старух.



XLIII
Увы, красотки молодые
Давно не трогают его:
Ни в пышных формах, ни худые,
Ни их азарт, ни озорство.
Он их покинул, мой Евгений,
Уйдя от прежних развлечений,
Он заперся в своем дому —
Там было хорошо ему.
Хотел писать Евгений прозу,
Но был ленив, и ничего,
Увы, не вышло у него,
Должно быть, муза стала в позу.
Так не сумел попасть он в ряд
Нас, тех, кто пишет все подряд.

ХLIV
Опять, тоскуя и скучая,
И чью-то вспоминая мать,
Решил он как-то, выпив чая,
Начать хоть что-нибудь читать.
Пошел с утра в библиотеку,
Серьезно, как паломник в Мекку.
И притащил домой тома,
Чтоб почерпнуть из них ума.
И там все скучно, нет интриги,
И непонятно ничего.
Читать? О нет, не для него!
Как женщин, он оставил книги,
Поняв с завидной быстротой,
Что занимается туфтой.

ХLV
Неся пожизненное бремя
Тоски и вечной суеты,
С ним подружился я в то время,
В нем разглядев свои черты.
Хоть сам Евгений из народа,
Была в нем барская свобода.
Пусть он иное существо,
Я все равно любил его.
Мы оба женщин много знали,
И много пили. И не квас!
Пожар в обоих поугас,
И пусть похожи мы едва ли,
Но были, точно брат и брат,
Хоть я, увы, не так богат.

XLVI
Кто на пределе жил, тот может
От жизни утомиться вдруг,
Того уже не так тревожит,
Что происходит там, вокруг.
Евгений начал жить вполсилы,
Ему друзья уже не милы,
И память пролетевших лет
Давным-давно он свел на нет.
Пусть иногда из-за морали
Меня смущал его язык,
Но позже к мату я привык
И замечал его едва ли.
Когда ж не находил он слов,
Я тоже был молчать готов.

XLVII
Как часто лето нас манило
Туда, где Дон играл водой;
Воды чарующая сила
Дух укрепляла молодой.
Мы томно нежились на пляже,
Сгореть не опасаясь даже,
Крутя недолгую любовь:
Постель, разрыв, свободен вновь.
Мы ощущением свободы
Так упивались допьяна!
Была нам молодость дана...
Прошли бесследно эти годы,
Не унестись уже мечтой
Хотя б на время к жизни той.

XLVIII
В плену печальных рассуждений,
Спиной опершись о гранит,
Стоял у пристани Евгений,
Казалось, что Евгений спит.
Все было тихо: спали птицы,
Ни звука, будто бы в гробнице,
И только был один дефект —
Шумел Буденновский проспект.
Но вот Евгений сдвинул ногу
И зашагал по мостовой,
Он шел по ломаной кривой,
Поскольку пьяный был немного.
Внезапно ускоряя шаг,
Он вдруг совсем ушел во мрак.

XLIX
О моря Черного красоты!
Шашлык, холодное пивко!
Я, позабыв свои заботы,
Уеду к морю далеко.
Заеду в Сочи и в Анапу,
Взойду на катерок по трапу.
В Одессу прибыв на постой,
Я буду вечно холостой.
Зачем вам горы и долины?
Зачем иные города?
Здесь есть и солнце, и вода,
И кипарисы-исполины.
Тут отдыхает млад и стар,
Мечтая получить загар.

L
Придет ли час моей свободы?
«Пора, — взываю к ней, — пора»
Сижу у моря, жду погоды,
Но хлещет дождь как из ведра.
Тоскливо, неуютно, зябко.
И белый парус, точно тряпка.
И жуткий ливень как назло.
С погодой мне не повезло.
А полететь бы на Мальдивы,
Лежать на пляже голышом,
Стихи строчить карандашом...
Со мной уехать не хотите?
Там солнце, воздух и вода,
Там даже горе  — не беда.



LI
Евгений был готов умчаться
Со мной в другие города,
И мы б сумели, может статься,
Уйти от грусти навсегда.
Когда-то он, забавы ради,
С подачи собственного дяди,
Добыл солидный капитал.
Но быстро от всего устал: 
От пьянства, рэкета, разврата,
Терзаясь бременем своим,
По сути — вечный пилигрим.
Я в нем давно увидел брата.
Но расставанья пробил час —
Судьба разъединила нас.

LII
Вдруг телеграмма  — дядя болен.
Разбил инсульт, но жив пока.
Евгений, ясно, недоволен,
Но мчит увидеть старика.
Его гаишники стращали,
Но нажимал он на педали.
Звезд было мало, а луна
Была за тучей не видна.
Итак, летел он оголтело
(Я начал этим свой роман)
Угрюмый, злой, как басурман,
Курил траву он то и дело.
Вот и поселок наконец.
Но дядюшке пришел конец.

LIII
Евгений получил наследство,
Но не торопится ничуть:
Он будто бы вернулся в детство,
Решив в поселке отдохнуть.
Покойника ждала могила,
Евгения толпа сверлила
Ножами любопытных глаз.
Он видом их своим потряс.
И вот Евгений сельский житель.
Забыв про воровскую спесь,
Собрался задержаться здесь,
Здесь обрести свою обитель.
Хоть и тянул его Ростов,
Он к новой жизни был готов.

LIV
Два дня он спал на сеновале,
Пил молоко из-под коров,
Вел с мужиками трали-вали,
Кормил собою комаров.
На третий он чесаться начал
И с мужиками не судачил.
Они его клонили в сон.
И очень скоро понял он —
Здесь скука та же, что в Ростове.
Его уже не забавлял
Под звездным небом сеновал,
И он все чаще хмурил брови.
Осталась лишь хандра одна
И сон похмельный от вина...

LV
Я был рожден для жизни скромной,
Но не могу кривить душой,
Хотел жилплощади огромной,
Имея угол небольшой.
Я не считал себя невинным
И забавлялся духом винным.
Ходил на службу и в кино,
Играл с друзьями в домино,
Читал газеты и журналы,
Со всеми топал на парад,
Тринадцатой зарплате рад,
Смотрел, конечно, сериалы.
Неужто я провел в тени
Мои счастливейшие дни?

LVI
Идя желаниям навстречу,
Скажу: «Евгений — мой герой».
И я различия замечу
Между Евгением и мной,
Чтоб нас не путали случайно:
Я — вира, он, скорее, — майна,
У нас различные черты,
И я, скорей, из бедноты.
Не думайте, что мне хотелось
Изобразить тут свой портрет,
Хотя, как истинный поэт,
Я получил бы приз за смелость.
Ведь часто, покорясь судьбе,
Поэты пишут о себе.

LVII
Хочу заметить: все поэты
Писать желают о любви.
Другие темы и предметы
Их не волнуют — се ля ви.
И я писал об этом смело,
Когда мне в ухо Муза пела.
Теперь всех мучает вопрос,
Писал я в шутку иль всерьез.
И кто она, о ком все это?
Кому поет моя струна?
И кем из них душа больна?
Простите блудного поэта,
Но всех подружек помню я,
Ведь это молодость моя.

LVIII
Я помню первые творенья —
Испуганный, смущенный слог.
Ко мне пришли стихотворенья,
Всего каких-то пару строк.
Потом я стал писать поэмы
И выбирал такие темы,
Чтоб интересно было всем,
На этом я собаку ем.
Люблю писать, чего не скрою,
А также много говорить,
Мне б и хотелось, может быть,
Язык свой придержать порою,
Но лишь когда я сытно ем,
Тогда бываю глух и нем.

LIX
Прошла любовь, затихли Музы
И не стучатся в дверь мою,
Я с ними требую союза,
Ведь только с ними я в раю.
Пишу, и сердце не тоскует,
Пусть мне кукушка накукует
Спокойной зрелости года,
Но чтоб писать хоть иногда.
Но нет, молчит кукушка злая,
Мне скучно, вдохновенья нет,
Грустит рабочий кабинет,
Судьба его, поди, такая.
Но может, эдак в сорок пять,
И прозу я начну писать.

LX
Вот так я, двигаясь неспешно,
Закончил первую главу.
Она еще сыра, конечно,
Зато понятна большинству.
Пересмотрел ее я строго:
Возможно, я загнул немного,
Но все оставлю так, как есть,
Пусть за один присест не съесть,
Но я работал кропотливо.
Плоды трудов моих горьки,
И отдыхая от строки,
Пойду-ка выпью банку пива.
И  может быть, на склоне дня
Вы не осудите меня.


Глава вторая

I
Поселок, где скучал Евгений,
Был не известен никому,
Всего лишь несколько строений.
Зачем такая глушь ему?
Огромный дом уединенный,
Стальным забором огражденный,
Стоял за речкою вдали.
Внутри рычали кoбели.
Здесь прятал дядюшка богатства
И прятался от мира сам,
Но отлетел он к небесам,
В небесном поселился царстве.
Теперь Евгений, наш герой,
Владеет этой «конурой».

II
Огромный дом стоял, как замок,
Как неприступная гора.
И был он вне обычных рамок —
Скорее завтра, чем вчера.
Повсюду финские обои,
Журнальный столик, там — «Плейбои».
На стенах яркие ковры
И вентилятор от жары.
Фарфор и прочая посуда.
Все только Жене одному.
Зачем теперь Ростов ему?
Давно пора бежать оттуда.
Но Женя от всего зевал
И постоянно поддавал.

III
В огромном поселившись доме,
Давил он мошек на окне,
За водкой ездил на пароме,
Стоял от сплетен в стороне.
Все было мило: дверь и стены,
Санузел, спутник гигиены,
Три люстры, хельга, погреб-склад,
В шкафу — велюровый халат.
Сервиз «Мадонна», рюмки, вазы,
Скульптура — женщина с веслом,
Комод, набитый барахлом.
Все в лучшем виде, прямо с базы.
О дядюшке все знали — он
Имел подпольный миллион.

IV
Один среди своих владений,
Забыв на время про нытье,
Задумал как-то наш Евгений
Покинуть логово свое.
Не тут-то было, люди знали
Про Женю разные детали.
К тому же, дядя был прохвост —
Построил свой дворец до звезд.
Племянника совсем не зная,
Судить не надо. Может, он
Пороков дядиных лишен
И жизнь его совсем иная.
К тому же, он красив собой —
Капкан для девушки любой.

V
Соседи бы искали дружбы,
Но неприветлив Негин мой,
Он так бы не бежал от службы,
Не тяготился б так тюрьмой,
Как дружбой. Все ему не пара,
Не принесут друзья навара.
Поскольку был он нелюдим,
Мужчины не общались с ним:
Сосед, мол, неуч сумасбродный,
Он то и дело пьет вино,
За окнами всегда темно,
Для нас чужак он инородный.
Так Негин жил совсем один
В плену опущенных гардин.

VI
В поселок тот же, в ту же пору
Далекий заглянул сосед,
Устроил он в Ростове ссору,
Нажил себе немало бед.
Владимир Энский, местный житель
Вернулся в прежнюю обитель.
Мы с ним составили б дуэт —
Владимир тоже был поэт.
Желая мирного соседства,
Не докучал он никому,
Надеясь не попасть в тюрьму,
Ведь был он дебоширом с детства.
Нашкодит тут, нашкодит там
И отсидится по кустам.

VII
Зато он в дружбу верил свято
И был любому другу рад,
В мужчине всяком видел брата,
Пусть тот был беден иль богат.
Была проста его одежда,
Была светла его надежда,
И мира суета и блеск
Душевный вызывали всплеск.
Играл он сносно на гитаре,
В нем юный дух не оскудел,
И это вовсе не предел
Его достоинств. На радаре
Он был у многих местных дам,
Хоть был мальчишкой по годам.

VIII
Он верил в чудное мгновенье
И часто, забывая сон,
Ловил минуты вдохновенья —
Трудился над стихами он.
Пусть Вова начудил в Ростове,
Там дело не дошло до крови.
А что был вспыльчив иногда,
Так это спишем на года.
Кто есть избранные судьбами?
Из них ли Энский? Ведь его
Любили все до одного
И осыпали похвалами.
Он был проворен, деловит
И привлекателен на вид.

IX
Он был романтиком с рожденья,
Его тревожили: луна,
Цветы, букашки, птичье пенье,
Зима и ранняя весна.
Он с рюкзаком ходил в походы,
Встречал закаты и восходы
И поэтическим огнем
И ночью полыхал, и днем.
Был в малом бизнесе Владимир
И много в жизни не мудрил,
Людей по рангам не делил —
Такой мужчина нынче вымер.
Галантен, точно кавалер —
Невежам нынешним в пример.

X
Он под гитару пел недурно,
Народ заслушивался аж,
И говорил весьма культурно,
Совсем не так, как Негин наш.
А как стихи читал он классно!
Звучали строки громогласно.
В них грусть и радость, жар и лед —
Он был не просто рифмоплет,
Он был поэтом по натуре.
К тому же, пламенно влюблен.
И может быть, сумеет он
Оставить след в литературе.
Ведь Энский — истинный поэт
(Поэту было двадцать лет).

XI
Привыкнув к тишине, Евгений
Не появлялся из норы,
Он не искал увеселений,
Ему наскучили  пиры.
Не выносил он больше шума,
А лишь в окно смотрел угрюмо.
О  свадьбах, праздниках, вине,
Политике в своей стране
Он говорить и не пытался.
Имея мягкий баритон,
Был молчалив по жизни он —
Тем от толпы и отличался.
Хоть возбуждал он женский пол,
Но был на женщин очень зол.

XII
Пусть не был олигархом Энский,
Но выпить все хотели с ним;
Таков обычай деревенский,
Пренебрегать негоже им.
Любили нового соседа.
Лишь он придет, тотчас беседа
О том, что написал Толстой,
О скуке жизни холостой.
Зовут соседа к самовару,
Горячий чай уже готов,
Здесь сладости любых сортов.
А вот и Энский взял гитару.
И начал петь (ох, бог ты наш!):
«Ах вернисаж, ах вернисаж!»

XIII
Но Энский воспылал желаньем
Узнать, а чем живет сосед.
Сосед отнесся с пониманьем,
Хоть был изрядный домосед.
Они сошлись. Не в том, конечно,
Значеньи слова, нет, не в том.
Сошлись по-дружески, безгрешно,
Сначала, словно пес с котом,
Потом друг другу были скучны,
Потом поладили, и вдруг,
Друг с другом стали неразлучны —
И Женя Вове — лучший друг.
Ведь дружба крепкая нужна
Порою больше, чем жена.


XIV
Растут с годами аппетиты,
Не привлекает нас ничья,
Все остальные карты биты —
Туз в этой жизни только я.
Мы все себе Наполеоны,
Наполеонов миллионы.
И нам стремление дано —
Всех прочих отправлять на дно.
Но Энского берег Евгений,
Хоть он людей и презирал
И вовлечен был в криминал,
Но правил нет без исключений.
Пока совсем не одичал,
Иных он очень отличал.

XV
Он слушал Энского с улыбкой.
Поэта пылкие слова
Звучали музыкою зыбкой,
От них кружилась голова.
Евгению то было ново,
Он своего стыдился слова,
Стараясь другу не мешать
Толпу речами искушать.
Заметив Энского блаженство,
Он думал: «Без меня придет
Когда-нибудь его черед,
Пусть он стремится к совершенству.
Ему ведь только двадцать лет,
Мы тоже чушь несли и бред».

XVI
Рождались между ними споры,
Но Негин мало говорил,
Его томили разговоры —
Тут Энский был ему не мил.
Ведь это только нам, поэтам,
Дай поболтать о том, об этом.
Мы, рассуждая обо всем,
Такую чушь порой несем.
Но Негин уходил от трений,
Увиливал от нудных тем
И уставал не от поэм,
А от ненужных рассуждений.
Он лишь бессмысленно кивал
И то и дело наливал.

XVII
Возможно, Негин был поэтом
С легко ранимою душой,
Я это видел по приметам —
Имею опыт небольшой.
Мы все поэзией грешили,
Когда страдали и любили.
Недаром говорят: «Стишки —
Наивной юности грешки».
Кто охлаждал любовь разлукой,
Тот был умнее, ведь порой
Любовь — тяжелый геморрой,
Уж лучше упиваться скукой
И предков верный капитал
Спускать. И гибнуть за металл.



XVIII
Когда под вечер мы зеваем
И устаем от суеты,
Когда пора уснуть трамваям,
И звезды светят с высоты,
Поэт не спит, читает оду
Народу сонному в угоду.
Ох, как хорош его рассказ —
Чужие страсти греют нас.
Читает он не для наживы
И развлечения элит,
Пусть сердце бедное болит,
Оно стучит, и чувства живы.
И честный человек, и вор
Ведут о страсти разговор.

XIX
Был Энский демагог по нраву —
Язык работал без помех.
Веди ораторов ораву —
За пояс он засунет всех...
Слывя занудным индивидом,
Евгений слушал с умным видом,
Как тот, внимание любя,
Спешил глаголить про себя.
Свою доверчивую совесть
Он пред Евгением открыл.
Увы, Евгений был бескрыл,
Он принимал чужую повесть,
Но о себе молчал всегда:
Ни бэ, ни мэ, ни нет, ни да.

XX
Владимир был влюблен. В кого же?
Кто был любви его предмет?
Хотите имя знать? Ну что же,
Раскрою скоро я секрет.
Ни бары, ни друзья, ни шмотки
И ни ростовские красотки
Его не привлекали взгляд.
На кой они, скажите, ляд?
Ведь он влюблен! Теперь, я знаю,
Уже не любят сильно так,
Но он влюбляться был мастак,
И тут его я понимаю:
И ночью темною, и днем
Горел он юности огнем.

XXI
Итак, я вам представлю Олю.
Влюбился Энский без ума.
Она его терзала вволю,
Но полюбила вдруг сама.
Потом в тени деревьев парка
Им вместе становилось жарко,
А если шли они на пляж,
То от любви сгорали аж...
Потом он долго жил в Ростове,
Но вот вернулся как жених,
Все замечательно у них,
И все для свадьбы наготове:
И платье белое с фатой,
И толстый перстень золотой.

XXII
Владимир, обещав жениться,
Ждать брачной ночи не хотел.
Но Оля тут же стала злиться,
И он настаивать не смел.
До свадьбы мама не велела:
Душа-пожалуйста, но тело…
Так полюбил он тишину,
И ночь, и звезды, и луну,
И степь ковыльную, и поле.
Удел поэта был тяжел,
Но он по бабам не пошел
И принял жертвенную долю:
Пусть ночью рубит он дрова.
Жениться? Мучайся сперва!

XXIII
Была ромашкой чистой Оля,
Всегда добра и весела,
С утра — ни капли алкоголя,
Хоть выпить, в общем-то, могла.
Тоской напрасной не томима,
Вся натуральная, без грима.
Всегда резва, как стрекоза,
Все есть — и ноги, и глаза.
Тут не найти другого мненья,
Увидишь даже с бодуна —
Обворожительна она,
И в этом, право, нет сомненья.
Но у меня иной настрой —
Займусь-ка старшею сестрой.

XXIV
Сестра по имени Татьяна
Была на год всего взрослей.
Могла играть на фортепьяно,
По гороскопу — Водолей.
Ах, это имя: Таня, Таня!
Звучит, навеки сердце раня.
Давно устал от Свет и Маш
Задумчивый Евгений наш.
Признаться, вкуса так немного
Порою в наших именах,
Но Таня — это ох и ах!
(От прочих у меня изжога).
Хочу, чтоб так звалась она,
Моя возможная жена.

XXV
Итак, она звалась Татьяной.
Совсем, как Оля, хороша,
Замечена однажды пьяной,
Но, впрочем, милая душа.
Дика, печальна, молчалива,
Белее белого налива,
Она в родной своей семье
Была как будто не в струе,
Как будто из другого клана.
К отцу и матери она
Порой бывала холодна,
И в спальню уходила рано.
Любила часто быть одна,
Толпа ей не была важна.

XXVI
Романтика — ее подруга,
Задумчивость — ее сестра.
В мечтах о выборе супруга
Проводит Таня вечера.
Ее изнеженные пальцы
Не знают игл. Засесть за пяльцы?
Ведь это же такое дно —
Шитье и кройка заодно.
Но о семье она мечтала.
Казалось ей, законный брак
Имеет много разных благ,
К примеру, в росте капитала.
Полно других примеров есть,
Их всех не перечислить здесь.

XXVII
Татьяна в карты не играла,
Азарт совсем не для нее.
Она усиленно читала —
Губила зрение свое.
Мы тоже многое читали,
Заняв места в читальном зале.
Прочтем страницу, и вперед:
В больницу, в школу, на завод.
Когда сестра ее сзывала
Друзей своих на сеновал,
Где каждый ел и выпивал,
Она и тут опять читала.
Не ела с ними, не пила
И не сидела досветла.

XXVIII
Любила Таня на балконе
Курить, приветствуя закат,
В ее обычном лексиконе
Красивых слов шумел каскад.
Она читала и читала,
Когда ж ей книжек было мало,
Глядела в голубой экран;
На кухне мерно капал кран,
Ее он усыплял мгновенно,
И долго в сонной тишине
Она дремала при луне.
И в семь часов обыкновенно
Вставала, вмиг пробуждена,
И вновь курила у окна.

XXIX
Ей рано нравились романы,
Она читала допоздна,
Ее не мучили обманы
Толстого или Куприна.
Отец ее был славный малый,
Немного взбалмошный, пожалуй,
Пусть не читал он ничего,
Не будем обвинять его.
Хоть он и не любил романы,
Но не заботился о том,
Какой читает дочка том,
Ведь все девицы — книгоманы.
Жена его была сама
От тех романов без ума.

XXX
Жена читать любила с детства
Тома изданий подписных.
Они достались ей в наследство,
Она взахлеб читала их.
Там, в книгах, все: любовь, измены,
Короче, царство Мельпомены.
Но муж (жених еще пока)
Смотрел на книги свысока,
К героям иногда ревнуя.
Пусть лучше трудится жена,
Чем в книгу пялится она
И ждет за это поцелуя.
Пусть лучше штопает и шьет
И честь семейную блюдет.

XXXI
И вот она уже невеста.
А вот и в ЗАГС идет она.
Кричат ей: «Тили, тили тесто!»
И хлоп! Oна уже жена.
Был муж умен, красив и молод,
Но захотел покинуть город.
И вот поселок, дом и сад,
Но ей так хочется назад.
Она то плакала, то злилась,
С супругом чуть не развелась,
Но, разорвать не в силах связь,
Со всем внезапно примирилась.
Мы привыкаем ко всему,
Так легче сердцу и уму.

XXXII
Ей хорошо жилось с супругом,
Она утешилась совсем,
Он ей теперь казался другом:
Не пьет, не курит, без проблем.
Поселок полюбился вскоре —
И тут есть развлечений море.
И хоть от центра отдален —
Есть парикмахерский салон.
Есть магазины, дискотека,
Дворец культуры, парк, кино,
Ларек с табличкою «Вино» —
И все для блага человека.
А в гастрономе — колбаса.
Ну не поселок — чудеса!

XXXIII
По вечерам она, заметим,
Писала что-то в дневнике.
Все занимались делом этим —
Сидели с ручкою в руке.
Забросив узкие юбчонки
И превратившись из девчонки,
Как говорили в старину,
В простую мужнюю жену,
Она старела все сильнее:
Усталый невеселый взгляд,
Морщины на лице и шее,
Немодный выцветший наряд.
А время мчалось все быстрей —
Пора пришла для дочерей.

XXXIV
А муж любил ее безумно,
И в женские дела не лез,
Он иногда сморкался шумно,
Но реку обожал и лес.
Спокойно дни его катились,
Соседи иногда сходились,
Приехав из окрестных мест,
Для проведения фиест.
Сначала карты, после пиво,
Вино, вино и домино
И снова карты и вино,
Не запретишь ведь жить красиво.
Там ужин, там и спать пора,
Одно название — дыра.

XXXV
Вот так и жили жизнью мирной,
Не злились из-за ерунды,
Ложились линией пунктирной
Их безмятежные следы.
Два раза в год они болели,
Лежали с банками в постели,
Но в остальном, как весь народ,
Водили жизни хоровод.
С друзьями праздники встречали,
В кино ходили иногда.
Так пролетали их года.
Короче, жили без печали.
А на столе у них всегда
Была хорошая еда.

XXXVI
Итак, они старели оба,
Виски белели сединой,
Но муж уже стоял у гроба...
И был отправлен в мир иной.
Случилось это за обедом-
Сидел за рюмочкой с соседом.
Теперь жена его одна
Стара, несчастна и больна.
Одна теперь надежда — дочки.
Но выйдут замуж, а потом
Забудут путь в родимый дом
И не напишут даже строчки.
Грустит печальная вдова,
Но дальше движется глава.

XXXVII
Владимир Энский, возвращенный
В  пенаты милые свои,
И в Ольгу Арину влюбленный,
Был принят, словно член семьи.
Он выпил на поминках пива
И говорил весьма красиво:
«Меня он нянчил, сорванца,
Его держал я за отца.
Он обещал еще при жизни,
Что Олю выдаст за меня».
«Дождусь ли, — говорил он, — дня?»
Увы, мы встретились на тризне.
А дальше — некролог в стихах
И чей-то ох, и чей-то ах.

XXXVIII
Владимир помянул и деда,
Слезами окропив лицо.
И началась у всех беседа:
Словцо цеплялось за словцо —
Про то, как мало им осталось,
А там болезни и усталость.
А после вовсе их сметут,
Недолго оставаться тут,
Где молодое правит племя,
Растет, волнуется, кипит,
Крепчает, ходит в общепит.
Придет, придет другое время!
Но мы пока еще в строю
И не спешим к небытию.

XXXIX
Пока что пейте жизнь с лихвою,
Как пьете водку иль чаи
И не дружите с головою,
Друзья любезные мои!
Я к людям охладел так рано,
Мне тяжело сойти с дивана,
Романтика-других удел,
И к ней я тоже охладел,
Но не спешу я склеить ласты,
Я графоманией грешу,
Я все пишу, пишу, пишу,
Пусть кляксы на руках от пасты.
Надеюсь я, что этот труд
Прочтут, оценят и поймут.

XL
Возможно, тронет чье-то сердце
Моя мышиная возня,
Пусть иногда острее перца
Рождались строфы у меня.
И может, памятник нетленный
Поставят там, где дух мой бренный
Останется на много лет.
И кто-то скажет: «Вот поэт!
Какие классные творенья!»
Строфа уверенно звенит,
Надеюсь, память сохранит
Все, что писал, без измененья.
Все это будет, а пока
Пусть отдохнет моя рука.


Глава третья

I
—Куда, Вован, ты валишь рано?
—Евгений, мне идти пора,
Теперь, где Оля и Татьяна,
Мои проходят вечера.
—У Ариных? Да неужели?
Прикольней полежать в постели,
Чем вместе с ними пить бурду.
—Ну что ты, Негин, я пойду.
Меня там любят как родного.
Скажи мне честно, прав ли я? —
Простая русская семья,
Добротный дом, полно съестного:
Варенье, водка, куры, мед.
Чего еще недостает?

II
—Не вижу с ними я проблемы,
Но твой ли, Вовчик, это круг?
—Мне плохо лишь среди богемы,
Люблю домашний я досуг.
—Понятно, у тебя там баба,
Но а меня вот душит жаба.
Слабо мне заявиться вдруг?
Скажи им просто — это друг,
И больше про меня ни слова.
Дыра тут, или не дыра,
Потусоваться мне пора.
—Не выпадай в осадок, Вова.
—Поедем к ним? — Да хоть сейчас,
Надеюсь, не прогонят нас.

III
Они, как вихри, полетели.
Явились, их к столу ведут.
«Матрешка Вовчика при теле», —
Подумал Негин-баламут.
Под ложечкой ужасно ныло,
Но тут достали все, что было.
За стол садятся. На столе
Икра и водка в хрустале.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .

IV
Потом, не видя светофоров,
Они домой спешат. Вослед
Летят куски их разговоров —
Мужской классический дуэт.
—Евгений, что же ты зеваешь
И даже рот не прикрываешь?
—Представь, братишка, клонит в сон,
Ведь это ты, не я влюблен.
—Не ной. По мне, так все отлично:
Еда, и сестры, и луна.
Ты нос не вешай, старина,
Не улыбайся безразлично.
Вот только б жирная еда
Не натворила мне вреда.

V
—Так кто из них, скажи, Татьяна?
Ну и нажрался я вчера!
Я их, пожалуй, спутал спьяну,
Поговорить о них пора.
Ты занят младшею сестрою?
—А что? — А я займусь другою,
Мне к Ольге интереса нет.
Ее герой лишь ты, поэт.
(Не знаю, как на ваши вкусы,
Мне обе дороги они,
Ведь на какую ни взгляни,
Любой увидит только плюсы.
Люблю я каждую из них,
Увы, не муж и не жених).

VI
Явившись к Ариным, Евгений
Нежданный произвел фурор,
Оставил море впечатлений,
Хоть не вступал он в разговор.
Пошли гипотезы, догадки:
Хорош собой, живет в достатке...
И на догадках на одних
Татьяне выбран был жених.
Иные даже утверждали,
Что свадьба будет без затей,
Для близких, так сказать, гостей,
Что кольца модные достали,
И если доверять молве,
Возможно, свадьбы будет две.

VII
Татьяна думала об этом,
Пуская сигаретный дым:
«Ну ходит Женя с пистолетом,
А кто теперь не ходит с ним?»
У Тани сердце колотилось,
Похоже, девушка влюбилась.
Скакали мысли  у нее:
«Сидел в тюрьме? Да все вранье!
Намного старше? Что ж такого?
Не выходить же за юнца!
А так он будет за отца.
К тому же, вида городского».
Саму себя уговорить
Она хотела, может быть.

VIII
Так в жизнь ее пришел Евгений.
Она сказала: «Это он!»
Теперь от бурных впечатлений
Ее покинул сладкий сон.
Она не спит, всю ночь мечтая,
Не ест котлеты из минтая,
Не пьет компот, не до подруг,
Все думает: «А вдруг, а вдруг…»
И в облаках себе летает.
В свои мечты погружена,
Не видит никого она,
И даже книжки не читает.
Сидит, печальна и тиха,
И ожидает жениха.

IX
Не лезут в голову романы,
Что ни читаешь, все обман.
Теперь в них видятся изъяны,
Милей ей собственный роман.
Ее герой высокий, сильный,
Удачливый, любвеобильный.
Красивый, словно Д'Артаньян,
Он ей, возможно, небом дан,
Такой надежный, щедрый, нежный.
Он рыцарь? Может быть, король?
Ему идет любая роль,
А может быть, он паж прилежный?
Татьяна хочет одного:
Скорей заполучить его.

X
Себя представив героиней,
Речною нимфою босой,
Афиной, греческой богиней,
Варварой с длинною косой,
Она жила как будто в сказке,
Вокруг нее кружились маски,
Ее надежды и мечты
Носили книжные черты.
Себя пока еще не зная,
В чужой восторг, в чужую боль
Она вживалась, будто в роль,
Сама того не понимая.
Но ждал всегда один финал:
-Ах, он опять не идеал!

XI
Себя на выдумку настроив,
Чтоб посильней звучала лесть,
Порой рисуем мы героев
Прекрасней, чем на деле есть.
Мы так устроены, похоже,
Субъект хваленый нам дороже.
И вот жених: хорош собой,
Богат, умен, не голубой.
Подарки, рестораны, страсти,
Замужество, счастливый брак.
Муж не зануда, не дурак.
Не жизнь — подобие нирваны.
Так мы героя создаем,
Обычным пользуясь враньем.

XII
Татьяна от любви в дурмане,
Не ест любимых макарон,
Ей рыцарь нужен не в романе,
В реальной жизни нужен он.
Читая в книгах про лямуры
(А нынче пишут без цензуры),
Она сказала: «Мой кумир —
Нe мрачный воин, нe вампир,
А шевалье де Казанова.
А также страстный Дон Жуан».
Ее манил любви вулкан,
Манил ее опять и снова.
Какой тут романтизм к чертям?
Пора довериться страстям...

XIII
Люблю я рифмы, но при этом,
Неужто волей бытия
Я перестану быть поэтом,
В прозаики подамся я?
Не устрашась упреков Музы,
С ней разорву былые узы
И напишу другой роман,
Чтоб после юный книгоман
Читал совсем другое чтиво;
Другие будут имена,
Другая, может быть, страна,
Возможно, в жанре детектива.
И может быть, мой скромный труд
Отправят прямо в Голливуд.

XIV
Я тут описываю встречи
Потенциальных женихов,
За них продумывая речи
До самых крохотных штрихов.
Пишу про ревностные муки,
Про неизбежные разлуки.
Пишу, не зная выходных,
Ведь за стихом приходит стих.
То этого веду куда-то,
То эту увожу туда.
Сперва наделаю вреда,
Потом взираю виновато.
Мне Муза шепчет: «Так и так…»
Я лишь записывать мастак.

XV
Татьяна, милая Татьяна!
Не знаешь ты еще сама:
Влюбленность поздно или рано
Должна свести тебя с ума.
Любовь — не книга, не газета,
Не прочитать про то и это.
В ловушку угодила ты
Своей же собственной мечты.
Ты будто сети расставляла,
Но вдруг сама попалась в них,
Жених он или не жених,
И пусть его ты знаешь мало,
Везде, везде перед тобой
Усы над дерзкою губой.

XVI
Тропа любви ведет Татьяну
В холодный сад, она в тоске.
—Я тут совсем одна завяну,
Я тут вишу на волоске.
Татьяна жадно закурила,
Глаза зажмурила уныло,
Дыханье сперло у нее.
-Он рэкетир? Да нет, вранье!
Ночь настает, луна восходит,
И соловей заснул в кустах
Среди других заснувших птах.
Увы, Евгений не приходит.
Она хватает телефон.
У Светки раздается звон.

XVII
—Ну что же ты так поздно? Боже!
Тебя, увы, не изменить.
Который год одно и то же.
Влюбляться хватит, может быть?
Там стужу обещали, вроде.
Чего? Не хочешь о погоде?
Какие страсти? Ха-ха-ха!
Любовь, подруга, чепуха.
Тебя я вырву из пучины.
Ты сохнешь от битья баклуш.
—Что ты несешь? Какая чушь!
Мой интерес сейчас — мужчины.
Точнее, лишь один из них,
Возможный будущий жених.

XVIII
-Жених? Ты спятила, подруга!
Муж, дети, вредная свекровь...
Какая может быть любовь?
Представьте — Танька, и супруга!
—Остаться в старых девах? Дудки!
Я в полном вроде бы рассудке.
Пусть старше он на десять лет,
По мне, проблемы в этом нет.
Люблю мужчин я зрелых, кстати,
А юных только иногда.
Я хороша и молода,
И после ЗАГСА и печати
Меня отправят со двора
К нему под громкое ура.

XIX
А дальше... нет мечтам предела.
Да ты не слушаешь меня!
—Тебя мне слушать надоело,
Какая ночью болтовня?
—Хочу я замуж, слышишь, Светка?
Ведь я давно не малолетка.
—Танюха, спит давно бычoк,
А я попалась на крючок.
Но все, я засыпаю, точка.
Пойди и ты поспи чуток,
Мы завтра подведем итог,
Когда пропустим по глоточку.
Спросила Танечка: «Tы тут?»
Но в трубке лишь гудки идут.

XX
«Я влюблена, — мечталось Тане, —
И будет он в меня влюблен.
Его притащим на аркане,
Пусть только не захочет он!»
Луна за окнами сияла,
Татьяне Светки было мало,
Она звонила всем подряд,
Хотя никто ей не был рад,
Ведь было поздно, люди спали
Им было все до фонаря,
Они то злились втихаря,
То на звонки не отвечали.
Татьяна не могла уснуть,
Хоть ей и спать хотелось жуть.

XXI
Итак, она не спит, страдая.
Уже не спит который час.
—Ведь я стройна и не худая,
И замуж выйду хоть сейчас.
И тут она берет бумагу
И о себе слагает сагу,
Английский выбрав для письма,
Что удивительно весьма,
Возможно, так писали дамы
Когда-то в прежние года.
Не все поймет он? Не беда!
Полезно для саморекламы.
И вот написано оно,
Внезапной страстью рождено.

XXII
Я знал красавиц разномастных,
Холодных, словно лед, я знал,
Горячих и прелюбострастных,
Любых, которых бог послал.
Я удивлялся их красотам,
И никогда я не был жмотом.
Но признаюсь, бежал от них,
Не друг, не муж и не жених.
У них на лбах пометка ада:
Оставь надежду, милый друг,
Любовь — болезненный недуг,
И от него лечиться надо;
От женщин тяготы одни
И в прошлые, и в наши дни.

XXIII
Они мужчин во все эпохи
Сводили весело с ума,
Мужчины большей частью лохи,
О том написаны тома.
Подруги наших дней спесивы,
Но только ими мы и живы,
У них ключи от счастья есть,
Они умеют в душу влезть
И оставаться там бессрочно.
Их речь бессвязна и нежна,
И, как вино, пьянит она.
Но с ними связь всегда непрочна!
Опять какой-нибудь чудак
Не может их понять никак.

XXIV
Виновна ли была Татьяна,
Что так хотела под венец?
Все говорят, мол, рано, рано,
Беспечным дням придет конец.
Но Таня слушать не желала,
Ей ухажеров было мало.
Никто не хочет к ней в мужья.
(Ах, где же был в то время я!)
Татьяна так хотела брака!
И к кандидату своему
С охотой бы пошла в тюрьму,
Пусть он и рэкетир. Однако,
Евгений был красив, богат.
Ну, словом, чем не кандидат?

XXV
Судить пытаясь хладнокровно,
Татьяна думала о нем:
«Сидел? Не повод, безусловно,
Я это чувствую нутром.
Влюбить Евгения нeтрудно —
Хвалить, желательно прилюдно,
Надежно в сети завести,
Самой запутаться в сети,
И вот уже почти готово:
Измучить сердце, а потом
Надежным привинтить болтом
К себе мужчину холостого.
И вот в оковах наш жених,
Не вырваться ему из них…»

XXVI
Сегодня я пораньше встану,
Часам, пожалуй,  к десяти.
Я должен буду за Татьяну
Ее письмо перевести.
Она писала по-английски
И в рюмку подливала виски.
Спиртное — не ее конек,
Но трудный выдался денек.
И вот закончены старанья,
Пусть не поймет он ничего,
Она хотела одного —
Его всецелого вниманья.
Английский — это выпендреж.
Возможно, это так. И что ж?

XXVII
Нас в школе не могли заставить
Учить английский. Никогда!
И я не мог себе представить,
Какая в нем была нужда.
Откройте-ка свои секреты,
Что за учебные предметы
Любили — не любили вы?
Я инглиш не любил, увы.
Тогда другие были нравы,
Скажу, что с русским языком
Я с малолетства был знаком
Не для игры, не для забавы.
Как ни крути, чужой язык
Любить — какой-то странный бзик.

XXVIII
Пусть не достигнут эти строки
Тех, кто с грамматикой в ладу,
Ведь я прогуливал уроки
У всех прохожих на виду.
Как юмориста без улыбок,
Без грамматических ошибок
Себя представить не могу —
Они живут в моем мозгу.
Придет другое поколенье,
Другие фразы и слова,
Удобные для большинства,
Тогда введут в употребленье.
Без грамматических дилемм,
Понятно, лучше станет всем.

XXIX
Пусть будет полон женский лепет
Ошибок или странных слов,
Он все равно рождает трепет
И повод мыслить для мозгов.
Противиться любви  нет силы —
Влекут Наташи и Людмилы,
А с ними юности грехи
И Вознесенского стихи.
Но хватит, мне пора заняться
Татьяной милою моей,
Немного я забыл о ней,
Сейчас ей сны, похоже, снятся.
Я должен огласить письмо,
Оно повисло, как ярмо.

XXX
Так где ты, переводчик смелый?
Меня ты выручить приди!
Я в этом деле неумелый,
Все перепутаю, поди.
Переведи на русский строки,
Припомнив школьные уроки
И заграничные слова.
Тебе английский — трын-трава,
И мне нужна твоя подмога.
Я даже в русском языке
Порой вишу на волоске
И делаю ошибок много.
Но может быть, с тобой вдвоем
Мы то письмо переведем.

XXXI
Письмо Татьяны пахло луком
Малиной, местною рекой.
Но эти запахи к разлукам —
Не будет свадьбы никакой.
Английский? Это очень ново,
Хоть и не понял я ни слова,
Увы, читать без словаря —
Потратить, значит, время зря.
Со словарем, закрывшись в ванной,
Я прочитал письмо, и вот —
Неполный, слабый перевод,
Черед минуты долгожданной.
Эх, был я в школе лоботряс,
Не удивлю английским вас.
Письмо Татьяны к Негину

Пишу письмо. Звонить не стану,
Но все при встрече повторю.
Ты мне оставил в сердце рану,
Я вся огнем теперь горю.
Нет, в облаках я не витаю,
Но жду тебя день ото дня.
Зачем ты мучаешь меня?
Сперва я позвонить хотела,
Потом решила — напишу,
Я тут не языком чешу,
Хоть выражаюсь неумело.
Я поняла — момент настал,
Ты будто подал мне сигнал,
И я к нему была готова.
И пусть  тебе немало лет,
Но ты ведь не столетний дед!
Когда тебя увижу снова?
Зачем явился ты сюда?
От любопытства или скуки?
А мне теперь одна беда,
Хоть ты мои не видишь муки.
Что будет, Женя, если я
Скажу тебе такую фразу:
Хочу я взять тебя в мужья
И в дом твой переехать сразу.
Влюбленности пропустим фазу,
И сразу в ЗАГС. Я не пойму
Зачем нам время даром тратить?
Пора остепениться, хватит!
Тебе ведь плохо одному?
Вся жизнь моя была залогом
Того, что стану я женой,
Ты ведь заехал под предлогом,
Чтоб познакомиться со мной?
Теперь жениться ты обязан,
К тому же, мне приснился сон:
Ты узами со мною связан,
Храпим мы дружно, в унисон...
Ты видел — щеки покраснели,
Когда ты подошел ко мне?
Я вся, как будто в странном сне,
Мое терпенье на пределе.
Я помню твой одеколон —
Лаванда с примесью шафрана.
Ты был похож на Дон Жуана
И я сказала: «Это он!»
Тебя по знакам и приметам
В наш край заброшенный влекло.
Ты стал любви моей предметом,
И не жалею я об этом
А уж тебе как повезло!
Меня ты оценил, я знаю,
Теперь я без тебя страдаю,
Теперь не сплю я по ночам.
Спрошу совсем не для укора:
Зачем ты убежал так скоро
И больше не приходишь к нам?
Кто ты? Коварный Казанова
Из мира нового, иного?
Мои сомненья разреши,
А вдруг мне только показалось,
Что наша встреча состоялась.
Ответ скорее напиши.
Тому и быть! Себя саму
Отныне я тебе вручаю,
С тобой отправлюсь хоть в тюрьму,
Тебя я в сердце заключаю,
Вообрази: я здесь одна
Всю ночь тоскую до рассвета,
Пока вращается планета,
Сама себя жалеть должна.
Я жду тебя, приди скорее,
Хочу я стать твоей женой,
Любой возможною ценой,
Повиснуть у тебя на шее.
Письмо мне страшно перечесть,
Но ничего не исправляю.
Пошлю его таким, как есть.
Прочтешь ли ты его? Не знаю.

XXXII
Татьяна бедная то плачет,
То смотрит на письмо в руке.
Уже поселок весь судачит,
И брак у всех на языке.
Ей неприятны эти речи,
Сорочка обнажает плечи,
За ними маленькую грудь.
—Мое  письмо, конечно, муть,
Но я отправлю, пусть читает.
Она, схватив конверт рывком,
Коснулась марки языком.
Уже пора, уже светает.
Так дождалась она утра,
Сказав: «Ни пуха ни пера!»

XXXIII
Письмо на почте оказалось,
И почтальона ждет оно.
Немного в ящике помялось,
Был он набит, не мудрено.
И снова Таня будит Светку —
Немного пореветь в жилетку,
О том, об этом потрещать.
И не дает бедняге  спать.
-Тебе я повторяю снова,
Тебя погубит этот тип,
Любовь, Татьяна, точно грипп,
А потому, ты нездорова!
Лекарства от болезни нет
Чихнул, и сразу в лазарет!

XXXIV
—Ты не пугай меня, подруга.
Я не боюсь болезни той,
Я без пяти минут супруга,
Ведь он мужчина холостой.
—Тогда зачем меня будила?
Откуда вдруг такая сила
Не спать часами? Черт с тобой,
Я убегаю. Все. Отбой.
—Куда? И Таня сразу в слезы.
—Ну ладно, ладно, не реви.
А что касается любви,
То будут и шипы, и розы.
А выйти замуж не напасть,
Кабы за мужем не пропасть.

XXXV
—Ты не чувствительна, Светлана!
Но я все знаю наперед —
Он рыцарь моего романа
И мне для жизни подойдет.
—Ах, Танька, не боишься, что ли?
—Не по моей, заметь-ка, воле,
Виню я Энского во всем —
Он притащил его в наш дом.
А может, взял бы на поруки
Меня какой-нибудь чувак?
И я б не мучилась, а так...
Как ни крути, сплошные муки.
Ну ладно, Светка, спи пока,
И может я посплю слегка.

XXXVI
Уже промчались две недели,
Ответа на письмо все нет,
Заперся Негин в цитадели,
Не едет и не шлет ответ.
Приехал обожатель Оли.
—Тащите друга из неволи!-
Совет хозяйки был ему.
—Куда исчез он, не пойму.
(Татьяна тут же покраснела).
—Сегодня будет, зуб отдам!
Пока же, я замечу вам,
Его удерживает дело.
Какое именно из них,
Увы, не знаю — много их...

XXXVII
Смеркалось, со стола бутылки
Уже в помойку отнесли.
У Вовы с Олей взгляды пылки,
Им свадьба видится вдали.
Поэт стихи читает бурно,
Досуг проводится культурно:
Гитара, карты, домино.
Татьяна же глядит в окно.
«Когда, когда? Я ждать устану!
Я умираю от тоски!»-
Татьяна злится, трет виски.
И губы тянутся к стакану.
В стакане красное вино.
Но отчего горчит оно?

XXXVIII
Меж тем глаза ее горели,
Она несла какой-то вздор,
Оладьи ела еле-еле,
И вдруг мотор влетел во двор.
«Евгений здесь! Прочел он, значит,
Мое письмо». Татьяна скачет
И пулей вылетает в сад,
А вдруг Евгений ей не рад?
Опять у Тани слезы градом,
А нужно добиваться встреч,
От вечных карт его отвлечь
И удержать с собою рядом.
Не подложил бы он свинью.
Татьяна села на скамью.

XXXIX
Приехал все-таки Евгений!
Когда же будет разговор?
Татьяна в жажде приключений
Свой ожидает приговор.
Она дрожит и пышет жаром,
Не знала, что таким кошмаром
Любовь предстанет перед ней,
Хоть и ждала подобных дней.
По радио запели что-то,
Но слов не слушает она,
Разозлена, раздражена,
От нервов у нее икота.
Придет ли к ней Евгений? Нет,
Евгения простыл и след.


Песня по радио

Девушки красивые
Нынче очень дороги,
Не страдайте, мальчики,
Не страдайте, бедные,
Добывайте денежки,
Денежки заветные.
Вот тогда к вам девушки
Поплывут, как рыбоньки.
Как завидят издали,
Одарят вниманием.
А пока вы бедные,
Закидают шапками
И вещами разными
Вас, нулей без палочек.
Не ходите, мальчики,
Вы за ними толпами,
Ведь они надменные,
Ведь они спесивые.

ХL
Несется песня, но Татьяна
Совсем другим увлечена,
Болит ее живая рана,
Дрожит сердечная струна.
Ах, это жаркое волненье,
И не спасет уединенье,
Вся в мыслях с ним, душа больна
И от любви, и от вина.
В сачке так бабочка страдает.
И бьется радужным крылом,
И поделом ей, поделом —
Пусть, где не надо, не летает.
Так чувствует издалека
Добыча меткого стрелка.

ХLI
Но вот она пошла из сада,
Совсем озябнув, снова в дом,
Ей Негина увидеть надо —
Татьяна держится с трудом.
Но занят покером Евгений,
Виновник всех ее волнений.
Огнем внезапно сожжена,
Не дышит бедная она...
Конечно, вы узнать хотите,
Что было дальше, но пока
Устали ручка и рука
Пойду посплю я, извините.
Так сладко спится при луне.
Кого увижу я во сне?


Глава четвертая

I. II. III. IV. V. VI.

VII
Чем больше женщину мы любим,
Тем больше тратим на нее,
И так свои богатства губим,
А с ними — праздное житье.
Любовь сегодня стоит много,
Когда подруга длиннонога.
А если есть большая грудь,
Про деньги ты совсем забудь.
И мы, растратив капиталы,
Страдая от душевных ран,
Уйдем, как стайка обезьян, —
Бедны, разбиты и усталы.
А женщина найдет других,
Здоровых, сильных, дорогих.

VIII
Друзья, не надо лицемерить,
И повторять одно и то ж,
Пытаясь публику уверить
В том, что так просто не поймешь.
Что молодому поколенью
Мы приготовили к рожденью?
Какой в шкафу сидит скелет
У девочек в пятнадцать лет?
Не рано ль нас влечет из дома
На дискотеки, например?
Мы юности берем барьер.
Мне так подобное знакомо.
Когда-то был таким и я,
Все это — молодость моя..

IX
О чем же думал мой Евгений
В начале юности своей,
Являясь жертвой заблуждений
И необузданных страстей?
Богатой жизнью избалован,
Давно ничем не очарован,
Зато разочарован в дым.
А был он разве молодым?
Не радуясь любви, успехам,
Считал он только барыши,
Все как-то вяло, без души,
Зевоту подавляя смехом.
Вот так убил он десять лет —
Года промчались, и привет!

X
С друзьями квасить не желая,
К тусовкам равнодушен он.
Промчалась молодость былая,
И зрелость поднялась на трон.
В любви не видя упоенья,
Любил он для успокоенья,
На женщин сохраняя злость,
Он был в любви нежданный гость.
Придет, не поцелует в щеку,
Глядишь, и кончилась игра,
Теперь ему домой пора —
Он тут живет неподалеку.
Красавицы в постель зовут,
Но ослабел любовный зуд.

XI
Но, получив посланье Тани,
Евгений думал: «Вот дела,
И что такого в нем, в мужлане,
Красотка сельская нашла?»
Он вспомнил: Bond она курила,
Облокотившись на перила,
Со всеми водку не пила,
А под конец совсем ушла.
«К чему на инглише писала?
Я там не понял ни фига —
Неслась какая-то пурга,
Как будто вызов мне бросала...»
Но надо нам вернуться в сад,
Где Таня с Негиным стоят.

XII
Минуты две они мычали,
И не вязался разговор.
Потом права свои качали —
Такой устроили сыр-бор!
Она его ловила в сети,
Тянулась к новой сигарете,
А он пытался ускользнуть,
Хоть пожирал глазами грудь.
Она хотела замуж. Жене
Женитьба не была нужна.
Какие бредни — муж, жена!
Ему счастливый брак до фени.
И, распалившись, как в бою,
Он выдал версию свою.

XIII
«Когда б я стал твоим супругом,
То быстро б захотел пойти
Налево, по твоим подругам,
Что попадутся на пути.
Прикинь ужасную картину:
Мою небритую щетину,
Разборки, головную боль,
Опять разборки. Нет, уволь!
Какой я муж? Сдурела, что ли?
Я не люблю семейных уз,
И хоть я далеко не трус,
Но не умею жить в неволе.
Семья? В другой, пожалуй, раз.
Все остальное — хоть сейчас.


XIV
«Жить вместе? Это же мученье!
Сто раз подумай ты сперва.
Я вовсе не венец творенья,
Хоть и красавец, ты права.
Отдельно жить не так уж плохо,
Чего рыдаешь? Вот дуреха.
Придумал, видно, слово «брак»
Какой-то форменный дурак.
В натуре, ты ж не истеричка?
Чего размазываешь тушь?
Придумали же слово «муж»!
Подумай хорошенько, птичка:
Встречаться будем у меня
В квартал четыре, скажем, дня.

XV
«Что может быть на свете круче,
Чем жить раздельно? Для меня
Жена подобна серой туче,
Возникшей в середине дня.
Она похожа на торнадо,
И, значит, мне жены не надо.
Всегда нахмурена она,
Одно название — жена.
Ты говоришь, что я ужасен.
Таков я, что кривить душой,
Имею опыт я большой
Из жизни — не из всяких басен.
Выходит, твой удел таков —
Забудь супружеский альков.

XVI
«Еще базарить рановато,
Но я, в натуре, говорю:
Тебе я брюлик в три карата
Хоть не женюсь, но подарю.
Послушай-ка меня без гнева:
Ты будешь, словно королева,
В шелка одену и в джинсу,
Я много пользы принесу.
Садиться на уши не стану,
Зачем фуфловые слова?
Ты, может, в чем-то и права,
Но мне оно по барабану.
А слезы, распри до ножей
Оставь-ка для своих мужей».

XVII
Так проповедовал Евгений.
Татьяна плакала навзрыд,
И понимала — без сомнений
Ее коварный план раскрыт.
—Ну что? — спросил Евгений Таню.
—Какое что? Иди ты в баню!
Ты тут несешь какой-то бред.
Но Негина простыл и след...
И вот пришла в слезах Татьяна,
Все удивились, но никто
Не вздумал и пенять на то.
Лишь позже, сидя у экрана,
Спросила Ольга: «Ну и как?»
Татьяна в слезы: «Он дурак!»

XVIII
Ты согласишься, мой читатель,
Что очень плохо поступил
С несчастной Таней наш приятель?
Вполне возможно, он сглупил.
Теперь заняться нечем даже.
Из-за какой, скажите, блажи
Сидеть он будет взаперти
И жизнь затворника вести?
Родня, чтоб стало легче Тане,
Его облает так и сяк...
Но тут он раскурил косяк
И сразу задремал в нирване.
Ему приснился странный сон:
Он в Олю Арину влюблен.

XIX
Я незаметно усыпляю
Вниманье ваше, господа,
И лишь случайно замечаю,
Что завожу вас не туда.
На чердаке пылятся книги,
И в них давно не видят фиги,
А ищут истину в вине,
Тот поиск был знаком и мне.
Но а сейчас хочу сказать я
В кругу порядочных людей,
Без задних мыслей и затей:
Все люди в этом мире братья!
Друзья, поднимем же бокал,
Чтоб наш задор не иссякал!

XX
Зевнул читатель благородно,
Ведь утомился он давно.
Я утомлю кого угодно,
Своими тары-бары, но...
Что значат для меня родные?
Приятно с ними в выходные
Поехать за город, к реке,
Иль покататься на катке.
Люблю в кругу семьи отметить
Восьмое марта, Новый Год,
Когда гуляет весь народ
И много пьет, хочу заметить.
Но праздник, он на то и есть,
Чтоб много пить и много есть.

XXI
Пусть я немного вас запутал,
Зато романа вьется нить,
Наверно бес меня попутал —
Ну не могу не говорить.
Нет дела мне до вихрей моды,
До своенравия природы,
Когда пишу я целый день.
Писать мне никогда не лень.
Меня покинули подруги,
Им скучно сделалось со мной.
Я все пишу, как заводной,
Вертя слова, как в центрифуге.
Мне светит полная луна,
И ручкой правит сатана.

XXII
Кого любить? К кому стремиться?
Кто самый лучший из людей?
С кем так легко договориться?
Кто полон планов и идей?
Кто не изменит нашим взглядам
И к нам не повернется задом?
Кому порок наш не беда
И та же нравится еда?
Я так скажу без рассуждений:
«Других любовью не губя,
Любите самого себя,
Из самых лучших побуждений».
Субъект достойный. Большинство
Пожалуй, любит лишь его.

XXIII
Что было следствием свиданья?
Татьяна с горя запила,
Ее замучили страданья,
Которым не было числа. 
Но вот Татьяна протрезвела,
В обтяжку юбочку надела,
Хотя душа еще болит.
Для мести нужен лучший вид:
Лицо, фигура с нужным весом.
Теперь цвести ей для других,
Другой найдется ей жених,
А Негин пусть уходит лесом.
Татьяну не накроет тень.
Ее девиз — счастливый день!
XXIV
Татьяна, похудев изрядно,
Напрасно дома не сидит,
Она к поклонникам нещадна,
Она сердца им бередит.
К любовному готовясь бою,
Она любуется собою.
Пора бы замуж ей, пора,
Но замуж — сложная игра.
Хотя, задумайтесь немного,
Представьте Таню как жену —
Живет, как жили в старину,
Почти за пазухой у бога.
Такая шла о ней молва,
Но это были лишь слова.

XXV
И вот пришел Владимир к Оле,
Чтоб попросить ее руки.
Манерам не учили в школе,
Когда стояли у доски.
Не зря же Энский был поэтом
Влюбленным, я скажу, при этом.
Таких мужчин теперь уж нет
И Оля не сказала «нет».
И что ж? Любовью упоенный,
Почти не ведая стыда,
Уже он может иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Поцеловать ее взасос,
Все-все у них теперь всерьез.

XXVI
Он Оле иногда читает
«Советы будущей жене».
Их автор очень много знает
И эрудирован вполне.
А между тем, там три страницы —
Пустые бредни, небылицы.
Советы женам и мужьям
Могу, поверте, дать я сам...
Уединясь на сеновале,
Они играли (черт-те что!)
На раздевание в лото,
Вы их бы даже не узнали.
И Энский, выиграв пять раз,
Сказал: «Фигура Оли — класс!»

XXVII
Он и у Ариных, и дома
Все занят Ольгою своей,
И написал четыре тома
Стихов — и все стихи о ней.
Он иногда рисует тушью,
Но все пришли к единодушью —
Художник из него плохой,
Не майся, дескать, чепухой.
И потому в ее тетради
Пониже надписей других
Владимир снова пишет стих,
Что посвящен его отраде.
Мгновенной думы легкий след —
Так пишут только в двадцать лет.

XXVIII
Конечно, вряд ли вы читали
Влюбленной девушки дневник.
Вы б много из него узнали,
Возможно, больше, чем из книг.
Здесь страсти, тайны и секреты,
Мальчишки, водка, сигареты.
Уж лучше вам не лезть туда,
А то сгорите со стыда.
Ах, эти тайные тетради,
Где слов и мыслей винегрет,
Хоть в них порой и смысла нет,
Писали ж их чего-то ради.
А вот и чей-то телефон.
Ах, это он! Ах, это он!

XXIX
Тут непременно вы найдете
Все то же, что и век назад:
Цитаты разные в почете,
Их тут собрался целый клад.
Стихи, загадки, анекдоты,
Слова каких-то песен, ноты.
В такой альбом, друзья мои,
Обычно пишут лишь свои.
Вот так и мне писать отрадно
Какой-то непонятный вздор.
Я написал роман на спор.
В стихах. Мне это не накладно.
А то, что я чуть-чуть приврал,
Так это разве ж криминал?

XXX
Ах вы, Светланы, Гали, Томы!
Не ждите сдобных калачей,
Впишите в новые альбомы
Шедевры модных рифмачей.
Рисунок сделайте проворно,
Но только не рисуйте порно.
И что написано пером,
Не вырубайте топором…
Мы все старались отличиться,
Писали так, писали сяк,
Пока азарт наш не иссяк,
Возможно, нам пора лечиться.
Залезть бы под холодный душ,
Чтоб не писать такую чушь!

XXXI
А Энский пишет все и пишет
В тетрадку Ольги молодой.
И на нее неровно дышит,
Аж даже стал совсем худой.
Она чихнет — он пишет оду,
Все Оленьке своей в угоду.
Все Оленьке своей одной.
Как слушает врача больной,
Так Оля слушала поэта
Под стуки сердца своего,
И ей хотелось одного —
Их гармоничного дуэта.
И чтоб поставили печать.
И в церкви их потом венчать.

XXXII
Не надо критики убогой,
Что мало драмы, мало слез.
Мы правильной  идем дорогой
И если шутим, то всерьез.
Не надо слез, не надо драмы,
У нас другой расклад программы:
Жалеть о прежнем, о былом —
Что собирать металлолом.
(Я ж собирал макулатуру.
Потом до дыр ее читал —
Бумага лучше, чем металл,
Что не несет в народ культуру).
Не так ли, друг мой? Так пиши
Смешное что-то для души.

XXXIII
Как юмористы бы сумели,
Как пародисты бы смогли,
Пиши смешное с колыбели,
Пусть не дадут за то рубли.
Припомни, что сказал сатирик:
«Что нам до ваших скучных лирик?
Мы утомились от речей
Унылых наших рифмачей,
Все в их поэзии тоскливо,
И даже иногда мертво,
Слова не значат ничего,
Сатирика же слово живо».
Поспорил бы, но я молчу,
Ни с кем ругаться не хочу.

XXXIV
Хотя стихи писал крутые,
Над ними Энский не потел.
Он ненавидел запятые
И ставить точки не хотел.
Но Ольга и сама, бывало,
Расставить знаки забывала.
Я тоже забываю их,
Очередной слагая стих,
Меня вы не судите строго,
Я с пунктуацией вразлад
Иду который год подряд.
Пусть у меня ошибок много,
Но я стараюсь от души,
Надеюсь, вирши хороши.

XXXV
И я плоды моих творений
И грамматических идей
Читаю вам, и мой Евгений
Обычен для простых людей...
Устав от скучного обеда,
Люблю я заманить соседа
И пригласить его к столу.
А после, подперев скулу,
Читать все то, что написалось,
Что вылезло из головы.
За сутки не прочесть, увы.
Сосед ушел. Какая жалость!
А я в плену своих же строф,
Читать и ночью их готов.

XXXVI. XXXVII
А что же Негин? Кстати, братья,
Хочу вам быстро описать
Его обычные занятья.
Он не вставал ни в шесть, ни в пять,
Он был совою, и при этом
Ложился в час зимой и летом,
Вставал он в поздние часы,
Пил чай с кусочком колбасы,
Потом икру с кусочком сала
Не торопясь чередовал,
В финале кофе выпивал,
Просматривал журнал, бывало,
И одевался не спеша.
Жизнь, безусловно, хороша.

XXXVIII. XXXIX
Прогулки по лесу и лугу,
Вино, съестное, крепкий сон,
Не рад ни недругу, ни другу,
Дичая, жил в поселке он.
Штаны немодные и кеды.
Но если пил, то до победы:
Бутылка красного вина,
И очень часто не одна.
Вот жизнь Евгения пустая.
Печально предаваясь ей,
Он был один, он был ничей,
Его не волновала стая.
Забыл он город и подруг,
Не видя никого вокруг.

XL
Ах, наше солнечное лето —
Карикатура снежных зим,
Жара нас душит, но на это
Мы спьяну вовсе не глядим.
Уж небо осенью дохнуло
Как только вышло из загула,
Становится короче день,
И танцевать стрекозам лень.
А тут и снег, поземка вьется,
Пора нам в валенки, пора,
Уже в ушанках детвора,
И осень в зиму не вернется.
Морозны стали вечера —
Зима стояла у двора.

XLI
Поселок спал во тьме холодной,
Опять со светом перебой,
Завыл надсадно волк голодный,
Как раз он вышел на разбой.
Его услышал зайчик белый,
Но в этот час заледенелый
От волка вряд ли будет прок,
От стужи он совсем продрог.
И справа снег лежит, и слева,
Замерзли голые поля,
И ты замерз, и он, и я.
Зима же, ветреная дева,
Танцует твист, задравши нос,
И повергает всех в гипноз.

XLII
Опять вовсю трещат морозы,
В снегу деревья и дома.
Не хочешь ни стихов, ни прозы,
Все перечитаны тома.
И фильмы тоже надоели,
По дому ходишь еле-еле.
И это каждою зимой.
Одет в тулуп Евгений мой.
Вот, как на лапках гусь тяжелый,
Идет он почту получать,
На сердце холода печать,
Скользит и падает. Веселый
Сосед смеется: «Ха-ха —ха,
Слетела шапка с жениха».

XLIII
В глуши что делать в эту пору?
Гулять? На лыжах, и вперед?
Тоскливо докучает взору
Бескрайний серый небосвод.
Кататься на коньках по речке?
Катка ведь нет в таком местечке.
Скользишь, боишься, кошкин ёж,
Того и жди, что упадешь.
Не лучше ль, сидя на диване,
Листать потрепанный журнал?
А там рассказ про криминал,
Там взяли Маню на кармане.
Пей иль не пей — одно и то ж,
Ведь наш Евгений толстокож.

XLIV
Его не волновали слухи,
Он был с подобным не знаком,
Хотя ростовские старухи
Чесать любили языком.
Но он в поселке оказался,
Поскольку дядюшка скончался.
А Негину и дела нет,
Что скажет поселковый свет...
Пришел он к Энскому, зевает,
Бутылка водки, пышный стол,
Блины, картошка, разносол.
Владимир гостя зазывает:
 «Давай обедать поскорей,
Я тут нажарил пескарей».

XLV
Потом достал он «Три семерки»,
Свое любимое вино.
Икорки маленькие горки
На стол поставлены давно.
Вино сверкает и струится,
В бокале истина томится.
Таким когда-то был и я —
Глотал котлеты не жуя.
А помните, когда, бывало,
Мы напивались от души?
А если были беляши,
То наедались до отвала?
Мы были молоды с тобой,
И хвост у нас стоял трубой.

XLVI
То было раньше. Нынче вина
Наносят мне огромный вред —
Несу коньяк из магазина,
Вину сказал я твердо: «Нет!»
Я не способен больше к пьянству
И склонен к вегетарианству.
Вино осталось за спиной,
Теперь коньяк везде со мной.
Мне «Арарат» подобен другу,
Который в горе и в беде
Утешит всюду и везде,
Готовый оказать услугу.
К примеру, разделить досуг.
Да здравствует коньяк, мой друг!

XLVII
Вдруг свет потух. Сгорели пробки.
Куда надежней свет дневной.
Трезвея, выпили по стопке
И закурили по одной.
А что же делать им без света?
Так просидели до рассвета.
Уже встает в окне заря.
Я тут подумал втихаря,
Люблю я дружеские сходки
Когда пьют крепко, допьяна,
Не испугавшись бодуна,
До исступления от водки,
До искривленья бытия...
Но вот беседуют друзья:

XLVIII
—Ну что соседки? Что Татьяна?
—Они растенья двух сортов.
Налей еще мне полстакана.
—Довольно, ты уже готов.
—Они красивы и при теле,
—Да-да, и как похорошели!
У Ольги стала пышной грудь.
Заедем к ним мы как-нибудь.
А то ты заглянул однажды
И сразу скрылся со двора.
Пора к ним заглянуть, пора.
—Да был у них уже я дважды.
—Забыл! Какой же я кретин!
Я приглашен к ним...не один.

XLIX
Там у Татьяны именины.
В субботу вечером, к семи.
Приглашены лишь две кузины,
Я помню их еще детьми.
—Опять там будет тьма народа,
Милее мне сейчас природа.
—Да никого, уверен я!
Кузины и ее семья.
Сидишь тут в логове медведем.
Поедешь? Будет сабантуй.
Все! Решено, и не бунтуй,
Мы едем, едем, едем, едем.
Скрепив решенье коньяком,
Они расстались вечерком.

L
Сиял поэт Владимир Энский!
День свадьбы выбрали уже,
Хотя мороз стоял крещенский,
И вьюга выла в кураже.
Поэта лавры ожидали:
Награды, почести, медали,
Ведь он чудесный был поэт.
Но Оли милый силуэт
Ему двойною был наградой.
В семейной жизни видел он
Не бесконечный марафон —
Прогулки со своей отрадой.
Но Энский вряд ли понимал,
Какой готовлю я финал.

LI
Он был любим... По крайней мере,
Так Оля виделась ему.
В такой приятной атмосфере
Легко и сердцу, и уму.
Он был, как путник на ночлеге,
То утопал в приятной неге,
А то летал, как мотылек,
Пока с простудою не слег.
Был жалок он, глаза горели,
И так болела голова,
Что и любовные слова
Произносил он еле-еле.
И Оля, точно медсестра,
С больным возилась до утра.



Глава пятая

I.
В тот год морозная погода
Стояла долго на дворе,
Но лета жаждала природа,
Хоть дело было в декабре.
А помните? Поют капели,
И птицы расточают трели,
А дальше зацветает сад:
Черешня, слива, виноград.
Направо травка зеленеет,
Налево солнышко блестит,
Растет весенний аппетит,
А там и лето подоспеет,
Деревья в зелени листвы.
Но все в мечтах. Зима, увы.

II.
Зима! Машины в пробках стали,
Ветрище, слякоть, суета.
Укутать горло не пора ли?
А также прочие места.
Дубленки, шубы, рукавицы,
Синеют модные девицы
В коротких юбочках своих,
Ведь холод лют, а ветер лих.
Лишь дети рады снежной пляске:
Снежки, катание с горы.
Какой восторг для детворы!
В снегу деревья, точно в сказке...
Ты помнишь, как тебе зимой
Кричала мама: «Марш домой!»

III.
Но, может быть, такого рода
Картины вам не по нутру?
Вам ближе дикая природа,
К примеру, в девственном бору?
Там тишина, деревья в белом,
Как будто их покрыли мелом.
Про зиму снежную не раз
Сам Пушкин вел в стихах рассказ.
(Вы их читали, я уверен).
Кто мы, поэты, перед ним?
Его талант неоспорим,
Я с ним тягаться не намерен.
Но может, мне за тяжкий труд
Когда-нибудь медаль дадут.

IV.
Татьяна зиму не любила.
Когда снежинки в волосах,
Когда нет толку от светила,
Что замерзает в небесах.
Она мечтала о курортах,
О платьях шелковых, о шортах.
Сиянье розовых снегов
Пусть остается для врагов.
Она желает быть на пляже,
Лежать на теплом лежаке,
Кораблик видеть вдалеке
И о зиме не думать даже,
Входить в прохладную волну
И с комарьем вести войну.

V.
Татьяна верила приметам.
К ненастью — женщина с ведром,
Разбилась миска с винегретом —
Средь бела дня ударит гром.
Рассыпан сахар вместе с солью —
Не быть хорошему застолью.
Разлилось красное вино —
В больницу ехать суждено.
А белое — к потере друга.
Ножом порезался — к тоске.
Икота — жизнь на волоске.
К растратам, если ветер с юга.
А если полная луна
Глядит в окно, тебе хана.

VI
Желанье Таня загадала,
Покуда падала звезда.
И забралась под одеяло,
Поскольку были холода.
Звезда катилась и катилась,
Она упасть не торопилась,
Спешить ей, собственно, куда?
От ветра выли провода,
Земля под снегом холодела.
Покуда ночь была черна,
Татьяна в комнате одна
Сюжеты страшные смотрела.
Ища эмоций неземных,
Она в кино черпала их.

VII.
Какую прелесть находила
В киношном ужасе она?
Ее фантазия бурлила,
Ей ночью было не до сна.
Летела времени кибитка,
Скрипела ржавая калитка,
Но вот и старый Новый Год.
Татьяна ночи нервно ждет —
На жениха она гадает.
Пусть пережитки старины,
Гаданья эти так важны,
Вдруг все исполнится, кто знает...
Ведь можно с криком петуха
Услышать имя жениха.

VIII.
Татьяна любопытным взором
На гущу чайную глядит,
Что странным расползлась узором.
О чем узор тот говорит?
Вот видятся ей дом и грядки.
Две грядки, значит, все в порядке.
А вот ей чудится кольцо —
Приметы брака налицо.
Уже не важно остальное.
Наивной радости полна,
Уж больше не грустит она.
Идя отведать заливное,
Татьяна думает: «Ура!
Забыть Евгения пора!»

IX.
Ночь холодна, а небо ясно,
Светила водят хоровод.
Гадала Таня не напрасно,
Теперь надеждою живет.
Она опять звонит подруге
И сразу просит об услуге:
—Скорее имя назови!
Кто он, предмет моей любви?
Подруга говорит: —Не знаю.
Но не Евгений, сто пудов.
Не стоит он твоих трудов,
Тебе за это отвечаю.
—Возможно, так и будет, но
Я выйду замуж все равно.

X.
Татьяна по совету мамы,
Гадая в ночь на жениха,
Легла в двенадцать без пижамы,
Невозмутима и тиха.
Но стало страшно вдруг Татьяне-
То что-то загудело в бане,
То скрипнул пол, то воет пес...
И мысли прыгают вразброс.
Пижаму Таня натянула
И быстро прыгнула в кровать.
«Я не могу совсем не спать!» —
Она сказала и уснула.
Луна за окнами висит.
Утихло все. Татьяна спит.

XI.
И снится чудный сон Татьяне:
Она ступает по траве,
Одна на маленькой поляне.
Желтеет солнце в синеве.
И вдруг раскрылся перед нею,
Шумит, клубит волной своею,
Кипучий бешеный поток,
Над ним сомнительный мосток —
Две жерди, тонкие, как прутья.
Кругом дурман и белена.
Стоит несчастная она,
Стоит, как витязь у распутья.
-Куда же дальше? Не пойму.
Я утону здесь, как Муму.

XII.
В душе превозмoгая муку,
Татьяна на воду глядит.
Никто ей не протянет руку,
Поток ее не пощадит.
Но вдруг, еще добавив стресса,
К ней водяной бежит из леса.
Большой, взъерошенный, как зверь:
—Ты мне судьбу свою доверь!
И Тане лапищу с когтями
Вдруг протянул. Дрожит она.
И страха жуткого полна,
Идет нестойкими шагами.
Поток остался позади.
-Уйди, чудовище, уйди!

XIII.
Она, взглянуть назад не смея,
Бежит куда глядят глаза:
Аптека, баня, бакалея...
Вдруг завизжали тормоза.
Водитель разразился матом,
Он был чудовищем лохматым
И мог бы съесть ее живьем,
Но снова бурный водоем,
Висячий мост. Татьяне жутко,
За ней чудовища  идут.
Бежать от них — напрасный труд.
Ах, не лишилась бы рассудка.
И не спасет ее никто,
Ни смелый принц, ни конь в пальто.

XIV.
Два монстра движутся за нею,
И вот они уже близки,
Один схватил ее за шею,
Но так, не больно, шутовски.
Она же, страха не скрывая,
Опять стоит полуживая.
(И я бы был полуживой,
Явись мне ночью домовой).
Во сне Татьяна тихо стонет,
Но не проснуться ей никак.
Последних мыслей кавардак,
И вот она в потоке тонет.
Ах этот сон! Ах этот сон!
Как много дум наводит он.

XV.
И вдруг на белом «Мерседесе»
Шофер откуда-то возник.
Татьяна, пребывая в стрессе,
В машину села в тот же миг.
И вот она несется лесом,
Возможно, на кулички к бесам.
Ну вот приехали. Куда?
Опять какая-то вода,
И ярко светится окошко.
А там внутри какой-то шум,
Сестра, отец покойный, кум,
Сбежавшая когда-то кошка.
Татьяна входит в странный дом
И озирается кругом.

XVI.
Опомнившись, глядит Татьяна:
Чудовищ нет, она одна.
Вдруг звон разбитого стакана —
Там пьют, похоже, допьяна.
Галдят, болтают без умолку,
Она, не видя в этом толку,
Пытается проснуться, но
Пока ей это не дано,
Сон продолжается. Вот Светка
Подругу за руку берет
И подтолкнув ее вперед,
Ей говорит: «Не бойся, детка.
Там вся деревня, все друзья».
(И даже ей приснился я).

XVII.
А люди все идут. Откуда
Их тут так много набралось?
Вот притащили с мясом блюдо,
За ним последовал лосось.
Беззубый дед вприсядку пляшет,
И белым флагом бабка машет.
Крик, хохот, пенье, топот, свист,
Пошли плясать хип-хоп и твист...
Но что подумала Татьяна,
Увидев средь других гостей
Того, кто был так важен ей,
Героя своего романа?
Она стоит, как экспонат.
Так рад он Тане иль не рад?

XVIII.
Он знак подаст — и станет тихо.
Он выпьет — все напьются в дым,
И хоть Татьяна и трусиха,
Но он позвал — пошла за ним.
Он здесь хозяин, это ясно,
Но что ж он смотрит безучастно?
Всмотрелась пристально она:
«Да он не видит ни хрена!»
И тут припомнила Татьяна
Про Вия страшного рассказ.
Вдруг буря, ветер, свет погас,
Вода закапала из крана.
И Негин, веками тряся,
Встает. Татьяна сжалась вся.

XIX.
И жутко ей, но разве скрыться?
Она застыла у дверей.
Вдруг входит пьяная девица
И дым пускает из ноздрей.
За ней какие-то спортсмены,
Артисты прямиком со сцены.
Опять и шум, и гам, и смех,
Но лица мертвые у всех.
Они идут себе неспешно:
Рабочий, летчик, лесоруб,
(Как много глаз! Как много губ!)
Писатель и поэт, конечно,
Два неспортивных бугая,
И все кричат: «Mоя! Моя!»

XX.
«Моя!» — сказал Евгений грозно,
И все исчезли невзначай.
Татьяна — в лес бежать, да поздно,
Евгений пригласил на чай.
И тут он тихо увлекает
Татьяну в угол, и толкает
Ее на шаткую кровать,
Ну а потом за ляжку — хвать.
Но тут внезапно входит Оля,
За нею Энский, как всегда.
Но Негин им кричит:«Куда!»
Он, озверев от алкоголя,
Навязчивых гостей бранит
И сердце Тани леденит.
.
XXI.
Шум громче, громче, и Евгений
Хватает вдруг кухонный нож,
И через несколько мгновений
Владимир в пятнах крови сплошь.
Татьяна в страхе отшатнулась
И тут же в ужасе проснулась.
Уже за окнами рассвет,
И никаких чудовищ нет,
Но Таня встала, как с похмелья.
Пошла на кухню. Tам сестра:
«Гадала, что ли, до утра?
Ну расскажи-ка для веселья.
Чего молчишь, ответь же мне,
Видала Негина во сне?»

XXII.
Но Таня книгу притащила.
«Читать надумала с утра?’—
Сестра ей улыбнулась мило.
Она ко всем была добра.
Я думаю, что книга эта,
Скорей, известного поэта.
Но кто же? Пушкин или Фет?
Кто там у нас еще поэт?
Возможно, современный кто-то.
(Но это вряд ли буду я,
Придет еще пора моя.
Ведь так известным быть охота!)
Нет, перед ней лежал, суров,
Учебник толкованья снов.

XXIII.
Однажды в книжном магазине
Его увидела она.
Он красовался на витрине,
Но не была ясна цена.
Почуяв деньги, продавщица
Сказала: «Ценная вещица».
И заломила за нее
Такую цену, ё-моё!
Но Таня денег не жалела,
Она достала кошелек —
Там деньги, сложенные впрок.
Она их выложила смело.
Ведь Таня за покупку книг
Отдаст последний золотник.

XXIV.
Тревожит Таню сновиденье,
Слепого Негина фантом.
Не находя от сна спасенья,
Она открыла толстый том.
Там тайных символов навалом.
Убил он Энского кинжалом?
Нет, это был, скорее, нож,
Во сне путем не разберешь.
А может, шпага или шило?
Какой-то колющий предмет.
Но где ответ? Ответа нет.
Уже не вспомнить, что там было.
У Тани кругом голова.
Слова, слова, одни слова.

XXV.
Но вот и Олин день рожденья.
Она с утра возбуждена.
И, не скрывая возбужденья,
По дому бегает она.
Вот все уже готово, вроде:
Нет больше пыли на комоде,
До блеска вымыты полы,
А стол достоин похвалы.
В прихожей узкой не пробиться,
Пришли кузины и друзья,
Соседи, тетки и дядья —
Знакомые друг другу лица.
Разлив спиртного, выпивон
И шум, и гам со всех сторон.

XXVI.
Своей супругою дородной
Гордится дядя Валентин.
Он сам хозяин превосходный
И превосходный семьянин.
А вот кузина Валентина
Что родила недавно сына.
А местный щеголь Леонид
Все съесть побольше норовит.
Кого тут только нет! Соседи,
Друзья друзей и прочий люд,
Здесь всех накормят, всем нальют.
Полно и выпивки, и снеди.
Вот все скопились у стола
И ля-ля-ля, и ла-ла-ла.

XXVII.
С женой приехал из Тамбова
Какой-то старый друг отца,
Не проронив пока ни слова,
Он водку хлещет без конца.
Но у него конверт для Оли,
Для мамы — огурцы в рассоле.
Народу было там полно,
И это интересно, но
Хотите знать где наш Евгений,
Когда же явится и он?
Друзья, терпенье! И, пардон,
Я шлю вам массу извинений.
И продолжаю свой рассказ.
В котором я совсем увяз.

XXVIII.
Несут колбасы и соленья,
Но вдруг подъехало авто,
А в нем из ближнего селенья
Вдовец в цигейковом пaльто.
Вошел. Ах, радость-то какая!
Подруги, глазками сверкая,
Его пытаются завлечь
Длиною ног и формой плеч.
Но кушать подали, и гости
Садятся. Сколько разных блюд!
С утра еще голодный люд
Повеселел  при первом тосте.
За Олю выпили, и вот,
Момент желанный настает.

XXIX.
За миг умолкли разговоры,
И наступила тишина,
Гремят столовые приборы,
Бокалы требуют вина.
Но вскоре гости опьянели,
И легкость чувствуется в теле,
И снова шум, и снова крик,
Как будто птицы чик-чирик.
Вдруг двери настежь. Кто же это?
Здесь Негин, Энский. Наконец!
Штрафная рюмка, огурец,
Балык и ложка винегрета.
Два стула сразу им дают —
Садитесь там, садитесь тут.

XXX.
Сажают с Таней. Таня злится
И жаждой мщения полна,
Она то ржет, как кобылица,
А то пьянеет без вина.
Досаду выражая бурно,
Она сказалa нецензурно,
Чтоб отсадили поскорей
К сестрице Оле двух друзей.
Не видеть Негину пощады!
Татьяна топнула ногой.
Ах этот взгляд, ах бровь дугой!
Когда же их столкнулись взгляды,
То Негин замер не дыша:
Да как Татьяна хороша!

XXXI.
Ни истерических явлений,
Ни женских неуемных слез
Давно не терпит мой Евгений,
Он их так много перенес.
Боялся он эмоций Тани,
Сидел со спазмами в гортани.
«Ты ж, Энский, говорил «семья»,
А тут галдеж и толчея.
Зачем я прикатил, не знаю!
Я на тебя ужасно зол.
Вот знал бы, вовсе не пришел.
Тебя я видеть не желаю!» —
Сказал он в шутку иль всерьез,
Но Олю он довел до слез.

XXXII.
Возможно, не один Евгений
Обиду Тани видеть мог,
Но скоро без предупреждений
Внесли с севрюгою пирог.
И снова вилки застучали,
Как под горячее вначале.
Пока никто не хочет спать,
Несут шампанское опять
И разливают по бокалам.
Уж пена лезет через край,
Давай, Татьяна, вытирай,
У нас шампанского навалом.
Бутылку новую несут,
И как же не напиться тут?

XXXIII
Когда восьмую открывали,
То пробка выстрелила в лоб.
Кому? Да, да, вы угадали —
Никто не ожидал, и хлоп!
Случается такое редко.
Неужто целились так метко
В Евгения? Он зол, но тут
Поэта Энского зовут.
И он читает оду Оле,
Все поняли, что он влюблен:
Горящий взгляд, елейный тон!
Все налицо. Чего ж вам боле?
А что же Негин? Зол, как черт,
Но он доесть желает торт.

XXXIV.
Пошли подарки и тирады,
И много разной чепухи,
А дальше номера эстрады:
Гитара, пение, стихи.
Но Негина влекла Татьяна,
«Ты сдашься поздно или рано», —
Сказал он, наклонившись к ней.
И разозлил ее сильней.
Потом ей наступил на ногу.
Кокетство это или месть?
В глазах холодных не прочесть.
Пусть катится в свою берлогу.
Никто не вспомнит тут о нем
Ни ночью темною, ни днем.

XXXV.
Вот, шумно отодвинув стулья,
Толпа в гостиную пошла,
Там больше места для разгулья,
И можно там забить козла.
Довольный праздничным обедом,
Сосед беседует с соседом.
У женщин тихое шу-шу —
На уши вешают лапшу.
Достали карты, козырь черви.
Четыре первых игрока
Уже играют в дурака,
А игры прочие — в резерве.
Играет в прятки детвора,
Которой спать давно пора.

XXXVI.
Ну вот от джокера устали,
И, настучавшись в домино,
Уже паласы не топтали
И не просили дать вино.
Вот чай внесли с наполеоном,
Что плавал в молоке сгущенном.
В поселке, это не секрет,
Хороший ценится обед.
Друзья, так ешьте сколько надо,
Забудьте про холестерин,
Друзья — ваш лучший витамин,
Они спасут вас, если надо.
Но помните: среди гульбы
Не подставляйте пробкам лбы.

XXXVII. XXXVIII. XXXIX.
Чай выпит, съедены конфеты,
И водка кончилась давно,
Остались, правда, сигареты,
А к ним ликеры и вино.
Тогда включили итальянцев,
Давно пришла пора для танцев.
И стала пьяная толпа
Выделывать такие па!
Смешались взрослые и дети,
Орет динамик, как чумной,
Репертуар хотя блатной,
Но вы ведь тут не на балете...
И в красном зареве ночном
Ходили тени ходуном.

XL.
В начале моего романа
(Смотрите первую главу)
Полно неясного тумана —
Теперь пишу по существу.
Но расскажу я не об этом —
О том, как на природе летом,
Мы любим жарить шашлыки.
С особым шиком, по-мужски.
А после запивать их пивом,
С друзьями сидя у костра…
Но закругляться мне пора.
Я что-то стал таким болтливым.
Вернемся же обратно в дом
Узнать, что происходит в нем.

XLI.
Неукротимо, фанатично
Танцоры пляшут и поют.
Хохочет кто-то истерично,
Едят пломбир, ликеры пьют.
Но досадить желая Вове,
Евгений, мрачно хмуря брови,
Вдруг к Ольге подошел и — хвать!
И оба стали танцевать.
Он к ней, она к нему все ближе,
Уже не включишь тормоза,
И округляются глаза,
И челюсти все ниже, ниже —
Все в изумленьи. Энский сам
Не верит этим чудесам.

XLII.
Ах, как любил я танцплощадки.
Тогда крутили Бони М,
Не нужно даже физзарядки —
Танцуй весь вечер без проблем.
Тряслись полы, трещали стены.
Врачи, ткачихи и спортсмены
Плясали диско без труда.
Ах, где вы, юные года?
Мы штурмовали дискотеки,
Часами пропадая там,
Мы шлялись по таким местам,
Где вам не побывать вовеки!
И был я весел, был я пьян,
Любя Ростов и ростовчан.

XLIII. XLIV.
Евгений, увлеченный танцем,
Все крутит Ольгу, как юлу.
Лицо ее горит румянцем,
Как у принцессы на балу.
А он ее прижал небрежно
И прямо в ухо шепчет нежно
Какой-то пошлый анекдот.
Она смеется от острот.
А сердце так неровно бьется.
Румянец ярче, боже мой,
Бледнеет Энский, сам не свой,
А Ольга танцу отдается.
Но музыка сошла на нет,
И Ольгу ждет ее поэт.

XLV.
Еще не сгладился румянец,
Сказала Ольга: «Я дала
Евгению добро на танец».
Сказала это, и ушла.
Нам женщины мотают нервы —
Кокетки, вертихвостки, стервы!
Нарушен призрачный покой,
Не будет свадьбы никакой!
Не в силах вынести удара,
Несчастный Энский думал так:
«Я не дурен и не дурак,
И мне она совсем не пара».
Разинутых не видя ртов,
В машину сел и был таков..





Глава шестая

I.
Заметив, что Владимир скрылся,
Евгений, в дыме сигарет,
В свои раздумья погрузился.
Ему до Ольги дела нет,
Хотя она его искала —
Ей танцев явно было мало.
Довольный мщением своим,
Наш Дон Жуан упился в дым.
Но спать пора, уходят гости,
Уже почти четвертый час.
Доели торт, допили квас,
Татьяна бесится от злости.
Скорей уснуть! И Негин мой
Один уехал спать домой.

II.
Все успокоилось в гостиной,
Утихли звуки магнитол,
Стоит печальной сиротиной
Не убранный пока что стол.
Что Ольга? Ольга сразу в слезы,
Прошла любовь, завяли розы.
Не будет свадьбы и фаты,
Разбились Олины мечты.
Поплакав, Оля спать ложится.
Что остается делать ей?
Конечно же, уснуть скорей!
И только Танечке не спится.
Ей даже думать тяжело
О том, что здесь произошло.

III.
Вздыхая, думает Татьяна,
Уже почти валясь без сил:
«Зачем приехал он нежданно?
Зачем он Ольгу пригласил?»
Она понять его не может,
Ее так больно ревность гложет:
«Какой он все-таки баран!
А может, был он просто пьян?
Ну да, напился до предела.
Но в этом не его вина.
Пусть на тоску обречена,
Я этого сама хотела.
Не может он мне счастья дать,
Но как же сладостно страдать!»

IV.
Хочу вас удивить немного,
Героя нового ввести.
Недалеко от Таганрога
Его смогли бы вы найти.
Остепенился, не быкует,
Почти не пьет и не ворует,
Царевский, бывший хулиган
И местной шайки атаман.
Он как-то после шумной драки
Сказал себе: «Дурак, постой,
Довольно жизни холостой!»
И быстро оказался в браке.
Теперь у тещи за спиной
Живет он со своей женой.

V.
А раньше — выйдет за ворота,
Как туча черная суров,
И сразу же подходит рота
Каких-то пьяных мужиков.
Он как-то сильно отличился —
Какой-то гадости напился
И вдруг свалился прямо в грязь,
При этом сильно матерясь.
Он был последней пьяной зюзей.
Все в прошлом, он теперь женат,
Пьет молоко и ест салат,
Идет гулять с собакой Кузей.
Но может, что ни говори,
Опустошить бутылки три.

VI.
Так он и жил, легко и плавно,
Валял порою дурака,
Не приставал к красоткам явно,
А только флиртовал слегка.
Он был посредником по браку
И много раз ходил в атаку
За счастье молодых сердец.
Уж в этом деле был он спец!
Любил он танцы до упаду
И песни жалобные знал.
Он был большой оригинал
И на трубе играл ламбаду.
Всегда готовый всем помочь
И всех переженить не прочь.

VII.
Умел он выслушать клиента
И отпустить ему грехи,
Была в нем смесь интеллигента
С простолюдином от сохи.
Итак, он был всегда при деле —
Для счастья денег не жалели.
Жена, считая барыши,
Его любила от души
И деньги прятала в подушки,
Ведь он за свой полезный дар
Имел приличный гонорар.
Женитьба — это не игрушки.
Его в округе знали все.
И вот он здесь. Во всей красе.

VIII.
Не зря его назвали свахой —
Женил он пары только так,
Как тут ни охай и ни ахай,
Он в этом деле был мастак.
Сводил он молодых и старых,
Красивых, толстых, сухопарых,
Богатых, бедных. Он всегда
Спешил сказать клиенту «да».
И вот клиент попался в сети.
Затем: знакомства, водка, торт,
Совместный, так сказать, курорт.
А после: свадьбы, жены, дети.
Так, промышляя чепухой,
Имел он бизнес неплохой.

IX.
Надев костюмчик из вельвета,
Царевский полетел в Ростов.
Схватил такси. И вот примета —
Поселок после двух мостов.
Татьяна, потеряв надежду,
Решила проучить невежду
И выйти замуж все равно —
Других мужчин кругом полно.
Царевский прибыл без раздумий
В дом Ариных. А там в дому
В вине, окурках и в дыму
Нашел он двух ревущих мумий:
Татьяна с Ольгою вдвоем
Разводят слезный водоем.

X.
А что же Негин? Он, бедняга,
Себя во многом обвинял.
Его покинула отвага,
И он замкнулся и увял:
«Какого черта лез я к Оле?
Сестер я перепутал, что ли?
Какой я все-таки дебил,
Зачем поэта оскорбил?
А Оля, милая красотка,
Она сестры своей видней.
Эх, приударить бы за ней!
А может, это просто водка?
Так засветился! Может быть,
Мне просто нужно бросить пить.

XI.
Я мог бы избежать разборок,
А не щетиниться, как зверь.
Теперь не нужно отговорок,
Все поздно, видимо, теперь.
Что Вовчик пыжится, в натуре?
Прости, забудь, и все в ажуре!
Зачем же кипиш поднимать?
Нельзя мне, что ль, потанцевать.
И не всерьез я, понарошку.
Короче, я не виноват.
А Оля, Оля — нарасхват.
Вот отобью его матрешку!
Да что я все о ней? Пора
Мне отключиться до утра».

XII.
Кипя враждебностью и злобой,
Не спит обиженный поэт.
Конечно, виноваты оба —
Отличный выдался дуэт.
Наш Энский, будто бы Отелло,
Отдался ревности всецело,
И, приняв лишнее на грудь,
Он в Негина хотел пальнуть,
Вооружившись пистолетом.
А может даже, и ружьём.
«Связался, — думал он, — с бабьем».
И очень злился, и при этом
Столкнул бы Негина с земли —
Дни верной дружбы истекли.

XIII.
Конечно, он не мог предвидеть
Такой печальный поворот,
Но пожелал ее увидеть,
И вот стоит он у ворот.
Стоит, как будто витязь в поле,
Пришел он, не скрывая боли,
Надеясь душу облегчить
И помириться, может быть.
Не тут-то было! Все напрасно —
Невеста не открыла дверь.
Для них все кончено теперь,
Ведь Оля поняла прекрасно:
Она в другого влюблена.
Влюбилась в Негина она.

XIV.
«Зачем он прикатил в поселок? —
Все мучил Олечку вопрос, —
Ему в Ростове мало телок?
Зачем он ссоры нам принес?
Я на него не претендую,
Но чувствую, уже ревную.
А может, Танька ни при чем?
О чем он думает, о чем?
Чего молчит и смотрит странно?
Что видит он во мне и в ней?
Кто нравится ему сильней,
Я или все-таки Татьяна?»
Дрожит и не находит слов.
Ее румянец не здоров.

XV. XVI. XVII.
Совсем притих поэт унылый,
Уходит от соседок он.
«Нет, Ольгу не воротишь силой,
И это все — кошмарный сон.
А вот сестра ее другая, —
Вдруг он сказал, себя ругая, —
Мне надо разобраться в ней,
Она милей сестры своей,
Читает много, любит прозу,
Вполне достойна всех похвал,
А я ее не замечал.
Пусть дура Ольга стала в позу,
Татьяну милую мою
Я в новых одах воспою».

XVIII.
Когда б он знал, какая рана
На сердце у нее была!
Как страшно мучилась Татьяна,
И в жизни перемен ждала.
«Вот Энский, он поэт от Бога
И говорит обычно много, —
Подумала Татьяна вдруг, —
Он будет неплохой супруг.
Но отчего мне так тревожно?
Куда судьба меня ведет?
Назад, а может быть, вперед?
Я знаю, все теперь возможно.
Мы все теперь одна семья.
Кто Энский мне? Не знаю я».

XIX.
Весь вечер Энский был расстроен,
То молчалив, то разъярен.
А Негин был вполне спокоен,
Его давно клонило в сон.
Увы, Владимир спать не хочет,
Его теперь обида точит.
Он только ходит взад-вперед,
А в перерывах водку пьет.
Потом улегся. До рассвета
Уже совсем не далеко,
Поэту было нелегко
Уснуть, ведь рядом были где-то
И Оля, и ее сестра.
Да хватит, Энский, спать пора!

XX.
Но нет, не спится. По программе
Давали странный сериал.
И речь там шла о знатной даме,
Что нарывалась на скандал.
Опять подумал, что ведь странно —
Не видел в Ольге он изъяна,
Но ревность все свела на нет.
Спустился Энский в кабинет,
А тут и музы подоспели.
Любовь, как говорится, зла —
Любого выбьет из седла.
Опять влюбился? В самом деле?
Берет он ручку и тетрадь —
Стихи для Тани написать.

XXI.
Стихи, конечно, сохранились,
Я их прочту вам без труда:
«Куда, куда вы удалились,
Мои счастливые года?
Что мне готовит день грядущий?
Кто я, ведомый иль ведущий?
Что приготовил мне Амур,
Который так сегодня хмур?
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она?
А вдруг ты Богом мне дана?
Настанет час определенный,
И ты поймешь: пора, пора,
Другая ждет тебя игра.

XXII.
О Таня, не грусти напрасно,
Не проводи в печали дни,
Не будь чужой и безучастной,
Скорее руку протяни.
Влюбись же в юного поэта!
Он одарит тебя за это
Своей мятежною душой,
Подарок, впрочем, небольшой,
Но для меня так много значит.
В любовь бросайся с головой,
Амур играет тетивой
И за спиной твоей маячит.
Я эрудит, я верный друг,
И бесподобен как супруг».

XXIII.
Так он писал. А ветер в поле
Все дул, и падал легкий снег.
Владимир вмиг забыл об Оле —
Вот так устроен человек.
И наконец, перед рассветом,
(Как трудно все же быть поэтом!)
Уснул на слове «конфетти»
И спал часов до десяти.
Потом проснулся, и о Тане
Опять подумалось ему:
«Все это, может, ни к чему,
Я бурю развожу в стакане?»
Он был растерян и сердит.
А что же Негин? Негин спит.

XXIV.
Да, да, спокойно спал Евгений,
И даже видел сладкий сон,
А уж во сне он, без сомнений,
Был в Ольгу Арину влюблен.
Уже и солнце засияло,
Он вылез из-под одеяла,
С трудом превозмогая лень,
И тихо начал новый день.
«В Ростов вернуться, может, надо?» —
Подумал он, налив вина, —
С матрешками возня одна,
К тому ж, последствия разлада...»
Но Ольга грезилась ему,
Пока съедал он бастурму.

XXV.
А в это время две сестрицы
Вели с Царевским разговор.
-Так кто на ком хотел жениться?
Хотел поэт? Не хочет вор?
Все ясно! Трудная работа,
Но поженить мне вас охота,
И я зачахнуть вам не дам
И помогу уйти от драм.
Рыдают сестры: — Помогите!
Есть два свободных мужика,
А мы несчастные пока,
Скорее нас пережените!
И он сказал: —Да будет так:
Вы вступите в законный брак!

XXVI.
Царевский принялся за дело:
Решил он помирить друзей,
Потом давить на них умело
И выводить своих ферзей.
Евгений удивился свахе,
Его неглаженой рубахе,
Но рассказал, что он педант,
Что воровство — его талант,
И если женится когда-то,
То Олю сделает женой.
Он то ходил, как заводной,
То улыбался виновато,
Страдая муками вины,
Что оценить мы в нем должны.

XXVII.
«Я удивлен, — сказал Евгений, —
Вован мне был как лучший друг.
Не ожидай, брат, примирений,
В натуре, был я близорук.
Кто он? Поэтик неизвестный,
Смешной кумир толпы окрестной…»
Царевский изучил вопрос
И пробурчал себе под нос:
«Клиент созрел, начнем, пожалуй,
Ему наскучила хандра,
Вот тут его и брать пора,
Будь он хоть вор, хоть честный малый».
Теперь Владимира черед,
Попался местный стихоплет!

XXVIII.
Друзья еще вчера... Сегодня,
Похоже, злейшие враги.
Их помирить лишь сможет сводня,
Запудрив умникам мозги.
Они не смотрят друг на друга,
Бушует между ними вьюга.
Евгений держится за ствол,
Владимир жадно пьет рассол —
Вот это ж надо так напиться!
«А может, — он подумал, — нам
Не воевать, как двум козлам,
А просто взять и помириться?»
Но нет, чесались кулаки
Резонным мыслям вопреки.

XXIX.
Они орали друг на друга,
Их было слышно за версту.
Соседям приходилось туго,
А иногда невмоготу.
Однажды завязалась драка-
Переругались из-за брака.
Мол, Негин твердый, как кремень,
И что ему жениться лень.
А Энский — дуралей ревнивый.
И вот поехало, пошло,
Их в дикой злобе затрясло,
А так как был поэт трусливый,
То драки вовсе не желал,
Ведь драться — это криминал.

XXX.
Евгений думал хладнокровно:
Сейчас уделаю мальца.
Дышал он часто и неровно
И странно фыркал без конца.
Потом мутузил бедолагу.
Внезапно обретя отвагу,
Махал Владимир кулаком,
С кулачным боем не знаком.
Однако, выдалась минута,
И Энский, жмуря левый глаз,
Хотел ударить, но как раз
Ударил Негин очень круто.
И пошатнулся наш поэт.
«Убил! — подумал Негин. — Нет!»

XXXI.
Вот он кладет тихонько руку
На сердце Энского — стучит.
Изображая смерть и муку,
Владимир что-то там бурчит.
Но вдруг встает и прямо с ходу
Евгению читает оду,
Обидой горькою влеком,
А после правым кулаком
Как врежет в глаз ему. Немало
Я видел молодецких драк,
И сам был драться не дурак,
Готов уделать был нахала.
Но жаль героев мне моих.
Зачем же я поссорил их?

XXXII.
Лежит Евгений в снежной горке,
Не веря в то, что в ней лежит.
Оторван воротник из норки.
А рядом Энский. Он дрожит.
А ведь еще совсем недавно
Они друг с другом пили славно,
Ведя беседу за столом.
И вот — враги. Какой облом...
Но надо продвигаться дальше,
Писать, не требуя похвал,
Мой очень длинный сериал,
И написать его без фальши.
Надеюсь я, меня поймут,
И будет оценен мой труд.

XXXIII.
Приятно, если недруг слабый,
Трусливый, страшный и больной,
Когда хорошенькие бабы
Его обходят стороной.
Приятно, если туп, как веник,
Когда он вдруг лишился денег,
И хорошо, когда его
Не уважает большинство,
Когда одет во что попало,
Не мыт, не чесан и рогат.
Такой противник — просто клад.
Таких на свете очень мало.
Но что же делать, если вдруг
Стал недругом любимый друг?

XXXIV.
Не время шастать с пистолетом,
А то закончите тюрьмой.
Ведь вы друзьями были летом,
Зачем ругаетесь зимой?
Не ссорьтесь из-за пылкой крали,
Лишитесь дружбы вы в финале.
Не стоит начинать войну
И быть у ревности в плену.
Не надо дуться и сердиться,
И ни к чему рубить сплеча.
И пусть обида горяча,
Еще не поздно извиниться.
Вы были не разлей вода,
Зачем вам ссоры и вражда?

XXXV.
Евгений встал, а Энский бедный
Победе временной не рад.
Вот он стоит худой и бледный,
И шепчет: — Я не виноват.
Но Негин бить его не хочет,
Он вдруг безудержно хохочет
И говорит ему: — Чувак,
Не лето ведь, замерзнем так.
Пойдем пропустим по стакану.
Тут он одежду отряхнул,
Зашмыгал носом и чихнул.
—Пойдем, я возражать не стану, —
Сказал Владимир. И его
Внезапно затрясло всего.

XXXVI.
Друзья мои, вам жаль поэта?
Его мятежная душа
Хотела музыки и света,
А не крутого барыша.
Он был наивен, как ребенок,
Но рано вышел из пеленок
И начал рифмовать слова,
Сперва шутя, для озорства.
Потом за скромную зарплату
Писал для свадеб, похорон.
К поэту шли со всех сторон,
И даже многие по блату.
Так восседал он за столом,
Любимым занят ремеслом.

XXXVII.
Быть может, создан он для славы,
Для обожанья и наград,
А мной написанные главы —
Всего лишь фарс на первый взгляд.
Но может стать он знаменитым —
Повадится ходить небритым,
Поклонницы, гламур, успех...
Пожалуй, помечтать не грех.
Он пишет хорошо, не скрою
Хотя в тени еще пока,
Его звезда недалека,
Его успех не за горою.
Еще узнаете о нем,
Нe этим, так грядущим днем.

XXXVIII. XXXIX.
А может, нашего поэта
Вполне обычный ждет удел:
Пройдет зима, за ним и лето,
Глядишь, к стихам он охладел.
Потом он женится на Оле...
Однако, поменялись роли,
Наверно, он уже рогат,
И в том виною Негин, гад.
Но Энский, думая о Тане,
На Ольгу больше не сердит,
Пусть с Ольгой Негин победит.
Сказал он, сидя на диване:
«А если совершить обмен:
Танюшу — Олечки взамен?»

XL.
Что б ни случилось, мой читатель,
Но наш приятель молодой,
Наш незадачливый мечтатель
Уже измучился враждой.
Ему охота помириться,
К тому же, старшая сестрица
Ему, возможно, скажет:»Да».
Зачем, вы спросите, вражда?
Покоя хочется и мира.
Он должен объясниться ей,
Его желанье все сильней,
Он не тиран и не придира,
Татьяна милая умна,
И все поймет сама она...

XLI.
Вот к Ариным зашел Царевский
Поговорить. Уже ему
Готовят ужин королевский:
Икру, балык и пастарму.
Он с сестрами ведет беседу
И говорит: «Я не уеду,
Пока конфликт не разрешу».
Уже готов он к барышу,
Уже давно созрели планы
Переженить скорее всех.
Его, конечно, ждет успех,
Ведь брак хороший лечит раны,
А значит, браку нет цены.
Сестрицы будут спасены.

XLII.
Немного расскажу про Олю:
О Негине грустит она.
Я заключить себе позволю,
Что наша Оля влюблена.
Все мыслит: «Что со мною стало?
Об Энском сердце не страдало,
А тут страдает. Значит, я
Ошиблась, черт дери меня».
А что Татьяна? Все тоскует
Не хочет слышать ни о ком,
Читает и ревет тайком
И в одиночестве кукует.
Мне ж отдохнуть давно пора,
А то напишется мура.

XLIII.
Я так люблю своих героев,
Как даже не люблю себя,
Мой труд вниманьем удостоив,
И вы живите, их любя.
Года к суровой прозе клонят,
В поэзии я был не понят,
И с тяжким вздохом признаю —
Читать поэзию мою
Не каждый сможет с умиленьем.
Мараю чистые листы
От суеты, от маеты,
С каким-то диким вдохновеньем.
И в шумном месте, и в тиши
Внутри меня звучит: «Пиши!»

XLIV.
И потому пишу я снова,
Рифмую новые слова.
С утра ни капельки спиртного,
Чтоб не болела голова.
Пишу про то, как скачут годы,
Про увядание природы,
Пишу, что старость — это бич.
Ты можешь многого достичь.
Что толку? Ведь не за горою
Таблетки, мази, доктора.
Глядишь, закончилась игра —
Картина мрачная, не скрою.
Увы, назад дороги нет.
Какой кошмар — мне тридцать лет!

XLV.
Пора давно расстаться с прошлым
И позабыть Наташ и Зин,
Что было милым, стало пошлым,
А я по-прежнему один.
Так может, к свахе обратиться,
И даже, может быть, жениться?
А там супруга, дети, дом.
В такое верится с трудом,
Но я готов к другой дороге,
Остепенился я давно,
Оставил карты и вино,
Глядишь, и старость на пороге.
Ведь скоро сорок, пятьдесят...
Как годы быстро-то летят.

XLVI.
Я помню, как в одном поселке
Где дни мои текли в тиши.
Там, как сказал бы Негин, «телки»
Ужасно были хороши.
Но хватит мне писать об этом,
Я продолжаю быть поэтом
И сочинять роман в стихах
Во всех деталях и штрихах.
И пусть устал ты, мой читатель,
Еще немного, и конец,
Писать я, несомненно, спец,
Любой заметит наблюдатель.
И я надеюсь, буду прав,
Решив добавить пару глав.

Глава седьмая


I.
Быстрей бы время пробежало,
А то разборки, суета.
Забыв последствия скандала,
Начать бы с чистого листа.
Уже весна права качает,
И тут и там течет и тает,
Щебечут птицы, и капель
Уже свою заводит трель,
Подснежники пробьются скоро,
Пчела дорвется до цветов,
Проснется дремлющий Ростов,
Как по сигналу светофора.
Светлее ночи, дни длинней,
И сердце бьется все сильней.

II.
Но у меня весны причуды
Не вызывают ничего,
И ни Наташи, и ни Люды
Не тронут сердца моего.
Подумаешь, щебечет птица —
Неужто повод веселиться?
Пчела проснулась, ну и что ж?
И без пчелы ты проживешь.
Теперь же лишь воспоминанья
Меня тревожат иногда.
Да, было время, господа,
Да, были силы и желанья!
Теперь весна, не мой сезон,
Я в осень позднюю влюблен.

III.
Люблю старение природы:
Дожди, опавшую листву,
Печаль осенней непогоды,
Небес суровых синеву.
А раньше: ждешь весны и лета,
Когда вся публика раздета,
И пьешь холодный лимонад
С лицом, как будто ты магнат.
Те дни давно исчезли в Лету.
Из поэтического сна
Порой зовет меня весна,
Рождая писанину эту.
Как хорошо мечтать в тиши!
Мечты любые хороши.

IV.
О, как же мы любили лето!
Я помню: пляж, песок, жара,
Загар коричневого цвета.
Возможно, в отпуск мне пора.
В спортивный лагерь, в санаторий,
В район предгорий и предморий.
Чтоб фрукты, отдых, ноль забот.
Каких еще хотите льгот?
Еда, питье и диско — тряски.
Гуляй, любуйся костерком,
А хочешь — в горы с рюкзаком.
Где отдых, там подобье сказки:
Анапа, Сочи, Дагомыс,
Красотки, берег, легкий бриз.

 V.
Приятно выйти из зимовки
И в летний день пойти на пляж.
Немного, так сказать, сноровки —
И вот лежак навеки ваш.
А кто-то любит шум дубравы,
Раздолье, лес, цветы и травы.
Но лето нынче не для нас,
Я продолжаю свой рассказ
И возвращаюсь в зиму снова.
Вот Негин с Энским за столом
Пьют, чтоб согреться, чай и ром.
—Ну как там Арина, здорова?
—Ты о мамаше? Говорят,
Немного нервы барахлят.

VI.
Тут Негин предложил мириться,
И Энский поддержал его,
Сказав: — Я не хочу жениться.
Ну предлагал, и что ж с того?
Давай отыщем им замену,
Другие пусть взойдут на сцену.
А Негин даже очень рад:
-Ты, Энский, мне как младший брат,
А Олька с Танькой — увлеченье.
Короче, поднимай стакан,
Покуда я еще не пьян,
Я у тебя прошу пращенья.
—Прости и ты, мой верный друг.
И Энский разрыдался вдруг.

VII.
План Негина работал славно,
Он стал Владимира склонять
(И это было так забавно)
На Таню Ольгу обменять.
Пусть Энский Танею займется,
Ему же Оля достается.
И заманил его в капкан,
Когда тот был смертельно пьян.
А Энскому того и надо.
Царевский, это не секрет,
Тут все проблемы свел на нет,
Его за это ждет награда.
Он вправил пьяные мозги
И надавил на рычаги.

VIII. IX. X.
Мой бедный Энский! Он от счастья
Светился с головы до ног,
Среди метели и ненастья
Горел, как ночью огонек.
Он мог теперь любить Татьяну!
Взбредет такое только спьяну.
Он будет ей писать стихи
Совсем не для ха-ха, хи-хи,
А потому, что только Таня,
Что гору прочитала книг,
Его стихи оценит вмиг.
Не пропадут его старанья.
Лишь Таня сможет оценить
Поэзии живую нить.

XI.
А Негину того и надо:
Свободна Ольга наконец,
Исчезла прочная преграда,
Открылся сказочный ларец.
Поэт в то время расхрабрился:
«А что? На Тане я б женился.
А ты б на Оле. Ха-ха-ха!
Идея, впрочем, неплоха.
Чуть распалить воображенье,
Влюбиться и влюбить ее,
Купить красивое белье,
А после сделать предложенье,
Сказав немного нежных слов.
И вот объект любви готов».

XII.
И скоро звонкий голос Оли
Уже звучал на все лады:
«Пора, сестра, менять нам роли,
Чтоб муки принесли плоды.
Пусть Негин не хотел жениться,
Ему пора остепениться,
А я немного помогу —
Пороюсь у него в мозгу,
Ты ж с Энским проведи работу.
Им ускользнуть не суждено,
Мы их окрутим все равно.
Давай в ближайшую субботу
Их пригласим опять к себе,
Чтоб сделать поворот в судьбе».

XIII.
Татьяна думала о Вове:
«А вдруг сестра во всем права.
Любовь?» Она при этом слове
Была напугана сперва.
Потом подумала немного:
«Кого я ожидаю, Бога?
Ведь Энский лучший кандидат:
Поэт, не жмотина, богат,
Чем хуже Негина? Не хуже», —
Себе Татьяна говорит,
Хотя лицо ее горит,
Когда лишь думает о муже.
Не спят сестрицы допоздна,
И в том Царевского вина.

XIV.
Царевский ловко спутал карты
И поменял им их парней.
К чему обычные стандарты?
Ведь результат всего важней.
Татьяна страсти не боится,
Она горит, что та Жар-птица.
Теперь настал ее черед
Смотреть с надеждою вперед.
Ей хватит Негина с лихвою.
Царевский обещал успех
И лучший вариант для всех,
А он ведь сваха с головою —
Все просчитал на шаг вперед.
Теперь сидит, зарплаты ждет.

XV.
Был вечер, Таня захотела
Пойти к Владимиру домой,
Дубленку теплую надела
И в ней исчезла с головой.
Поскольку бушевала вьюга,
Она, как зябкая пичуга,
Стояла под его окном,
Похожа вся на снежный ком.
Ну вот и Энский на пороге.
Не ожидал ее. Смущен.
Татьяну приглашает он.
И вот она стоит в тревоге,
На вид тиха, но сердце в ней
Забилось чаще и сильней.

XVI.
Ее сомнения смущают:
«Пойти вперед? Пойти назад?
Ведь неудобно, все нас знают.
А вдруг он мне не очень рад?»
А что наш Энский? Он растерян,
Но ремеслу поэта верен —
Читает Тане новый стих,
В нем про любовь, про них двоих.
Как роза Танечка зарделась:
Теперь он мой! Вот это да!
Все получилось без труда.
И тут Танюша разревелась…
Ах, мужики, ах мужики,
Пишите женщинам стихи!

XVII.
«Увидеть мне твой дом нельзя ли?» —
Спросила Таня невпопад.
Ее инстинкты побуждали
Проверить, как жених богат.
И вот она по дому ходит,
Дом замечательным находит.
А вот рабочий кабинет,
Там Пушкин, Лермонтов и Фет.
«Ах, как понятно и знакомо!
Багрицкий, Симонов и Блок.
Какой прекрасный уголок!
Себя я чувствую как дома».
А дом большой, они бы в нем
Отлично зажили вдвоем.

XVIII.
«Ну как тебе мое жилище?-
Спросил у Танечки поэт, —
Здесь мебель есть, вино и пища,
Увы, пока хозяйки нет.
Но это дело поправимо,
И не пройдет удача мимо.
Быть может, этою весной
Обзоведусь и я женой.
Мечтать не вредно, а покуда
Мне в доме надо бы убрать —
Стоит неприбранной кровать,
И сохнет грязная посуда.
Но это маленький изъян,
Вчера я был немного пьян».

XIX.
Татьяна оценила взором
Все то, что видела вокруг:
Он с домом, садом и мотором.
Отличный, в общем-то, супруг.
Вот стол, здесь фирменные ручки
И всякие другие штучки.
Ковром покрытая стена,
Кровать дубовая. Одна!
Двенадцать стульев, два комода,
Картина Репина, буфет,
Где в вазе множество конфет.
Здесь все предметы обихода!
На кухне новая плита.
Еще в придачу — два кота.

XX.
Татьяна просто обалдела,
Увидев Энского жилье.
Она собой едва владела,
Скрывая торжество свое.
Но поздно. Спят уже соседи,
Пора закончиться беседе,
И героине молодой
Давно пора идти домой.
И Таня, скрыв свое волненье,
Торопится в обратный путь.
Ей Энский: «Танечка, побудь,
Побудь еще одно мгновенье».
Но нет! И он ее повез
Домой на тачке, ведь мороз.

XXI.
Татьяна с Вовой распрощалась,
И он обратно полетел.
Теперь осталась только малость —
Чтоб он жениться захотел.
Она, забыв про все на свете,
Пытается расставить сети.
Читает даже гороскоп,
Что если бить, то прямо в лоб.
«Друг другу мы подходим клево,
И совместимость налицо,
Напишем, что ли, письмецо?
В стихах ответит, стопудово!
Еще мне сердце говорит:
Он будет очень знаменит «.

XXII.
А что же делал наш Евгений?
А он молчал, как партизан.
Ни суеты, ни удивлений —
Поймешь их, этих горожан.
Не в городе, конечно, дело.
Он говорил не так умело,
Как, скажем, Энский. Тот — поэт,
И говорить — его предмет.
Евгений краток был с другими,
Риторика не для него,
Да, молчаливый, что ж с того?
Не разговорами одними
Жив человек. Ведь тишина
Порою тоже нам нужна.

XXIII.
Но Ольге разговор не важен,
И мил ей Негина жаргон.
Ей нравится, что он отважен,
Ну и красив, как Аполлон.
Она любить его готова.
Любовь — любой семьи основа.
И ночью темною, и днем
Все Оля думает о нем:
«Он тот, о ком я так мечтала,
Мой рыцарь на гнедом коне,
Его так не хватало мне,
Его мне так недоставало.
Не зря Царевский знаменит,
Он точно нас соединит».

XXIV.
И начинает наша Оля
Влюбляться в Негина сильней.
Была б ее на это воля,
Женился б завтра он на ней.
Но может, он субъект опасный?
А может, и ревнивец властный?
Что в нем? Добро, а может зло?
Ей повезло? Не повезло?
Ее влечет к нему, однако.
А вдруг он только силуэт,
Ее фантазия и бред,
И Негин вовсе не для брака?
Его так беден лексикон,
Но все равно желанен он.

XXV.
Пусть не читал Евгений книжки,
Она ему прочтет сама
То, от чего друзья-мальчишки
Когда-то были без ума.
Ах эти книги и журналы,
Их заменили сериалы.
А в «Санта-Барбаре» вчера
Была ужасная мура,
Но книга все еще в почете.
Читает стар, читает млад.
Порою книга, точно клад,
И, может, вы меня прочтете.
А то, что длинен мой роман,
Так то лишь маленький изъян.

XXVI.
А что же делает Татьяна?
Давно за окнами темно,
Она уселась у экрана
И смотрит старое кино.
Она поверила в победу,
А мать ее ведет беседу
С Царевским. Он зашел как раз,
Чтоб просветить ее и нас.
«Все, — говорит, — у них в ажуре,
Им не сбежать из западни,
И подчиняются они
Моей отменной режиссуре.
Скажите, я ль не молодец
В том, что касается сердец?»

XXVII.
Татьяна с Ольгой обсуждали,
Во что нарядятся весной,
Какие модные детали
Всех удивили б новизной.
Ох, как зима им надоела,
От свитеров устало тело.
Дубленки, теплые носки,
Осталось чахнуть от тоски,
Ведь хочется батиста, шелка.
Пошить бы легкий сарафан:
Оборка, кружево, волан,
Готовы нитки и иголка.
Но Таня вовсе не швея,
О чем поведал раньше я.

XXVIII.
А Ольга думает: «Возможно,
Придется уезжать в Ростов.
А может, дело ненадежно,
Евгений к свадьбе не готов?
Но свадьба ведь не за горами!
Он нравится друзьям и маме,
Царевский убедит его,
Свое покажет мастерство.
И пусть привыкла я к поселку,
Его покину хоть сейчас,
Назначьте только день и час,
Одной сидеть здесь мало толку.
Уеду скоро в город я.
Что мне сулит судьба моя?»

XXIX.
И Таня бы уехать рада:
«Уеду, если позовет.
Мне долго размышлять не надо —
Два чемодана и вперед!
Но если любит он природу,
Ходить по саду-огороду,
Тащить рыбешку из пруда,
То и поселок не беда,
И даже уезжать не надо:
Ковыль, курганы, степь, луна,
Чаи с друзьями допоздна
Поэту будут как награда.
Но если не сведет с ума
Такая долгая зима».

XXX.
Когда-нибудь вернется лето,
Когда-нибудь придет весна,
Но заплатить должны за это
Мы зимней скукою сполна.
Поземки, вьюги и метели
Невыносимо надоели.
И вот уже не рады мы
Проказам матушки —зимы.
Но нет, пока еще не ясно
Когда зацокает капель,
Когда проснется толстый шмель,
Похоже, ждем весну напрасно.
Так бесконечная зима
Умеет всех свести с ума.

XXXI.
Друзья, возможно вы устали,
Но я готовлю вам сюрприз,
Не ля-ля-ля, не трали-вали,
Без предисловий, без реприз.
Прошла зима, настало лето,
Но наша песенка не спета,
Еще нам предстоит финал,
Пусть я и сам уже устал,
Но не могу остановиться.
Итак, Царевский — просто клад!
Ему б повысил я оклад —
Решили пары пожениться.
Без волокиты и морок.
Две свадьбы! Кто б подумать мог?

XXXII.
День настает. По доброй воле,
Назло печали и хандре,
Наш Негин женится на Оле,
А Энский — на его сестре.
Они легко попались в сети.
Вот их встречают в поссовете,
А вот и в паспорте печать,
Теперь в кофейню — отмечать.
Остались Энские на месте,
А Негины в Ростов летят,
Евгений несколько помят —
Их проводили честь по чести.
Теперь дорога, а потом,
Увидит Ольга новый дом.


XXXIII.
И вот Евгений снова дома —
Всего лишь три часа в пути.
Здесь все обычно и знакомо.
«Пора порядок навести», —
Сказала Оля. Ей казалось,
Жены «карьера» состоялась,
Вот так сбылась ее мечта —
Она старалась неспроста.
А дом? А дом — ну просто диво!
Не то, что поселковый дом,
Пришла пора забыть о нем,
Здесь так роскошно, так красиво!
Тут будто бы в другой стране.
Завидуй же, Татьяна, мне!

XXXIV.
Не дав опомниться супруге,
Евгений взялся за дела.
Она порой тряслась в испуге,
Когда одна его ждала.
Чем занимался он ночами,
Она сказать боялась маме,
Но деньги приносил в семью
И тратил на жену свою.
И вот она совсем другая:
Одета в фирму «Aдидас»,
Жует на завтрак ананас
И держит в клетке попугая.
Ни перебранок и ни драк-
Вот что такое крепкий брак.

XXXV.
Тоски и грусти нет в помине!
Красива и горда собой,
Несется Оля на машине,
И у нее водитель свой.
И он всегда к ее услугам:
То возит Олю по подругам,
То в магазин, то на базар,
А вечером — в кино и бар.
И это все ей не приснилось —
Привыкнув к жизни городской,
Не мучаясь былой тоской,
Она, конечно, изменилась
И стала светскою вполне,
И с городскими наравне.

XXXVI.
Вначале было все ей ново:
И Богородицы Собор,
И краски города ночного,
Его мосты, его декор.
Да я и сам там был когда-то,
Стоял в объятиях заката
На Ворошиловском мосту,
Как часовые на посту.
Вы разве не были в Ростове?
Как много потеряли вы!
Покинул я его, увы.
Ростов… как много в этом слове
Родного. Местный колорит
Кого угодно удивит.

XXXVII.
Вот вам тачанка-ростовчанка —
Пятнадцать метров высота,
Туристов верная приманка.
Зовут и прочие места:
Парк Горького, его аллеи,
Куда приходят ротозеи,
Мосты, старинная тюрьма,
Дома, красивые весьма.
Кавказа крепкие ворота,
Казачества родимый дом.
И счастье в сердце молодом,
Ах, как же мне в Ростов охота!
Давно я не был в том краю,
Забыв про молодость мою.

XXXVIII.
Сверну в Соборный переулок,
Там поброжу туда — сюда,
Маршрут отличный для прогулок,
Машины мчатся — не беда!.
Мы видим старые фасады,
Гаишник смотрит из засады,
Центральный рынок, где нужны
Деньжищи, чтоб купить штаны,
Дворцы, лачуги, огороды,
Аптеки, башни, казаки,
Пьют у пивнушки мужики,
Жуют студенты бутерброды.
Балконы, на воротах львы —
Ростова краски таковы.


XXXIX. XL.
Мы любим тихие прогулки,
Шагаем час-другой, и вот
Опять в Соборном переулке.
А тут и вечер настает.
Уже мы еле тащим ноги,
Нам нужен отдых, и в итоге
В гостиницу мы держим путь,
Дабы немного отдохнуть.
Нам улыбается консьержка.
Тут чемоданы, там еда,
Немного мрачно, не беда,
Вполне приличная ночлежка.
Здесь остаемся до утрa.
Но дальше продолжать пора.

XLI.
Уехал муж в командировку,
И Оля рано поутру
В Ростов впервые на тусовку
Решила пригласить сестру:
«Он там пробудет две недели,
А что, пора ей, в самом деле,
Пожить немного у меня,
Ну, скажем, три — четыре дня.
Пора привыкнуть ей к Ростову,
Я покажу ей город наш,
В парк отвезу, потом на пляж,
Но пусть оставит дома Вову.
Хочу, чтоб, как в былые дни,
Опять остались мы одни».

XLII.
И вот сестра ее в Ростове,
Уже напоена вином,
Забыла временно о Вове,
И всем довольна. В основном.
Не для нее скульптуры эти,
Картины, бронза в туалете.
Ей нравится дизайн простой —
Дом должен быть полупустой.
Я б придержался середины,
Мне абсолютно все равно,
Чем занавешено окно,
Какие там висят гардины.
Но можно вовсе без гардин,
Поскольку я живу один.

XLIII.
Сестрицы встрече очень рады
(Я пропустил их диалог),
Смеются, меряют наряды,
И то и дело в щечки — чмок.
Вначале Таня поворчала,
Потом сказала, что скучала,
И вот сидят они и пьют
Какой-то очень кислый брют,
Едят бананы и конфеты,
Трещат о чем-то о своем...
Возможно, мы их не поймем,
Расслаблены, полураздеты.
И пусть мужья их далеко,
Без них приятно и легко.

XLIV.
И вот Татьяну по подругам
Таскает Оля каждый день.
Всегда машина к их услугам,
Им вовсе отдыхать не лень.
Родне, прибывшей издалёка,
Тут вряд ли будет одиноко:
Тусовки, бары, кабаки
И все путем, по-городски.
Татьяна город полюбила,
Наскучил ей поселок — жуть!
И может быть, когда-нибудь
Она бы мужа упросила
В Ростов вернуться навсегда.
Возможно, Энский скажет: «Да».

XLV.
Пусть любит он цветы и пашни,
Пусть строчит вирши день за днем.
Поселок — это день вчерашний,
Татьяне слишком скучно в нем.
В Ростове Вову отлупили?
Так это все давно забыли,
Туда поехать им пора,
Поселок — редкая дыра.
Там все тоскливо и угрюмо,
Все те же лица и слова,
От них устала голова,
И хочется веселья, шума.
Решила Таня: «Хватит мне
Стихов и песен при луне».

XLVI.
Все Таню крепко обнимают,
Ей рады, вроде, но увы,
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до головы.
Ее находят слишком странной,
Провинциальной и жеманной.
Немного бледная она,
Но вовсе Таня не дурна.
Ее хорошие манеры
Влекут. И все сдружились с ней,
И мил Ростов ей все сильней,
И появились кавалеры.
Но Таня любит лишь его,
Поэта, мужа своего.

XLVII.
И вот опять у Оли сходка,
Друзья какие-то пришли,
И снова в рюмки льется водка,
В бокалы — легкое  шабли.
Какая ж без вина тусовка?
У всех гостей экипировка:
Мужчины в красных пиджаках,
А женщины, ну просто  ах!
Татьяна слышит разговоры,
Не понимая ничего,
В душе играет озорство,
И хочется вмешаться в споры.
Но лишь она откроет рот,
Ей сразу кто-нибудь нальет.

XLVIII.
Все нашу Таню занимает,
Волнует общий разговор,
Но как начать, она не знает,
Нести какой-то легкий вздор.
Сестра всех потчует радушно,
Накурено, немного душно.
Поставили смотреть видак,
А часики тик-так, тик-так.
До четырех утра сидели,
Пора гостям идти домой.
Хотя окутан город тьмой,
Уже машины загудели.
Татьяне с Ольгой спать пора,
Ведь завтра — лучше, чем вчера.

XLIX.
Мужчины города Ростова
На Таню пристально глядят.
Играет чудно в подкидного,
Поет недурно, говорят.
Фигура блеск, лицо красиво,
Волос коричневая грива.
Короче, свет решил: она
Собою очень недурна.
Но эти странные наряды,
И допотопные штаны
Такой нелепой ширины,
И слишком яркий цвет помады.
Чтоб обрести приличный вид,
Ей нужно поменять прикид.


L.
Вот Оля принесла наряды:
Лосины, юбки, свитера.
Смеются обе, обе рады,
Идет примерка на ура.
Нарядам Таня очень рада,
А вот и новая помада.
Не только платья и штаны —
Любые мелочи важны.
Примерка длится все и длится,
Блузоны, брюки, пиджаки,
‘Одета ты по-городски», —
Сказала младшая сестрица.
И стало видно в тот же миг:
Татьяны имидж — просто шик!

LI.
Теперь Татьяна в виде новом
И элегантна, и стройна.
Ужасно радуясь обновам,
Стоит у зеркала она.
—Где ты берешь такие шмотки?
—Здесь, у одной знакомой тетки.
Все только фирма, первый сорт —
Неотразимость, блеск, комфорт.
А помнишь, Таня, как бывало:
Шкаф полон — нечего надеть,
А мы делили шмотки. Ведь
Их все равно нам было мало.
А легкий шарфик голубой
Чуть не поссорил нас с тобой.

LII.
Не только тряпки занимали
Сестриц пытливые умы,
Они не только вспоминали,
Как брали кофточки взаймы,
Но и мужьям промыли кости.
Хотя по-доброму, без злости.
—Пока их рядом с нами нет,
Давай устроим-ка банкет.
И вот у них толпа народа.
Тот подставляет свой стакан,
А этот безнадежно пьян,
А кто-то хочет бутерброда.
Тут пыль столбом, тут сизый дым
И множество ростовских прим.

LIII.
Шум, хохот, музыка и крики,
Знакомый, и не очень, люд.
Для Оли — розы и гвоздики,
Напитков много, много блюд.
Татьяна выглядит отлично,
Да и ведет себя прилично:
«Друзья, пожалуйста, без рук».
В поселке ждет ее супруг.
Хотя вернуться к поселянам,
В уединенный уголок,
В свой незатейливый мирок,
К своим цветам, к своим романам
Она не хочет. У нее
Идея — поменять жилье.

LIV.
Теперь навязчивые мысли
Ее терзают каждый миг,
Вопросы в воздухе повисли,
Спросить ли Вову напрямик?
Что скажет он? Его, возможно,
Готовить надо осторожно.
Ему все рифмы да слова,
Луна, цветы, поля, трава,
И больше ничего не надо.
Да, я люблю его стихи,
Они, конечно, неплохи,
Но им одним я мало рада.
Мне хватит леса и цветов,
Уехать я хочу в Ростов.

LV.
Напомню если вы забыли,
Ростову Энский был не рад,
Его там здорово побили,
Ему не хочется назад.
Ведь не всегда он был поэтом
И сочинял зимой и летом.
Но кем он был, не знаю я,
Да и забота не моя.
О ты, изменчивая муза!
Когда покинешь ты меня,
За строфы длинные браня?
Довольно. С плеч долой, обуза!

Я классицизму отдал честь
И отдохнуть могу присесть.

Глава восьмая

I.
В те дни, когда в Литературный
Передо мной закрыли дверь,
Я был начитанный, культурный
И выбрит, а не как теперь.
В те дни в рабочем кабинете
Я первый раз попался в сети.
В ночной бессонной тишине
Являться Муза стала мне.
Моя угрюмая квартира
Вдруг озарилась — Муза там
За мной ходила по пятам,
И все сильней звучала лира,
И бил копытами Пегас.
Так я в поэзии погряз.

II.
Стихи — не детские игрушки,
Скорее, ноша на горбу,
Меня заметил бы сам Пушкин,
Но он давно уже в гробу.
..............
..............
..............
..............
..............
..............
..............
..............
..............
..............

III.
Однажды, кажется весною,
К друзьям я с Музою пошел.
Привел ее туда, не скрою,
Чтоб показать — смотрите, мол,
Какая у меня красотка:
Фигура, волосы, походка!
Она блистала красотой
И вовсе не была святой,
Поскольку флиртовала смело;
И мужики слетались к ней,
Как стайка диких голубей.
Она влюблять в себя умела.
Но я гордился, что она
Каким-то чудом мне дана.

IV.
Моя приветливая Муза
Мне услаждала путь земной.
Порой от нашего союза
Я вдаль бежал… она за мной.
Стройна, изящна, черноглаза,
Как часто в городах Кавказа
Мы гастролировали с ней,
Как не хватает этих дней!
Я помню, мы в Крыму бывали.
Курорты Крыма хороши,
Там рай для тела и души,
И я забуду их едва ли.
Я помню пенную волну
И впечатлений новизну.

V.
Парила Муза вольной птицей
В своей далекой вышине.
И как тут было не влюбиться!
Она разбила сердце мне.
Теперь я весь к ее услугам,
Тяжелым заболев недугом,
Пишу, пишу я как больной,
Порой себе скажу: «Постой!»
Но поздно, Муза шепчет снова.
Вот и последняя глава,
Пусть началась она едва,
Начало ведь всему основа.
Пора мне браться за финал,
Хотя писать я не устал.

VI.
Но, окунувшись в жизнь другую,
Где блеск и разная возня,
Надев одежду дорогую,
Забыла Муза про меня.
Нет, не забыла, шепчет что-то,
Я весь в предчувствии полета!
Ищу я ручку, не найду.
Ох, видно, Музу подведу.
Где ручка? Вот. Ах, черт, не пишет!
Какой невиданный пассаж!
Тогда возьму я карандаш.
А карандаш на ладан дышит.
И записал я в голове:
«Дрова лежали на траве.»

VII.
Татьяну вывел я из дома
Впервые в мир совсем иной,
Где все немного по-другому
И удивляет новизной.
Средь публики такой различной
Она не кажется тепличной,
Она уже совсем своя,
И все вокруг ее друзья.
Но вот на посошок налили
По пятьдесят последних грамм,
Пора, ребята, по домам,
Уже вином ковер залили.
Пока! До скорого! Салют!
И у дверей по новой льют...

VIII.
Но вот Евгений возвратился
И не узнал родимый дом.
«Тут явно кто-то веселился, —
Сказал он, посмотрев кругом. —
Оставил грязную посуду
И вещи разбросал повсюду,
Испачкал новые ковры».
Вдруг смотрит: в спальне две сестры.
Увидев нашу Таню снова,
Евгений проглотил слюну,
Забыв про друга и жену.
В нем вновь проснулся Казанова.
Так просыпается порой
И в нас какой-нибудь герой.



IX.
Зачем же так неблагосклонно
Мы отзываемся о нем?
Да, он не ангел, безусловно,
Но может сделать ход конем.
Он стал примерным семьянином,
Остыл и к Светам, и к Маринам,
Они давно ему не в масть,
Но к Тане вдруг проснулась страсть.
Давайте отдохнем немного,
Уже рассвет не за горой,
А завтра снова встанем в строй.
Читатель просит эпилога,
Но я хочу хотя б чуть-чуть
От писанины отдохнуть.

X.
Ах, эта молодость! Беспечно
Дни пролетали чередой.
Казалось, жить мы будем вечно,
И все вокруг, и мы с тобой.
Тот счастлив, кто остался молод,
Кто весел и в жару, и в холод.
Кто в тридцать полной жизнью жил
И в сорок не утратит сил,
Тот молодой и в девяносто.
Надеюсь, мы из тех людей.
И пусть мы сделались седей,
Нас сокрушить еще не просто,
Мы так же пламенно горим,
И наш азарт неоспорим.

XI.
Все в прошлом, мы теперь иные,
Былые сладости горчат,
И жизни нашей позывные
Все безнадежнее звучат.
Мы стали ниже, стали тише,
Сидим в своей удобной нише.
Ленивы, вялы, неживы —
Такие мы теперь, увы.
Во всем виним вино и скуку,
Мы невезучи, мы больны,
Глядим на жизнь со стороны,
Не подаем друг другу руку.
Толпа! Мы не имеем с ней
Ни общих мнений, ни идей.

XII.
А где же прячется Евгений?
Он выпил рюмку, и в кровать!
Уснул без лишних рассуждений,
Ему давно хотелось спать.
Он сбыл товар весьма успешно,
Не обошлось без дрязг, конечно.
Теперь он хочет одного,
Чтоб отвалили от него.
И он послал их всех подальше,
Так виртуозно, что, друзья,
Такое повторить нельзя.
Послал легко, без тени фальши.
Потом уснул. Сдается мне,
Он видит Танечку во сне.

XIII.
И снится сон ему тревожный:
Уехал он в далекий край,
Вдруг видит камень придорожный
И знак «Тропинку выбирай».
Пойдешь налево ли, направо —
Найдется на тебя управа.
И три здоровых бугая
Кричат: «Моя, моя, моя!»
Но тут проснулся он. Стемнело.
Смотрела Ольга сериал.
Там шел «Изауры» финал.
Но у него к Татьяне дело,
И он спросил: «Скажи,  жена,
А где Татьяна? Где она?»

XIV.
Но Оля вдруг заколебалась —
У жен особое чутье.
Хозяйке дома показалось,
Что Женя — снова за свое.
Но, заглушив в себе сомненья,
Она сказала без волненья:
«Татьяны нет. Татьяна спит».
Но тут проснулся я, пиит.
И пусть похвал мой слог достоин,
Не претендую на успех,
Хоть сочиняю я для всех,
Но в поле я один лишь воин.
Читатель спит и видит сон —
Роман дочитывает он.

XV.
И все же я вернусь к Татьяне.
Друзья, вы поняли давно,
Я от нее хожу в нирване,
О чем поведать не грешно.
Красавицы проходят мимо,
Но лишь она неотразима.
Однако, Таня не одна,
Она Владимира жена.
Я ж выбрал миссию поэта.
Теперь мы с Музою вдвоем
Такие вирши создаем,
Добившись звонкого дуэта!
Я много разных женщин знал,
Но Таня, Таня — идеал.

XVI.
Над этим образом ночами
При свете звезд трудился я.
И вот Татьяна перед вами...
Мои почтенные друзья,
Мои любезные подруги,
Роман прочтите на досуге.
Быть может, Оля ближе вам
Из этих двух прекрасных дам?
И я ее люблю, не скрою.
Но если выпьем по одной,
То согласитесь вы со мной,
Что Оля яркой красотою
Затмить Татьяну б не могла.
За это Ариным хвала!

XVII.
«В натуре, — думает Евгений, —
Она безумно хороша.
Ее б я снял без промедлений,
Но ведь не светит ни шиша…»
Пичуга вдруг защебетала,
Настало утро, Таня встала.
Пришла на кухню, там сидит
Евгений, мрачен и небрит.
Они увидели друг друга,
Татьяна бросила: —Привет.
—Опять читаешь книжки? — Нет.
Поэта слушаю. Супруга.
Прошла для чтения пора.
А где, скажи, моя сестра?

XVIII.
—Она еще лежит в постели,
У Оли головная боль,
Понос, озноб и слабость в теле —
Все этот чертов алкоголь.
—Да, перепили мы немного,
Но не суди нас, Женя, строго.
Вино пролили? Не беда.
Была тусовка хоть куда...
Ничто ей душу не смутило,
И вовсе не была она
Удивлена, поражена,
Татьяна больше не грустила
И соблюдала светский тон —
Прочна Татьяна, как бетон.

XIX.
Душа ее не содрогнулась,
Лицо не покраснело вдруг,
И даже бровь не шевельнулась,
Ведь дома ждет ее супруг.
И пусть смотрел Евгений страстно,
Но к Тане подходить опасно.
И как с ней шашни завести?
Сидел он долго взаперти,
Давно пора пойти по бабам,
Момент, возможно, настает.
Чтоб растопить в Татьяне лед,
Он должен быть все время рядом.
Вдруг Таня выскользнула вон,
Пока ни с чем остался он.

XX.
Она ль та самая Татьяна,
Что с ним хотела под венец
В начале нашего романа?
Евгений вслух сказал: «Капец!»
Конечно, он сказал пожестче —
Ему так изъясняться проще…
Не может он понять умом:
Она ль та девушка с письмом,
Та, что к поэту отвалила?
А может, это снова сон?
Теперь уже страдает он —
Его Татьяна охмурила.
—Я тот, с кем быть она должна!
—Постой, любезный, а жена?

XXI.
Но Женю снова ждет работа,
Опять по горло важных дел.
И пусть работать неохота,
Но он на сходку полетел.
Звонит Евгений по мобиле
Туда — сюда, как лошадь в мыле.
Скорей бы вечер. Боже! К ней!
И он погнал своих коней.
Чего хотел он от Татьяны?
Он сам еще не понимал,
Что нарывался на скандал,
А это не входило в планы.
Вот Негин дома. Таня здесь.
Садятся пить, садятся есть.

XXII.
Евгений ждет удобный случай,
Чтоб с Таней быть наедине,
По дому ходит, словно туча,
Совсем не радуясь весне.
И вдруг жена уходит в спальню —
Конец приходит ожиданью.
Но Таня, хоть теперь одна,
В свои мечты погружена.
Евгений, пользуясь моментом,
С опаской говорит: «Привет!»
Татьяна же молчит в ответ,
И недовольна инцидентом.
А Негин, прикусив язык,
Совсем сконфузился и сник.

XXIII.
Приходит Оля. Ей не спится.
Евгений взялся за бокал.
«Так можно очень быстро спиться», —
Сказал и громко заикал…
И вот опять гостей лавина —
Неймется без адреналина.
Но всюду Оля. Oт сестры
Отстать он должен до поры.
Пошли мужские разговоры:
Машины, бабки, в основном,
Меж пивом, водкой и вином.
Чуть, правда, не дошло до ссоры.
Хозяин стукнул по столу,
Разбив при этом пиалу.

XXIV.
Тут были разные персоны,
Знакомый, и не очень, люд,
Какой-то Леша прямо с зоны
Нашел радушный здесь приют.
Там был, похоже, цвет Ростова,
Какой-то Стас, какой-то Лева.
Нo был и творческий народ,
Что много ест и много пьет.
Тут рэкетиры и богема,
Крутые рыбы и плотва,
Друг другу близкие едва.
И это вовсе не проблема.
Всех собирает Олин дом.
Такой второй найдешь с трудом.

XXV.
Здесь все блестело и горело,
Кругом хрусталь и серебро.
Дом был наполнен до предела
И выглядел весьма пестро.
Тут были модные картины,
И тусовались балерины.
Лишь я остался в стороне
С самим собой наедине.
 ..................
..................
..................
..................
..................
..................

XXVI.
У Оли в доме все сияло,
Богаче не было гнезда,
А Жене все казалось: мало!
Нет места в доме? Ерунда!
Она не ведала, откуда
В ее шкафах посуды груда,
Откуда деньги на счетах.
Евгений же любил размах.
Гостеприимный дом ломился
От всевозможной ерунды:
Картины, слоников ряды,
Не зря же он, друзья, женился!
Он рад тащить все это в дом,
Пусть помещается с трудом.

XXVII.
Мой Негин клеится к Татьяне,
Та неприступна, как скала,
И он живет, как на вулкане,
Забыв про важные дела.
Но рыбка не клюет, хоть тресни.
Он к ней. Она ему: «Исчезни!»
Ах, люди, как похожи вы!
Вас страсть лишает головы,
Как прародительницу Еву.
Кто с вами рядом, тот не в счет,
Вас недоступное влечет,
К запретному вас тянет древу.
Поспели яблоки в саду
На радость или на беду?


XXVIII.
А между тем приехал Вова,
Ему тоскливо одному.
И вот они гуляют снова
У Оли Негиной в дому.
Евгений рад приезду друга.
« Он, может, отвлечет супругу,
А я займусь ее сестрой», —
Так наш прикидывал герой.
В какие угодил он сети!
Желанье Таню получить
Ему теперь мешает жить,
Спокойно жить на белом свете.
Вы скажете, что это месть.
Возможно, так оно и есть.

XXIX.
Он сам не знает, что за сила
Его к Татьяне повлекла,
Она его обворожила
И раскалила добела.
Куда ни глянь, везде Татьяна,
На ней костюмчик без изъяна,
Идет ей шелк, идет велюр
И этот острый маникюр;
Такую закадрить сумей-ка.
Она не ноет, не грустит,
Весьма счастливая на вид,
Блестит, как новая копейка.
Не курит Таня сигарет.
Вот новой Танечки портрет.

XXX.
«Какой я дуб!Какой я дятел!
Супруге наставлять рога!
Я что, на самом деле спятил?
Мне Танька эта на фига?»
Вопросов много, нет ответов.
К Царевскому! Просить советов.
Открыл подпольный он притон,
Глотает деньги, как питон.
Евгений ждет, Евгений злится,
Евгений сам уже не рад:
«Давай-ка, поверни назад,
Ведь ты хотел остепениться.
Есть у Вована пистолет.
Не жить тебе сто двадцать лет».

XXXI.
Она его не замечает.
Он что-то скажет — тишина.
В его компании скучает
И ленью мается она.
В ней нет ни капельки кокетства.
(Куда оно успело деться?)
Однако, с прочими она
Не так бывает холодна.
Он то ворчит, то молча злится.
Она же смотрит свысока,
Всегда готова для броска,
Он жалкий пес, она же — львица.
Уже б уехала домой,
А то больной Евгений мой.

XXXII.
Но Таня не уедет — Вова
Вернуться захотел в Ростов.
Сказал он: —Здесь нам будет клево.
Ростов принять меня готов!
—Татьяна будет жить в Ростове?
Евгений только сдвинул брови. —
Письмо! Писать письмо скорей!
Я напишу такое ей!
И пусть английским не владею,
По-русски я писать могу.
Порывшись у себя в мозгу,
Я донести смогу идею...
В столе порылся он, и вот
Нашел там ручку и блокнот.

Письмо Негина к Татьяне

В натуре, ты, Татьяна, стерва!
Чего выпендриваться так?
Ты мне мотать решила нервы?
Я не какой-нибудь дурак.
Чего хочу? Прикинь, не знаю.
Хотя я тут икру мечу,
Но, сто шаров, не понимаю,
Чего я от тебя хочу!

Ты шедевральная чувиха!
Ламбаду ты танцуешь лихо.
Короче, баба хоть куда.
А то, что сдрейфил там, в поселке,
Так то по пьянке, палки-елки.
К чему, Танюха, нам вражда?
Да, Таня, я женат на Оле,
А ты Вованова жена,
Так что, все время жить в неволе?
Ты мне одна сейчас нужна.
Я сам не знаю, как женился —
Царевский применил гипноз.
Не верил я, что он всерьез,
Но сразу к Ольке прикадрился.

Мы жили, было все ништяк.
Жить продолжая под гипнозом,
К другим я не стремился козам,
Я ж не какой-нибудь маньяк.
Все было, вроде бы, путем:
Чувиха рядом, бабок море,
Едим, тусуемся и пьем,
Короче — у судьбы в фаворе.

Я никогда не нес пургу,
Пусть говорил я крайне мало,
Писать, однако, я могу.
Да ты же мне сама писала!
Ты дура, Танька, или нет?
Мне? По английски? Это бред!
Не понял из него ни слова,
Что это был за васисдас?
А я все написал толково
Про ситуацию и нас.

Короче, хочешь оттянуться?
Давай схлестнемся втихаря.
Хочу на сторону мотнуться,
С тобой поехав на моря.
А то опять хандра, и крышка!
И все осточертеет мне.
Хоть я, в натуре, не мальчишка,
В любовники гожусь вполне.
Короче, что базарить много?
Я что, похож на болтуна?
Ведь ты теперь не недотрога
И маму слушать не должна.
Короче! Легкая измена
Лишь укрепит счастливый брак.
Нужна порою перемена,
Без перемен — облом и мрак.

Но так и быть, решай сама,
Надеюсь пересечься скоро
Не для простого разговора,
Как ты узнала из письма.

XXXIII.
Читатель, не жалей напрасно,
Что не читал оригинал.
Там матерился он ужасно!
Я половину слов убрал.
Я не любитель сквернословья,
Но матерится он с любовью!
Я так конечно бы не смог —
Не знаю слов тех назубок.
Но я люблю его такого,
Приняв таким, каким он есть,
И вам его представил здесь,
Надеюсь, ясно и толково.
А если перебрал слегка,
То не хватайтесь за бока.

XXXIV.
А Таня, прочитав такое,
Дала нахалу по мордам.
—Ах ты, отродье воровское!
Да я тебя сеструхе сдам!
Тебя Вован порвет на части.
Нужны тебе такие страсти?
Вернись немедленно в семью
И не ломай семью мою.
Куда суешься ты, дубина?
Иди отсюда подобру,
Мне твой базар не по нутру.
Вот размечтался, кобелина!
И Негин мой пошел-таки,
Своим желаньям вопреки.

XXXV.
Он стал читать. Прочел Толстого,
Потом О.Генри и Дюма.
«Читать, — сказал он, — это клево!»
Чем удивил меня весьма.
Прочел Шекспира и Моэма —
Его влекла любая тема.
Прочел из наших кой-кого,
Все было ново для него,
Так и читал без остановки,
Не пропуская ничего,
И прочитал меня всего.
Завидую такой сноровке!
От мата скоро он отвык
И чистым стал его язык.

XXXVI.

Он все читал, а буквы плыли,
Сгущались образы вдали:
Неслась гнедая лошадь в мыле,
В окно влетали журавли.
Шли караваны, плыли лодки,
Сидели за столом красотки.
И очень скоро он привык,
Что видит образы из книг.
Виденья проплывали мимо,
Одни из темной старины,
Другие были, точно сны,
Но все реально, ощутимо.
Вот там, кивая головой,
Сидит на стуле домовой.

XXXVII.
Приходят образы в движенье,
Он слышит странные слова,
Ну у него воображенье!
Ну у него и голова!
То видит, катятся телеги,
А то цыгане на ночлеге,
Он также слышит голоса.
Сказать короче — чудеса.
Опять приходят наважденья:
Вот женщины, он к ним идет,
Но словно кончился завод,
И вдруг сменяются виденья:
Он видит дом, и у окна
Сидит она… его жена!

XXXVIII.
Он так привык теряться в этом,
Часами оставаясь там,
Что скоро сделался поэтом,
Пошел за нами по пятам.
Как изменился мой Евгений!
Он весь в плену стихотворений.
Он с музой дышит в унисон,
Не спит, но видит сладкий сон.



Я в нем почувствовал поэта
По странным таинствам души.
Ну что, мой друг, теперь пиши,
О том не делая секрета.
Пусть видят, как с тобой вдвоем
Порой мы вирши выдаем.

XXXIX.
Писать он начал прошлым летом,
Прошли и осень, и зима.
Но тот, кто сделался поэтом,
Тот навсегда сошел с ума.
Весна живит его впервые,
И радуют огни ночные.
Пусть зимовал он, как сурок,
Но написал немало строк.
Как хорошо проснуться рано,
Семейные надеть трусы,
Схватить кусочек колбасы
И выпить воду из-под крана.
А после с ручкою в руке
Лежать в удобном гамаке.

XL.
А где же Энский и Татьяна?
В Ростове, где ее сестра.
Забыли Вову-хулигана
Дружки с соседнего двора.
Евгений проявил заботу,
Его устроил на работу —
Открыл подпольный гастроном,
Где Энский торговал вином.
А Негин с Олей в прежнем доме
(Я про Евгения писал,
Стихи пока он не бросал).
Все хорошо, пожалуй, кроме
Того, что не хочу, друзья,
С героями расстаться я.

XLI.
Иной поэт напишет строчку,
Ну, может быть, катренов пять,
И уж готов поставить точку,
Как будто нечего сказать.
Поспорил я с самим собою,
Что напишу любой ценою
Роман в стихах. И скоро он,
Надеюсь, будет завершен.
Без удивления и злости
Примите мой тяжелый труд,
Пусть напрудил я целый пруд,
К чему перемывать мне кости?
А если в чем-то был неправ,
То заплатить готов я штраф

XLII.
Вы скажете — конец банален,
Где драма? Где накал страстей?
Конечно, он не идеален,
Зато написан без затей.
Возможно, мог бы я Татьяну
К любовному склонить роману,
Но жаль мне Танечку мою,
И я вернул ее в семью.
К чему нам слезы и угрозы,
А может даже и свинец?
Мы драматический конец
Оставим-ка для мрачной прозы.
Героев оставляю я.
Настала очередь моя.

XLIII.
Тогда, когда я был моложе,
Подружка у меня была.
И я любил ее. И что же?
С другим красавица ушла.
Какой удар! Какое горе!
Тогда я выпил водки море.
Так вот она, твоя любовь?
И даже ныне стынет кровь,
Когда я вспомню взгляд холодный
И эти губы, точно лед,
Бровей разгневанных полет,
И скрип калитки безысходный.
О как же я страдал тогда!
Все муки после — ерунда.

XLIV.
Тогда… И вдруг она обратно
Вернулась через пару лет.
Одна осталась, вероятно,
И никого под боком нет.
Меня преследует и злится,
Что не хочу на ней жениться.
Так где ж ты, кумушка, была,
Когда крутилась, как юла,
То здесь, то там, то где-то между?
Я нынче с Музой. Ей служу
И ей, бесценной, дорожу.
Оставь, наивная, надежду.
Могу сложить лишь пару строк,
Но вряд ли в этом будет прок.

XLV.
Я  ей сказал: «Я был моложе,
Но не забыл я до сих пор,
Как я любил тебя до дрожи,
Своей судьбе наперекор».
Когда б в моей то было власти,
Я б избежал безумной страсти
И сохранил себя бы, но
Она манила все равно,
И я погиб в ее лавине.
Зачем на рану сыпать соль?
Былой любви сегодня — ноль,
Былых страданий нет в помине.
Закрылась рана наконец,
Но сердце мучает рубец.

XLVI.
Привык давно я к кабинету,
Где канцелярских много штук.
Я создал там свою планету
Без огорчений и разлук.
Где рифмы, там и мне отрада,
Другой награды и не надо.
За дивный луг, за дикий сад,
Я многое отдать бы рад,
Но злой Пегас стоит на страже
И не дает со стула встать,
И потому я умотать
На волю не пытаюсь даже.
Мне шепчет Mуза за спиной:
«Теперь ты мой, ты мой, ты мой».


XLVII.
А счастье было так возможно,
Но может, сам я виноват?
Его спугнул неосторожно,
Теперь не жди его назад.
Я вспоминаю о подруге,
Но Муза в качестве супруги
Мне высшей силою дана.
Я верю, не предаст она,
Но и так просто не оставит.
Она все время за спиной
Она, по сути, правит мной
И мыслями моими правит.
Смирившись с участью своей,
Я буду вечно верен ей.

XLVIII.
Итак, мы все теперь по парам,
И этим счастливы вполне.
Писал я, видимо, недаром
Но закругляться надо мне.
Пусть Муза отдыхает тоже,
Замучилась она, похоже,
Шептать мне строфы день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.
Читатель, мы теперь оставим
Героев наших навсегда.
Роман к концу подходит? Да!
Давайте же себя поздравим
И крикнем громкое ура!
Увы, расстаться нам пора.

XLIX.
Кто б ни был ты, читатель строгий,
Роман серьезно не суди
И не ищи в нем аналогий,
Хотя они там есть, поди.
И пусть строфа моя небрежна,
Я полюбил героев нежно.
Но вот настал последний час
И для героев, и для нас.
Пусть я с грамматикой не дружен,
Но верю, не посмотришь ты
На этот опус с высоты.
Быть может, он кому-то нужен
И что-то можно в нем найти.
А если что не так, прости!

L.
И вы, герои, извините,
Что я, не ведая преград,
Как кукол, вас тянул за нити,
Порой вслепую, наугад.
Простите бедного поэта,
Что перешел границу где-то,
А где-то и загнал коней.
Промчалось много долгих дней
С тех пор, как юная Татьяна
И остальные в смутном сне
Привиделись впервые мне
И дали повод для романа.
Я сквозь магический кристалл
Уже тогда его листал.

LI.
Где те, которые вначале
Читали первую главу?
Они роман недочитали?
Так это я переживу.
Его писал я не для славы.
Немного перебор? Вы правы.
Своих героев я создал
Не для восторгов и похвал.
Вы не хулите графомана,
Шагая от главы к главе
С циклоном мыслей в голове,
Дошел я до конца романа.
И вот, с улыбкой на лице
Поставил точку я в конце.


15 мая 2021 — 11 июня 2021