Письмо из прошлого
В небольшом селе, от города вблизи.
Главная в покупке той была земля,
Двадцать соток, но запущенная вся.
Мы планировали домик тот снести.
Планировку сделать, новый возвести,
Обустроиться, разбить сад, огород...
Дел, короче, там невпроворот.
Принялись дом старый разбирать,
На чердак пришлось мне залезать,
Там в коробке всяко разное хламьё.
Желтый лист потёртый. Это же письмо!
В треугольник странный свёрнуто оно,
Без конверта и без марки, всё равно,
Мысль пришла, что это именно письмо,
От кого-то мне из прошлого оно.
Бережно я пыль с него стряхнул,
Аккуратненько листочек развернул.
Не хотел, чтоб превратилось в прах
В неумелых к ветхости, моих руках.
Удивление и трепет с первых строк,
Для меня, сказал бы, это просто шок,
Ведь в письме велась речь о войне.
С того времени письмо пришло ко мне.
"Здравствуй, братик, уже много лет
Письма шлю тебе, но мне в ответ
Нет ни строчечки, одна лишь тишина.
А уж много лет, как кончилась война.
Как в войну я треугольнички пишу
И у Боженьки одно только прошу,
Подскажи, где брата мне искать,
Мне когда-то завещала это мать.
Помню, как на фронт взяли тебя.
В дом повестка страшная пришла.
Мама выла в голос - "Я пойду!"
Не отдам сына, кровиночку мою.
Сколько можно мне родных терять,
Погиб батька мой, о муже не слыхать...
А сейчас сынок, не вставший на крыло,
В мясорубку смерти забирают всё равно.
Помню, я в такой истерике была,
И прижавшись к тебе, крепко обняла.
"Не пущу, брат, ни за что не отпущу
В это пекло, в эту адскую войну."
Бога всё звала, молила у него
Уберечь от смерти брата моего,
Нечисть всю фашистскую смести
И страну нашу к победе привести.
Ты пытался мои рученьки разжать,
И твердил одно - пора бежать,
Грузовик вовсю бибикает давно.
Только, что мне было до него.
И ты закричал на нас тогда:
Лишь с победой я вернусь сюда.
По земле родной не дам шагать
Ворогу. Должны вы это знать.
Уже наспех меня с мамой приобнял,
Ждите писем, напоследок нам сказал,
В грузовик залез. И он рванул,
К остальным грузовикам примкнул.
По-перву ты часто нам писал,
Нас бодрил и шуточки вставлял.
Говорил, в боях пока не побывал,
Повезло, к танкистам, мол, попал.
Танком вот подучат управлять,
И тогда, мол, будешь смело воевать.
Только уже вскоре танк освоил свой,
Принял на войне свой первый бой.
Ты писал: "Мамань, сперва струхнул -
Взрывы, огонь, дым, смерти вдохнул.
Потом мысли отключились эти все,
Понял, нахожусь я на войне.
Тут не до истерик, это полымя,
Или я фашистов, иль они меня.
Грохот, скрежет танковой брони,
Взрывы, гул, грому сродни.
Только гром, он далеко и высоко,
А тут смерть и кровь, и горячо.
С нервами-то быстро совладал,
Не до них тут, это уже знал.
Одна мысль меня в этом бою вела,
Не отдам земли ни пяди нашего села.
И не только нашего, а всей страны.
Отстоять свою свободу мы должны.
До последнего в боях буду стоять,
И страну Советов буду защищать.
Верьте, лишь с победою вернусь,
И отстроится, воспрянет Русь."
А потом опять бои, бои, бои...
Письма реже. Отступали сперва вы.
Сводки с фронта были всё страшней,
Лицом мама становилась всё смурней.
Голова её стала совсем-совсем седа.
Слёзы высохли, иссохла вся она.
По ночам звала, Матвеюшка, сынок,
Напоследок увидать бы хоть разок.
Мне бы только знать, что ты живой,
Что здоров, иль ранен, Боже мой,
Главное, что жив ты. Очень жду.
Постоянно Бога за тебя молю.
А потом ты перестал писать.
Чуток повредилась умом мать.
Заговариваться стала и слегла,
Как в бреду тебя всегда звала.
Меня стала сыном называть,
Всё просила крепче обнимать.
Заскорузлой рукой гладила лицо,
И твердила: "Солнышко моё,
Ты вернулся, можно помирать,
Знать, не зря молила, я ведь мать,
Вот и сжалился Бог над моей бедой,
Возвернул мне дитятко моё домой.
Доча, дочка, братика-то накорми,
Там в печи уж настоялись щи.
Батька твой любил их похлебать,
И Матюша тоже будет уплетать."
Долго-долго, брат ты не писал...
Одно грело, похоронки не прислал
Нам никто. Надежда теплилась ещё.
И однажды прилетело письмецо.
Я от радости с ума чуть не сошла.
По-перву, боялась страшно я письма,
Там ведь почерк был совсем другой,
Женскою написано чужой рукой.
С робостью открыла то письмо,
Строчки пляшут, и в глазах темно.
Хорошо соседка ко мне прибегла,
Письмо-весточку мне вслух прочла.
Медсестричка то письмо прислала нам
Прописала - жив, мол, в госпитале там,
В Ленинграде. В бою ранен очень тяжело.
Был в беспамятстве, но это уж прошло.
Восемь месяцев на излечении у нас,
Оклемался, наконец, только сейчас.
Его танк в бою из миномёта был подбит,
Остальной весь экипаж танка погиб.
Танк горел. Матвею, видно, Бог помог
Выбрался, но вспомнить, как, не смог.
После боя рота похоронная пошла
Раненных искать. Ночная мгла.
Вскоре мгла могла уже землю укрыть,
И бойцам тем было надобно спешить.
А Матвей, как говорят, он мёртвым был,
Жизни признаков не подавал, застыл,
А на нём, стыдно сказать, надеты сапоги,
Яловые, новые. Вот только их с ноги
Тем солдатикам никак не удавалось снять,
А зачем же такой вещи пропадать.
И один солдат воткнул в ногу штыком
Пригвоздил её к земле, чтобы потом,
Легче было тот сапог с ноги стянуть,
А Матвей и застонал. Вот в этом суть.
Если б не случайный штык в его ноге,
Смерть злодейка забрала б его к себе.
Вот такие на войне бывали чудеса,
Видно, помогали сами Небеса.
Срочно в госпиталь доставили его.
Жив-то жив был, только нелегко
Приходилось его к жизни возвращать,
Весь в осколках, их не все достать
Удалось нашим военным докторам.
Он в бреду шептал всё: "Мама, мам..."
Но куда писать не знал тогда никто.
Да, немало времени с тех пор прошло,
А сейчас вот на поправку он пошёл,
Вспомнил адрес и письмо это прочёл
И просил его скорей вам отослать...
Беспокойство за сестрёнку и за мать.
Сам писать никак пока не может он,
Весь в бинтах и шрамах. От него поклон.
Говорит, всё будет непременно хорошо,
Возвратится снова он в своё село.
Мама слушала, внимала всем словам,
Поняла, что сын вернётся снова к нам.
Слезы просто градом по лицу текут:
"Сынушка, родной, ты будешь тут.
Доченька, роднуленька моя,
Съезди к нему, милушка, сама,
Привези Матвеюшку домой...
Слава Богу, мой сынок живой."
И легла с улыбкой на лице,
Словно прояснилось в голове.
Что-то всё шептала, чуть дыша,
Видимо сыночка так звала.
А потом настиг её глубокий сон...
Поутру был ею пройден "рубикон".
Так без звука к Господу ушла,
Лишь улыбка на лице её была.
До поездки ли, мой братик, было мне?
Я жила и не жила... как в полусне,
Напряжение всех этих чёрных дней
Отразилось и на жизни всей моей.
Ногам стало очень тяжело ходить
Руки тоже почему-то стали ныть.
В Ленинград приехать не смогла.
А потом от тебя весточка пришла,
Что приедешь через месяц иль другой,
Не пригоден стал ты к службе боевой,
Жди сестра, скоро уже вернусь домой
Вместе справимся со всякою бедой.
И пропал уже на долгие года.
С госпиталя сообщили мне тогда,
Комиссован, мол, уехал он домой.
Где же ты, братишка, дорогой.
Я в милиции, в военкомате я была,
Каждый божий день тебя ждала,
Как сквозь землю провалился ты,
Не осталися нигде твои следы.
Бандитизм тогда расцвёл в стране,
Так в милиции тогда сказали мне.
Будут продолжать тебя искать...
Слава Богу, что не знает это мать.
Ведь она уверена была,
Что сынок вернётся навсегда.
А я продолжаю так же тебя ждать,
Продолжаю письма для тебя писать.
Уже двадцать лет с войны прошло,
Всё ж надеюсь, жив ты всё равно,
И пока живая, буду тебя ждать,
Буду письма продолжать писать.
Я невольную смахнул слезу с лица,
Вновь прочёл с начала до конца,
Сделал фото (сохранить письмо).
На душе было ужасно тяжело.
Аккуратно треугольничек свернул.
В тайну тайн чужую нынче заглянул.
Слышал раньше я, как было тяжело,
Но не трогало, как это вот письмо.
Мы его в шкатулочке храним,
И с детьми о нём мы говорим.
Путешествуем мы по местам боёв,
Знают они жизнь своих дедов.
Знают вкратце быт их, тяготы войны.
Это, чтобы представлять они могли,
Через что их деды, прадеды прошли,
Чтобы мы уроки жизни извлекли.
И нельзя нам допускать войны,
Люди меж собою мирно жить должны.
И не ссориться, и не конфликтовать,
Нам разумно в мирном мире проживать.
Не о лозунгах сейчас мы говорим,
А о людях, переживших тот экстрим,
Об их вере, силе духа и душе большой.
Да, славянской. Нет другой такой.
26.04.2021 г.
Свидетельство о публикации №121042608237