Кухня

 

    Кажется, я учился в седьмом или даже в шестом классе, когда мне взбрело в голову приготовить обед. Первый раз в жизни...
    На нашей любимице и кормилице – потемневшей снаружи, но с металлическим блеском внутри, со слегка подгоревшей деревянной ручкой пыхтела традиционная картошка с луком и мясом. Но ароматы… разносились! Возможно, на весь гарнизон… Скорее всего я ни о чем таком и не думал, но это был мой праздник. День волнения.
    Именно поэтому родители, как мне показалось, рано пришли с работы и, потирая ладони, усаживались за кухонный стол. Я, старательно и осторожно, важный и торжественный поднимал крышку со сковороды, но первая же фраза чуть не лишила дом торжества. Папа, кажется, не улыбаясь, произнес:  «Что-то маловато!» 
   И в самом деле оказалось маловато… А я так старался… Было обидно. Мне слышалось: ты успел попробовать, сынок!?..
   Всё, как мама. Всё, как обычно делала моя мама, я повторил в точности. Весь нехитрый алгоритм, который наблюдал много раз. И посуду расставлял аккуратно и чистил-резал картошку и лук, как она.  Хотя, например, мой папа, которого я видел намного реже мамы, очень любил лук, но луковицу, еще нечищеную, он просто резал пополам. С одной части снимал шелуху и резал очень тонко, другую оставлял в покое. И мама, бывало, когда спешила, картошку дочищивала и дорезывала на ходу. И я торопился также. Но обед удался. Мы дружно работали вилками, прямо из металла выковыривая чуть подгоревшие остатки моего шедевра.
    За  посудным шкафом стояла моя кровать-раскладушка, и кухонный стол был моим рабочим. Целый угол небольшой кухни занимала тихая, незаметная печь. Только зимой  она  оживала, ее тоже кормили, но лишь углем и дровами. Рядом с ней неуклюже примостился насос парового отопления, вдоль стен были понатыканы батареи и трубы, которые как-то вмешивались в нашу жизнь. Видимо для уюта на стене висела гитара. Среди посуды и мебели, чужеземкой, одинокой и молчаливой безделушкой. Играть на ней никто не умел, и не пытался. Хотя пианино, как счастье в доме, уже появилось, а к музыке у всех тянется душа. Но что я тогда мог сыграть? Наша радиола уносила в своих шипящих объятиях в такие дали! С пластинки пели Федор Шаляпин и Элла Фитжеральд с Луи Армстронгом, хотя этих имен я и знал. Пели мои родители часто и чисто. А гитара – это ведь игрушка. Куда от нее деваться? И я брал в руки прохладный  инструмент. Лучше всего получалось изображать шагающих солдат. Хрым-хрым – скреб по струнам. Гитарные звуки отдавали чем-то отстало-ущербным, мещанским, что ли. Хотя и слова такого я не ведал, да и вряд ли думал что-либо вообще по этому поводу.
   Выходишь из кухни и через коридорчик попадаешь в большую комнату. Громоздкий черный ящик манил к себе. Щелкнешь крышкой, а там белые клавиши… Громкие, как гром в грозу! Видимо мое музыкальное творчество не всех устраивало. Гаммы корявые не всякий выдержит. Изредка я слышал стук. Мол, потише…Хотя, признаться честно, там обитали терпеливые, воспитанные люди, они держали осанку. Но про это позже.
   Несколько лет мы жили в этой однокомнатной. За стеной, в расширенной за счет нашей ущемленной квартире обитали небожители – семья командира части. Их глава носил фамилию Есенин, но так был похож на Сергей Филиппова, просто один в один, что кто-то из солдат даже написал домой: «Мама, представляешь, известный артист-комик служит у нас в части?!»
    Но вернусь на кухню к сковороде с картошкой и гитаре. Оказалось, что продукты в процессе приготовления «увариваются»… А гитара станет потом моим другом… Таким же родным существом, как мама и папа, как пианино и наша кухня…
   Вспоминаю и думаю, а интересно: вот если, как говорится, «котелок варит», то «увариваются» ли  в нем мозги?.. А еще думаю про гитару. Для чего она появилась в доме, эта семиструнка Шиховской фабрики, за 7 рублей и 80 копеек, если никто не играл? Ее лишь пару раз брала в руки и что-то такое бренчала мамина подруга, сидя за столом в нашей порой очень уютной кухне. Мама накидывала на стол белоснежную скатерть и красивую посуду с ножами и вилками расставляла… Соусница выделялась острым носиком, чашечки утопали в блюдцах. А мама замечательное мороженое своего рецепта вынимала из холодильника «Зил-Москва». От него шел пар, ароматная золотистая масса  восхитительно таяла во рту…
    Однажды меня так сильно прижало в кухне, чуть не до слез детских. Я обычно сидел на стуле между столом и шкафом, и папе пришлось освобождать сына из плена, когда мы выскакивали из дома… Толчки бывали часто.  Землетрясения с тех пор долго пугали меня, но потом все меньше, по мере того, как я подрастал и, если случались днем, я лишь с интересом наблюдал тряску посуды, раскачивающуюся лампочку или позже люстру под потолком и лишь нехотя менял позу, протягивал руки, если не приходилось вставать с места, чтобы придерживать двигающиеся предметы… Радиола однажды поехала на пол с журнального столика…
   И все же, увариваются ли мозги с годами или мы просто тупеем?.. А память как устроена? Почему: тут помню, а здесь не помню?..
   26.04.21.