эпитафия на 30 лет

Пройдя путь от Овидия до Кинга
Мне истин не застили миражи
Любить людей меня учили книги
А ненавидеть научила жизнь
А.Г. Серовски «Трогая пальцами ног границы дозволенного»


Этой весной я в последний, тридцатый, год молод
Звон капель талой воды мне напомнил хорошее
Солнечный луч в янтаре и мой бронзовый молот…
Я вижу то, что незримо всем прочим прохожим…

Стройным парадом пред мною проносятся лица
Этих любил, этих знал, этих вовсе не помню
Ныне же винная чаша поможет напиться
Радостью, грустью и страхом, любовью и скорбью

Кто б мог подумать, что дым лишь одной сигареты
Сможет напомнить поэту настолько о многом ,
Что я готов день и ночь писать вирши, куплеты,
Хоть бранью грязной толпы, хоть возвышенным слогом
***
Вот мне семь лет, а английский уже мне не чуждый,
Пальцы болят, но послушно плетут сарабанду,
Дед подарил мне барометр, папа – оружие:
Меч из пластмассы, и я – вечный воин веранды
***
Вот мне лет девять…  туман стал особенно плотен
Мир умещается в томе потрепанной книги
О, эти книги, их было и есть сотни сотен
Там любовь, война, тайны, магия, смерть и интриги
***
В десять все в жизни меняется больше, чем круто
В новую школу теперь нужно на двух трамваях,
Времени счет происходит теперь на минуты…
В лагере летнем был старенький домик на сваях…
***
Точных наук грыз гранит не особо усердно…
Впрочем, хорош был и в физике, и в информатике
Но вот с царицей наук обходился достаточно скверно
Предпочитая алхимию слов и грамматики
***
Школы музыкальной лишь предел покинул
Мне открылись ритмы струн… иного толка
Волей иль неволей  мне отец подкинул
Несколько мелодий… песен новых – рока!
***
Лицей… этим словом сказать невозможно столь много
Об этом бы лучше мне в прозе, томах бы в семи так
И то, о такой части жизни, о части дороги
Осталось бы пара рассказов в неизданной книге
***
Я жил и учился – до класса десятого – точно…
Играл на словах, на компьютерах, на телефоне
Но мир ненавидит мечтателей – понял я прочно
Когда на заброшенном доме вдруг встретил закон я
***
А дальше – влюбился в Диониса и Мельпомену
Подобно Орфею, спустился в глубины Тартара
И, надо сказать, что весьма полюбил эту тему
Поэт, он ведь должен страдать, ну так в чем же запара?

Коль должен страдать – здесь и повод найти не так сложно
«Я странник во тьме», да и был в плену тени я
И были слова и поступки, жестоки, безбожны
Но Норны плели свою нить – я вступил в Академию.
***
Здесь было чуть хуже, чем в… полно, известно всем как там
Здесь старец глумился над собственными сочинениями
Здесь всем нам пытались привить: что есть юре и фактум
Кичась не победами – но лишь своим положением
***
Я не был примерным студентом, хотя мог бы быть им
И избран был старостой, путь был прямым и известным
Казалось бы – гордость оставь, иди к старцам и книгам
Но я пред собою всегда был достаточно честным.
***
Мне не было дела до них, ведь закон – это слово
А слово всегда было мне, коль не братом – то другом
Сплети паутину из слов – и решенье готово
Я до сих пор верю, что наглость – таланта подруга
***
Здесь нужно сказать, но сейчас я об этом не буду
Так, дверь, приоткрыв – покажу и пойду дальше я налегке
Вот девочка, что вечно ныла и мыла посуду,
Вторая, что тапки носила с собой в рюкзаке…
***
Что далее? Аспирантура? Прошедшее мимо бесстыжье.
Был предан наставником, вечно желающим денег,
Ну да, я пытался в науке восторженным быть червем книжным,
Но власть надо мною взял тот я, что развязный бездельник…
***
Полгода торговцем… хорошенькое испытание…
Я столько солгал, что вовек мне и не повторить
Но я ощущал их мечты, подоплеку их тайных желаний
И я продавал… потому что умел хорошо говорить
***
Работа юристом в тюрьме, полтора целых года
Мне многое чуждо, а многое просто нелепо
Желание шефа – приказ, а не просто причуда
Особенно сложно служить, когда за окном – лето
***
На землях, что вдруг перестали быть топью и пашней
Отец строил город… вдали от меня и от мамы…
Туда он увлек и меня, и гуляка вчерашний
Стал вдруг выбивать алименты просроченным дамам
***
Теперь реверансом изящным сей дом покидаем
Недолго продлились придворные игры-интриги
Слов много, но если скажу, то прям все пострадают…
Еще дописал пару глав я неизданной книги
***
Но эти семь лет светит мне моё яркое солнце
Силками любви крепко связанное за каждый лучик
И не было времени, чтобы ненастье иль тучи
Мешали родной видеть свет, счастье лилось и льется

Небесной рекой, серебром колким, гулким, колючим
Зеленой травой и деревьями, сказкой, туманом
Фальшивой историей, верой, что разум могучий
Способен отправить нас всех в дебри звездной саванны
***
Ведь этой весной я в последний, тридцатый раз молод
Я помню и больше, но хватит, я все-же напьюсь…
Бутылка пуста и разбита, а сонный мой город
Услышит средь шепота слов, что я все же боюсь…
***
Я боюсь закончить в крематории
В черном пиджаке и белых тапочках
Уходя последней траекторией
Нет необходимости быть лапочкой

Лучше бы с ножом в руках, во дворике
На какой-то ленинградской улочке
С титулом поэта-алкоголика
В бархатной, залитой кровью курточке

Лучше бы вода, над мной сомкнувшись,
Нежно обнимала мое тело,
А похмельный шкипер, перегнувшись
Через борт, не понимал в чем дело…

Лучше бы в бескрайнем снежном поле
По следам меня догнали волки
И я б принял бой со зверем вольным
Право, в этом было б больше толка

Что там ждет за гранью, мне – неведомо
Но какая разница для путника?
Счастье ли манит, иль гонят беды ли?
Не был не святым я не преступником.
***
Нет, я не прощаюсь, лишь подвел итог
Тридцать лет минуло – будто не было
Просто набросал немного строк
Через тридцать – напишу все набело