О Любви. Там нет меня

  Позёмка белёсым туманом стелется по дороге. Белые языки перемётов упорно «ползут» на трассу, стараясь перегородить дорогу проезжающим машинам. Ветер. Злой, колючий, пронизывающий до костей, завьюживает падающий снег и бросает его в стёкла машин, пролетающих мимо, иногда совершенно ослепляя водителей. Мы едем на восток, домой. На душе какая-то пустота, как-будто, часть меня взяли и отняли вместе с той, что только похоронили. Я знаю, плакать не надо, что душа её жива, просто не с нами, но слёзы льются и льются помимо моей воли. Всю долгую дорогу во мне звучит и звучит песня.

                Там нет меня,
                Где на песке не пролегли твои следы,
                Где птица белая в тоске,
                Где птица белая в тоске, кричит у пенистой воды.

Музыка льётся в моей душе то громко, заглушая всё: ветер, воющий за стеклом; разговоры сидящих в машине людей; ненавязчивый шум мотора; шорох шин; нарастающий гул большегрузов, пролетающих мимо. То тихо, когда мои мысли вновь и вновь возвращаются к моей девочке.

  Двадцать один год! Всего двадцать один год жизни. Как мало было отпущено ей здесь, на Земле. И вся-то биография уместится на одном тетрадном листочке. Родилась долгожданным ребёнком. Родители развелись через три года. Осталась с мамой. Росла, училась. По выходным папа забирал к себе, в новую семью, где ей были всегда  рады. Там было хорошо и весело, там был мальчик Юра, ставший ей братом, и тётя Лида, согревавшая её своим теплом, где её любили и баловали. Она никогда ничего не просила, но ей было приятно дарить маленькие подарки. То платьице, то костюмчик, то курточку. Игрушки для девочки, с маленькими кукляшками, столиком, стульчиком, кроваткой и посудой, маленький дом, где тепло и уют создавала она сама.
  А потом девочка выросла. После девяти классов поступила учиться в техникум. И ей там понравилось, раскрылось желание учиться. Видно в школе не всё было гладко. И всё бы ничего, если бы не болезнь мамы. Онкология. Болезнь, вызывающая чувство обречённости. Людмила не разрешила дочери говорить кому бы то ни было о своей болезни. Знали только они вдвоём да бабушка с дедушкой. Конечно, боролись, конечно – операция, наблюдение, лечение…. К весне 2018 года стало совсем плохо. Заметили, что  приходя к папе и тёте Лиде, Настенька просто валится с ног.
- Может, покушаешь? – спрашивали они.
- Нет, спасибо. Можно я посплю?
И так раз, другой. Сначала думали, девочка сессию сдаёт, диплом пишет. А потом забеспокоились, приступили с расспросами. Расплакалась, созналась, что мама очень больна, она ухаживает за нею и не спит ночами. Предложили свою помощь. Испугалась: «Мама просила никому не говорить». Просили поговорить с мамой, чтобы разрешила прийти, помочь. Через несколько дней Людмила умерла на руках своей восемнадцатилетней дочери.
  Ещё тогда поразили меня её сила и мужество. Принять такой удар без слёз и жалоб, ведь совсем ещё девочка. Ночной звонок.
- Тётя Нина, за маму нужно молиться? У нас тут у одной девочки мама умерла, она за неё молилась. Какие молитвы нужны?
Рассказала, что нужно делать и как.
- Я буду молиться за маму. Прошу вас, пожалуйста, молитесь и вы за неё.
Я выполнила её просьбу, молилась за Людмилу. И поняла, с какой обидой и болью ушла та. Любимые псалмы читались непросто, с большим напрягом.

  Вытираю слёзы. Машину покачивает от неровностей дороги. За окном воет ветер и зарядами бросает снег в лобовое стекло. Тихий разговор ребят впереди. Рядом дочь, время от времени звонит детям, оставшимся дома.

                Я только там,
                Где звук дрожит у губ желанной пристани
                И где глаза твои стрижи,
                И где глаза твои стрижи, скользят по небу пристально.

  Как она хотела перемен к лучшему. И они наступили. В её жизни появился Вадим. Молодые, красивые, влюблённые. Весной планировали свадьбу. 1 мая помянули ушедшую маму, год прошёл. Всколыхнулось былое, обида на папу, обида на тётю Лиду. За такую короткую и грустную мамину жизнь хотелось найти виноватых. И то правда, нас то, отцовскую родню она и не знала толком, видела несколько раз, поговорить толком так и не сумели. Закрытая девочка, в свою жизнь не очень-то допускала. А папа уже тем был счастлив, что обрёл дочь, что вот она, его красавица, рядом с ним.
  Попыталась я достучаться до Насти, объяснить, но, видимо, безрезультатно. Не пригласила она на свадьбу ни своих крёстных, ни нас, остальных да и папы на свадьбе не было.
- Ты папу пригласила? – Спрашивала её по телефону.
- Да.
- Сама?
- Нет, бабушка звонила, а я рядом сидела.
Ну, тогда всё понятно. Чего уж обижаться, не было нас в её жизни, поделом. Но так обидеть тётю Лиду, Юру и отца. Хотя отца обидеть нельзя. Он всё равно остался родным человеком. Без Лиды и Юры на свадьбу не пошёл, но хороший подарок молодым подарили.
  Свадьба была красивой и весёлой. Молодые были счастливы. На свадебных фотографиях Марина, Настина свекровь, заметила лёгкую кривизну рта, но списала это на смущение девочки. А через двадцать дней, как гром среди ясного неба, у Насти опухоль  на голове, за правым ухом. Гистология подтвердила – низкодифференцированная аденокарцинома, 4 стадия. И её беременность. Врачи в области в один голос говорили: « Нужна срочная операция, облучение, химиотерапия и прерывание беременности». Все были согласны. Только быстрее, только спасти. А я просила оставить ребёнка. На моей стороне были мои родные, подруги Надя, Оля и Лида. Я помню свои звонки родным и наши споры до ругачки.
- Надо делать срочно операцию, надо её спасать. Плод не выдержит наркоза. Выживет, родит ещё.
- Сделает аборт, ей незачем будет жить. Убив дитя она убьёт себя.
И слава Богу, что случилась неслучайная встреча с монахом, которую устроили Марина и её родные. « Рожать! Ехать в  Москву, там помогут. А я за тебя, детка, молиться буду». – Сказал тот девочке. Настя поверила и твёрдо заявила  всем: « Буду рожать». С ней трудно спорить, она умела быть твёрдой и убедительной. Её поддержал дедушка, Иван Алексеевич: « Ты, дочка, как решила, так и будет, а я всегда на твоей стороне».


  Через темноту ночи и завывание метели летит машина вперёд, навстречу неясному зареву большого города.

                Там нет меня,
                Где дым волос не затуманит белый день,
                Где сосны от янтарных слёз,
                Где сосны от янтарных слёз утрёт заботливый олень.

Ребята впереди продолжают о чём-то говорить. Дочка сидит с закрытыми глазами. Не спит, отмечаю я. Разговаривать не хочется, не тот повод. «Почему? Ну, почему так случилось?» - Задаю я себе один и тот же вопрос.
« Там нет меня…» слова песни, как заезженная пластинка, крутятся в моей голове. Я не вытираю слёз, не хочется беспокоить дочь, и они застывают на лице солёной корочкой, всё ниже и ниже опускаясь по щекам.
  Вспоминаю Настеньку то маленькой девочкой, задорной и радостной, то взрослой красивой девушкой, высокой, длинноногой, в папу. И зрение в нашу родню, -9 было у неё. Все мы очкарики. Но Настя очки не надевала, обходилась без них, слегка прищуриваясь. Помню, как печатала она мои первые рассказы, как замечала, что со временем, писать я стала лучше. Как вместе с ней мы помогали Лиде консервировать помидоры. И как своими тонкими длинными пальчиками она быстро управлялась с помидорами, начиняя их дольками чеснока и укладывая в банки. Всё это было так недавно, так хорошо и так светло. А теперь….

                Я только там,
                Где ты порой на дверь глядишь с надеждою
                И как ребёнок с детворой
                И как ребёнок с детворой ты лепишь бабу снежную.


  Страшная болезнь мгновенно объединила всю родню вокруг Насти. Помогали все, кто чем мог. Но больше всех заботы легли на плечи самых близких, на родителей, папу и тётю Лиду. Новая семья, принявшая Настю, помогала во всём. Лида, забыв все обиды, была рядом всегда. Она стала для Насти и другом, и мамой, и самым близким человеком.
  В Москве действительно помогли. Насте нужно было пройти предоперационную дистанционную лучевую терапию в условиях ФГБУ НМИЦО им. Н.Н. Блохина. И всё время наблюдаться в перинатальном центре на другом конце Москвы. Кто-нибудь всегда был рядом, Лида, папа, Марина, Валя. Просили помочь друзей и знакомых и все шли навстречу, все помогали.
  Брат рассказывал, как волосы вставали дыбом когда в коридорах больницы он видел много лысеньких детишек, совсем маленьких и побольше и  взрослых людей, привыкших к своему горю. Но беременной была одна Настя. Как незнакомые люди подходили, сочувствовали, утешали, успокаивали и подбадривали. Концентрация беды, человеческого горя в одном месте потрясает, делает людей добрее, лучше, отзывчивее. Там все были родными. Там не было чужого горя, оно было одно на всех. Так легче. Так правильно.
  Делали облучение, закрывая тело и растущий животик, свинцовой «крышкой». После процедуры, почти неся Настю на себе, брат спрашивал.
- Ты как, Настенька?
- Я хорошо, папа. Всё хорошо.
Ни слезинки, ни жалобы.
  За время своей болезни девочка повзрослела. Из беззаботной девушки она превратилась во взрослую сильную женщину. Взять хотя бы её решение рожать. Уже на консилиуме в центре им. Н.Н. Блохина с представителями перинатального центра обсуждался вопрос когда делать операцию, Настя твёрдо сказала что будет рожать. Операция до родов – угроза здоровью ребёнка.
- То что мы ребёнка реанимируем – 100 процентов. Но только родится с дцп, глухой и слепой, - заявили врачи перинатального центра.
- Надо подумать, - ответили хирурги. – Этот случай второй или третий в мире. Будем облучать, два месяца выиграем, притормозим рост опухоли. Операцию будем делать после родоразрешения.
 
  И вот в октябре радость. Родила! Сама! Мальчик! Вес 2747 грамм, рост 49 см. Радость и вдох облегчения. Через месяц операция, долгая, сложная. Хирург сделал всё возможное. « Вычистил» всё как следует.
  Ноябрь прожили спокойно. А в декабре умирает бабушка. Крепкая с виду женщина не выдержала смерть дочери и болезнь единственной внучки. Она и не боролась за жизнь, не хотела.
  Январь и февраль пролетели, как один день. Радовалась Настенька малышу. Счастлив был и Вадим. Вот улыбнулся Серёжа, вот загулил, сам перевернулся…. Каждый день малыш менялся, взрослел. Казалось бы всё хорошо, но между молодыми начался разлад. Так бывает. Перетерпеть бы надо. Мудрости побольше проявить, терпения. Но где её взять по-молодости да по глупости, мудрость то? С годами она приходит, с опытом. Не займёшь её, не дашь взаймы.
  А тут, в феврале, надо готовиться на Москву, на проверку. Анализы, КТ прошла. Затемнения в лёгких. Своему доктору в центре Блохина отдала папку с анализами.
- Ерунда, - не поверил доктор, - иди, пройди заново.
Когда Настя зашла второй раз в кабинет врача, он нервно просмотрел один раз, другой, третий.
- Этого не может быть. Я «вычистил» всё досконально, - изменившись в лице проговорил он.
Множественные метастазы в лёгких. Сделали биопсию. Опасения доктора подтвердились.
  В апреле была сделана торакоскопическая резекция средней доли правого лёгкого. Операция даже для Насти с её терпением показалась очень болезненной. А затем, назначили две «химии», потом ещё две «убойные химии». Делали здесь, в области. Привозил её крёстный. Из машины она не могла выйти сама, помогал папа.
- Как ты, Настенька?
- Я хорошо, папа.
И опять, ни жалобы, ни слезинки. Мужики удивлялись.
- Как она так переносит?
Улыбнулась через силу, поздоровалась со всеми.
- Я полежу?
И две недели восстанавливаться. Тошнота, рвота, страшная слабость. Кушать не хотелось, только вода да и то через силу. Смотреть страшно. А каково было ей?


  Машина притормаживает, сбавляет скорость. Длинная вереница разномастных автомобилей спускается к сияющему огнями большому городу. Все к ночи стекаются в город, домой и только редкие машины выезжают из него в темноту запорошенной дороги.

                Там нет меня,
                Где пароход в ночи надрывно прогудел.
                Где понимает небосвод,
                Где понимает небосвод, что без тебя осиротел.

  Песня звучит во мне постоянно, набирая силу, становясь неотъемлемой частью меня. Мои дети приехали, а нам с сыном ещё предстоит долгая дорога домой. Четыре полосы городской дороги плотно заполнены спешащими машинами, то и дело уходящими то направо, то налево, к стоянкам во дворах своих домов, тем самым прореживая светящийся поток. Проехали  свой поворот. Значит везут нас на встречу с тем, кто повезёт нас дальше. Наша-то Нива сломалась ещё вчера, когда мы ехали проводить нашу девочку. Проехали по кольцу и поворот направо, подъезжаем к какому-то кафе. В ряд стоят припаркованные машины. Возле одной высокий бородач, Димка,  друг сына. Прощаемся. Дочка и сыночек торопятся к детям. Пять минут на необходимые нужды, в машину и опять вперёд. Сначала по освещённым городским улицам, в густом потоке машин. Потом, наперегонки с редкими автомобилями, от фонаря к фонарю за город, к светящемуся ниточкой огней мосту через Волгу. Сквозь снег и ветер летит машина на встречу с завьюженной степью, через мост, по объездной дороге, мимо спящих дачных городков, ближних и дальних сёл.


  Четыре «химии». Больше нельзя, сердце не выдержит. Волосы выпали сразу, после первых процедур. Даже не заморачиваясь, купила парик и спокойно носила его повсюду. Настенька жила полноценной жизнью. Занималась ребёнком, гуляла с ним как можно дольше, понимая, как нужен свежий воздух и движение растущему организму.
  Осенью из института пришло письмо. Срочно сдать сессию. За маленькими победами и борьбой с болезнью совсем забыли про институт. Засела за контрольные, курсовые работы, учебники. Уложит ребёнка спать, а сама до пяти утра головы не поднимает от курсовых.
  В ноябре «Москва запросила» анализы на очередную проверку. Возможности пройти КТ почти не было. В связи с ковидом, разбушевавшемся в области с наступлением осени, очереди были на месяц вперёд. Но подсуетились родные, как-то в частной клинике договорились сделать КТ. Результат ошеломил. Ещё большее поражение лёгких. Марина, сама медик, с полученными анализами,  обратилась за консультацией к знакомому онкологу. Тот откровенно сказал: « Осталось два месяца жизни, в лучшем случае шесть».
- Подготовь отца, - позвонила она Лиде.
  Верить в это не хотелось. Хотя Настя всё больше подкашливала. Перед Новым Годом были у Насти в гостях. Каждому она приготовила маленький подарок, и папе, и Лиде, и Юре с Яной. Когда успела? Родители вместо подарка только деньги привезли, не успели купить, а она успела. А ведь Настенька так теперь и звала папу и Лиду, родители. Растопила всё-таки любовь и забота Лиды её сердечко.
  А ещё очень беспокоилась она за дедушку. Заболел он и в больницу попал, а там ковид подхватил. Вот так и встретили Новый год.
  А потом заболел малыш, за ним родители, а за ними и Настя. Боялись ковида, не общались вживую, только по телефону. 14 января тревожный звонок.
- Заберите малыша, у меня нет сил поднять его из кроватки. – Раздался слабый голос Насти.
Лида бросилась готовить туески. Быстренько кашку для ребёнка. Тут супчик для Насти, тут компот для обоих. Перед работой заехали к ней. Дверь в квартиру открыта, Настя на полу, совершенно без сил. Малыш ещё спал. В квартире жара.
- Настя, приедем после работы, заберём тебя к себе. Ты вещи собери.
Тут же звонок Марине, чтобы забрала ребёнка.
  Вечером приехали за Настей. Дверь опять не заперта. Настя лежала на диване совершенно без сил. Бросились к ней.               
- Настенька, ты как?
- Папа, тётя Лида, мне хорошо, но очень болит голова.
И тут Настю начало выворачивать, ломать, корёжить всё тело. Это был первый приступ судорог. Сначала ногу, потом туловище, руки. От боли  она закричала: «Мамочка! Помогите». И отключилась. « Умерла?» - Подумалось Лиде. А отец схватил её на руки, как маленького ребёнка, и качал на своих руках, то ли молясь, то ли уговаривая вернуться. Он молился, как мог, своими словами: «Господи, спаси её! Господи, верни её!»  Он кричал в небо, качая бездыханное тело.
  Уже потом, Лида рассказывала: « Я думала, она умерла. Не дышит, глаза закрыты. Хотела уже сказать: «Что же ты её трясёшь, не видишь, она умерла». А она очнулась. У меня полное впечатление, он её вымолил».
  Вызвали скорую. Приехали, сделали обезболивающий укол. Врач прочитал историю болезни, покачал головой и предложил забрать в больницу. Отказались. Собрали вещи, Настя поднялась и сама (сама!) спустилась к машине с пятого этажа, хотя её держали с трёх сторон.
  А дальше двадцать пять дней мучений. Почти не ела. Постоянная тошнота и рвота, страшные головные боли, судороги повторялись ещё четыре или пять раз, несколько раз просила сделать уколы. Но в туалет поднималась и шла сама, хоть и по стеночке.
  Вадим просил встречи. Сначала не разрешила, завтра. Завтра собралась с силами, привела себя в порядок и только тогда позвонила: «Приходи». Настенька жила надеждой. После этой встречи съездила с Вадимом на квартиру, привезла косметичку и красивые вещи. К его приходу собиралась с силами, переодевалась, подкрашивалась.
  Но всё меньше сил оставалось у неё. Ждали лекарств из Москвы. Не дождались. Приезжала Марина, ставила капельницы. Рассказывала про малыша. Настя как эхо повторяла: «Я поднимусь и у вас его заберу».
  На выходные, 24 января, пригласили священника. Настенька готовилась. Вымылась, оделась в красивое, чуть подкрасилась. Приехал молодой батюшка, тот самый у кого Настя была ещё до родов. Узнал, спросил про ребёночка. Обрадовался, узнав, что, несмотря на все трудности, ребёнок родился здоровым: «Я ведь молился за вас».  Просил показать фотографии. Смотрел и радовался: «Ох, какой хороший! Ах, какой большой!» А потом пособоровал и причастил наших девочек, Настю и Яну.
  Через несколько дней Настя совсем слегла и уже не выходила на кухню покушать, не ходила в туалет, всё переместилось к её кровати. Боли усиливались, участились судороги, но ни стона, ни жалобы, ни слезинки. Какое мужество! И опять на вопрос: «Как ты себя чувствуешь? Где болит?» Отвечала той же фразой: « У меня всё хорошо. Только очень болит голова». И очень беспокоилась за дедушку. А папу просила не плакать.
  А тут Лида упала на запорошенном снежком льду и сломала обе руки. На помощь пришли Валя и Танюшка. Все были рядом, все помогали. Юра, отправив Яну в роддом, больше не вернулся в квартиру, а оставался здесь, где был нужен. Все жили надеждой и верой, пусть маленькой, но в лучший исход. Не допускали мысли о плохом, хотя рядом говорили: « Чудес не бывает, готовьтесь к худшему». Мы все молились. Ох, сколько же людей молились за Настю!
  Однажды Лида, думая, что Настя спит, сидя в соседней комнате, тихонько, в голос, молилась за неё.
- Господи, помоги, спаси Настю, она так нужна своему сыночку, всем нам. Дай ей выздоровления, дай ей силы подняться, останови её мучения. Сил нет смотреть, как она мучается, а каково ей. Спаси её, Господи. Помоги ей, Господи.
- Всё будет хорошо-о-о, - тихий голос Насти раздался из-за тонкой перегородки.
  Вера! Великая вера в выздоровление, что вот сейчас наступит перелом, и она поднимется, наберётся сил и заберёт Серёжу к себе и всё у них будет хорошо. Вот что так долго держало Настю «на плаву», несмотря на страшные прогнозы скорой смерти. Но этого оказалось мало. За две недели до смерти в той половине дома, где лежала Настенька, появился особый запах. Запах смерти, так назвала это Лида. Не запах тления, не запах нечистоты, а именно запах смерти. Исхудавшее больное тело налилось тяжестью, стало неподъёмным, как каменным. И отец уже не управлялся в одиночку поднять, посадить, уложить. Нужна была помощь. Помогал брат, Юра.
  Умерла Настя тихо, просто заснула, прикрыв глаза ладошкой от света. Белым днём. Не дожив до своих 22 лет три месяца и тринадцать дней. А родителям не хотелось верить, что их девочка умерла. Тихонько заглядывая в спаленку, им думалось, что девочка спит. Ведь вот, только недавно она покушала  разведённую смесь для онкобольных, да не ложечку, не две, а целую чашечку! Когда поняли, что всё, наступил какой-то ступор. Юра метался по дому, всё время, подходя к маме с вопросом: «Почему?  Ну, почему?! Мы же за неё так молились! Так верили!» Дедушка, Иван Алексеевич, много смертей видевший на своём веку, уронил голову на грудь, роняя слёзы. Тихонько плакала Лида. И только отец молча стоял над телом дочери.
- Поплачь сейчас, пока никого нет. Покричи. Потом будет нельзя. – Тихо сказала Лида, уходя на кухню.
Надо было звонить родным, Вадиму и Марине, решать, где хоронить. Разговаривая с дедушкой Насти, Лида прислушивалась к тишине в доме. И вдруг, из комнаты Насти, раздался душераздирающий крик: «А-а-а-а…!» Отец кричал, как смертельно раненый зверь, как человек, потерявший самое дорогое – своё дитя. Все вздрогнули.
- Так же нельзя, сердце остановится, - произнёс потрясённый Иван Алексеевич.

  В нашей семье не принято плакать на похоронах, не принято причитаниями рвать сердца людей. Хочешь поплакать? Иди туда, где тебя никто не услышит и не увидит, плачь, рыдай, кричи, а потом выйди к людям благопристойно и спокойно, с достоинством.

  Хоронили Настю холодным февральским днём. Мороз под -30 градусов с сильным ветром не остановил людей, пришедших проводить Настеньку в последний путь. Люди стояли кучками, прячась от ветра, заходили в подъезды, сидели в машинах, ожидая похоронный автобус. Когда он приехал и гроб вынесли во двор большого многоквартирного дома, где Настя провела всю свою короткую жизнь, люди вышли проститься. Молодые и пожилые, мужчины и женщины, дети, подходили, ахая и вздыхая, плача и причитывая.
- Она, как будто бы спит, - негромко пронеслось по толпе. – Может она живая?
Тихонько протиснувшись сквозь толпу, я подошла к гробу поближе.
- Она, как уснула, - пронеслось в голове.
Там, в этом ковчеге смерти, лежала красивая молоденькая девушка в розовом гипюровом платочке с пелеринкой, прикрывающей тоненькие кисти рук с длинными пальчиками, красивым белым покрывалом накрыто тело с острыми носочками туфелек, угадывающимися под ним. Светленький паричок тонкими прядями падал на высокий лоб, перехваченный цветным венчиком (её то волосы только начали отрастать после «химии»). Реснички чуть подкрашены, легкие мазки румян на щёчках, губы подведены нежно-розовой помадой. Красива. Как она красива! И действительно, Настенька как спит. Прощание закончилось, и похоронная процессия длинной вереницей покатила к городскому кладбищу.
  Отпевали Настю в маленькой часовенке при кладбище почему-то два священника. Как оказалось, вторым был отец Артемий, тот самый, что соборовал и причащал Настю. Когда он узнал о её смерти, сказал что обязательно придёт проститься с нею. Хоронили Настеньку в одной могиле с её мамой. Так просил дедушка.

  Злой морозный ветер завывал над могильной пустошью, рвал одежду с людей, срывал шапки и платки. Как будто гнал с кладбища: «Идите отсюда. Живое к живым, мёртвое к мёртвым. Это вам уже не принадлежит». Немыми свидетелями выступали кресты и памятники, стоящие вокруг. Город в городе. Святое место упокоения людей.

  За поминальным столом тягостную тишину хотелось нарушить живым словом.
- У вас на поминах говорят? – Спрашиваю у Лиды.
- Да. Скажи что-нибудь, а то как-то не по себе.
Я немного сказала о Насте. О том, какой я её знала, какой интересной она была. Хотелось, чтобы  память о ней была светла. Она была светлым добрым человеком. После меня сказала Лида, она ближе всех была к Насте, больше всех знала о ней.
- Я научилась у Настеньки силе и мужеству. Принимать такие мучения со смирением, без жалоб и стонов, без плача и рыданий, подниматься и идти, когда нет сил. Успокаивать окружающих, а самой оставаться спокойной и всегда на вопрос «как ты» отвечать «хорошо». Это великое мужество!

  А между тем на улице свинцовые тучи разродились снегопадом. Снег упал на землю, закрывая ледяные дороги и тропинки белым покрывалом, как белым саваном. Ветер в городе поутих, давая время передохнуть людям. А нам в дорогу.
 

  Почему? Почему так мало жизни отведено было Настеньке? Вымоленное дитя, родившееся через тринадцать лет совместной жизни родителей. Она как-будто сверкнула яркой звездой на небосклоне и стремительно упала чарующим звездопадом с небес. А в то же время ведь всё сделала в своей жизни. Прошла путь от обиды до любви и благодарности. Я это точно знаю. Лида рассказывала, как на последнее в её жизни 8 марта, оставив Серёжу с подругой, Настя прибежала к Лиде подарить букетик тюльпанов, с красными замёрзшими руками, варежки забыла.
- Настенька, ну зачем, замёрзла же! – Ахнула Лида.
- Тётя Лида, я так хотела вас порадовать, - отозвалась Настя.
  Она родила ребёнка, не убила как многие, а спасала ценой своей жизни, Ангела, живущего в ней. Борясь и веря, что у малыша всё будет хорошо. Родила сама, чем очень гордилась.
  Она во время своей болезни соединила всех узами родства. Папа и Юра, наконец-то стали по-настоящему отцом и сыном, родными  нужными друг другу людьми. Дедушка трижды просил прощения у папы, а папа у дедушки. И дедушка, потеряв всех родных, обрёл семью в лице папы, Лиды и Серёжи. « Я больше обрёл, чем потерял», -  так и сказал он Лиде. Вадим и его семья тоже стали родными людьми. Я надеюсь, что прошлые обиды забудутся, и папа с Вадимом помирятся, делить то им теперь некого.
  Настенька проявила силу и мужество, борясь с коварным недугом, и со смирением приняла смерть.
  Да  всё у неё хорошо, там, на небесах. Она  свой Урок прошла достойно и теперь Дома, в объятиях небесного Отца, там, где Любовь. У неё всё хорошо! Это нам не хватает её, нам без неё плохо. А в тоже время она здесь, с нами. Её душа жива. За один год и девять месяцев своей болезни ею был пройден путь ценою в длинную человеческую жизнь и сделано то, что другим и за пятьдесят лет не сделать.

                Я только там,
                Где нет меня – вокруг тебя невидима.
                Ты знаешь, без тебя и дня,
                Ты знаешь,  без тебя и дня прожить нельзя мне видимо.