Дочка Бога

Дочка Бога заварит чая, «знаешь, милая, я скучаю», — прочитает, ногой качая, и сожжет в тишине свечи. Вот такое игры начало, черти в комнате одичали, подсознание выключая, растворив ее прах в ночи.
Смерть с косою заскочит в гости, между пальцев вращая кости, «вы сомнения все отбросьте, краше вас ведь на свете нет!» — И обрывок сырой, измятый, пахнет солнцем, землей и мятой, может третий, а может пятый — улетает в огонь-рассвет.

Дочка Бога устала злиться на дурацкие небылицы, только ночью совсем не спится, пока тысячи мирных слуг под окном продолжают сниться, и к ногам ее хорониться, пока девочка, словно птица, облетает зелёный луг. А по лугу гуляют козы, и мелькают вокруг стрекозы, и цветут в тишине мимозы, и играют красиво роль. Ну а там, где завяли розы, где застыли людские позы, где рокочут свирепо грозы, жил под облаком тьмы Король.

Дочка Бога играет в прятки, у неё было все в порядке, но на самой на рукоятке криво скошенного ножа отражаются кудри-прядки, что разбросаны по кроватке; вниз кидается без оглядки ее глянцевая душа. А Король все сидит, смеётся, за рекой, где восходит солнце, она преданно улыбнётся, тихо смотрит на облака. Она к солнышку тихо жмётся, мёрзнет, плачет, кричит, клянётся, она умная — не уймётся, но везло-то всегда дуракам.

А Король рассыпает чары, кожу бледную изучая, и спускает своих овчарок, что играют в ее костях, ну а девочка пишет песни, где они «навсегда» и «вместе», где нет места вранью и лести, и сидит у него в гостях. Не доходят в его обитель письма, сотканные из нитей, только в голову не берите, и без них слишком много бед. Дочку Бога вы не любите, лучше тихо похороните, и секрет этот век храните, пока тает мирской завет.

А Король любит мрамор тела, и целует ее то и дело, до того, что совсем загустела в тонких жилках живая кровь. Едкой похоти нет предела, голова сквозь туман гудела, всё волнуется, холодеет, когда он выгибает бровь. Она будто забыла строчки, что писали ей на листочках, стёрлись с памяти лепесточки васильков и густой травы. А Король своей новой «дочке», вяжет платьица да чулочки, нежно трепет ее за щёчки, вот такой вот конец, увы.
Ведь принцесса забыла Бога, и не видно в окно дорогу, что осталась светить в чертогах, в отраженьи ее ножа. Теперь девочка спит, и много. Вырывает из книг эпилоги. Только писем слова и слоги тайно помнит ее душа.