Кто б рассказал мне двадцать лет тому

Кто б рассказал мне двадцать лет тому,
чему я буду верен и кому
я буду верить. На кону не бабки.
А к шапке Мономаха-то, поди,
ползут потенциальные вожди.
А что? Кто первый встал, того и тапки.

Дела покуда не идут на лад,
То спад, то взлёт. Я и надев халат,
не разберу: там есть ли кто здоровый?
У нас ведь как - кто с бабками, тот вождь,
а кто не вождь, тот вошь, и хер поймёшь
в чем разница меж ними, право слово.

А улица черна от янычар.
Вот интересно: а когда Гончар
лепил людей из вязкой нильской глины,
о чем же, сука, думал он тогда,
что для иных он пожалел стыда,
зато с избытком всыпал запах псины.

"Смердишь, сержант!" - изящно морщу нос,
мол, ты-то, недалёкий злобный пёс,
мечтаешь о квартире и медали
на спрятанной в бронежилет груди.
Куда б я не пошёл, везде смердит -
и, черт возьми, смердит не от меня ли?

Я каждой порой источаю страх.
Скрипящий флюгер на семи ветрах,
пускаю ветры чаще, чем ловлю я
ветра. Но стыд в мою программу вшит,
что, может быть, наличие души
хоть как-то подтверждает, аллилуйя.

Итак, я человек. С башкой, с душой.
Скажи же, Хнум, ведь вышло хорошо?
Не то чтоб все другие люди ****и,
но я ж такой красивый, шо писец.
Чего б меня не взять за образец
да и не налепить таких с мильярдик?

Представь: выходим, новые алим.
Мир не спасём, так хоть повеселим -
нам чем херовей, тем смеёмся звонче.
Но мне мой смех напоминает крик -
я ж чистый делла Ровере, старик.
А генерал довольно плохо кончил.