Рильке

Тонкий и глубокий лирик.
Мирозданья тайного певец.
Его изысканные строки -
Поэзии сверкающий венец.




ЛЮБИМЫЕ СТРОКИ

Вечер

Одежды вечер медленно сменяет,
ложась на ветви сада бахромой;
ты смотришь, как миры на небе тают —
один вознёсся, падает другой;
и ты покинут на земле знакомой,
навек не присягнувший никому:
ни сумраку умолкнувшего дома,
ни свету звёзд, поднявшихся во тьму, —
и нет дороги для тебя иной,
чем, осознав и очертив границы,
в большой и тесной жизни становиться
попеременно камнем и звездой.


Созерцание

...Как мелки с жизнью наши споры,
как крупно то, что против нас!
Когда б мы поддались напору стихии,
ищущей простора,
мы выросли бы во сто раз...


Влюбленная

По тебе тоскую. Выпадаю, как утрата, из своих же рук,
не надеясь,
что я совладаю
с тем, чему нет ни конца, ни краю,
будто ты и только ты вокруг.
Прежде чем-то я была, когда мне так жилось,
не клича, не крича,
замкнутой на ключ и тише камня
под бормочущей струей ключа.
А теперь, весною, чья-то сила
медленно от года отломила,
будто бы от темного ствола,
всю меня, с минуты до минуты
жизнь мою передала кому-то,
кто не спросит, кем же я была.


Песнь любви

Как душу удержать мне, чтоб она,
с тобой расставшись, встречи не искала?
О если бы, забытая, одна,
она в дремучем сумраке лежала,
запрятанная мной в тайник такой,
куда б ничто твоё не проникало!
Но как смычок, двух струн коснувшись вдруг, из них единый исторгает звук,
так ты и я: всегда звучим мы вместе.
Кто трогает их, эти две струны?
И что за скрипка, где заключены такие песни?


Во сне, а быть может, весною...

Во сне, а быть может, весною
ты повстречала меня.
Но осень настала, и горько
ты плачешь при свете дня.
О чём ты? О листьях опавших?
Иль об ушедшей весне?
Я знаю, мы счастливы были
весной...
а быть может, во сне.


Лунная ночь

Ночь так ясна, бездонна и безлика.
Уснувший замок.
Полная луна.
На башне бьют часы, и глубина
приемлет звук, безмолвием полна.
Потом крик сторожа и эхо крика.
И ветерок.
И снова тишина.
И словно пробудившись ото сна,
печально где-то произносит скрипка:
Любимая...


Нет без тебя мне жизни на земле

Нет без тебя мне жизни на земле.
Утрачу слух —
я все равно услышу, 
очей лишусь —
еще ясней увижу. 
Без ног я догоню тебя во мгле. 
Отрежь язык —
я поклянусь губами. 
Сломай мне руки — сердцем обниму. 
Разбей мне сердце.
Мозг мой будет биться
навстречу милосердью твоему. 
А если вдруг меня охватит пламя
и я в огне любви твоей сгорю — 
тебя в потоке крови растворю.  


Осень

Листы летят, летят издалека,
из вянущих садов небесных словно;
и падают, с последним взмахом, сонно.
И по ночам из звёзд уединённо
летит Земля, темна и нелегка.
Мы падаем. Ладони гаснет взмах.
И видишь, - так во всём. И тем не менее.
Есть Тот, кто это долгое падение
так нежно держит на своих руках.

Осенний день

Господь, пора!
Огромным было лето!
Ты ветры на поля спусти! Сгусти
Тень: солнечным часам — поменьше света.
Потом вели, пусть плод последний спелый Нальётся совершенством, и вино
Тяжёлое
Ты, как заведено,
За два-три южных дня чудесным сделай!
Теперь бездомный не построит дома,
Кто одинок, тот будет одинок.
Не спать, читать, ронять наброски строк,
Бродить аллеями по бурелому,
Когда осенний лист шуршит у ног.


Одиночество

Нет одиночеству предела...
Оно как дождь: на небе нет пробела, в нём даль морей вечерних онемела, безбрежно обступая города, — и хлынет вниз усталая вода.
И дождь всю ночь.
В рассветном запустенье, когда продрогшим мостовым тоскливо, неутолённых тел переплетенье расторгнется тревожно и брезгливо, и двое делят скорбно, сиротливо одну постель и ненависть навеки, —
тогда оно уже не дождь, — разливы... реки...


Над белым замком все белым-бело...

Над белым замком всё белым-бело.
В зеркальный зал крадётся слепо ужас.
Вцепился в стены плющ, предсмертно тужась.
Дороги в мир давно перемело.
Пустое небо виснет тяжело.
И к двери мимо белых балдахинов тоска прокралась.
Но, часы покинув, куда-то время умирать ушло...


В старом доме

 Я в старом доме; тишина.
 Всю целиком, как на ладони,
 я вижу Прагу в медальоне
 распахнутого вдаль окна.
 Закат давно уже погас,
 лишь вдалеке, мерцая скупо,
 вздымает свой волшебный купол
 загадочный Sankt Nikolas.
 Звезда над городом горит,
 как будто свет зажегся в храме,
 как будто в старом доме "Amen"
 мне тихий голос говорит.


Окно - роза

...Вот так соборов окна-розы встарь,
Взяв сердце чье-нибудь из тьмы кромешной,
Его бросали богу на алтарь.


Книга

Я зачитался. Я читал давно,
с тех пор как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу, краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат...
Как нитки ожерелья, строки рвутся
и буквы катятся куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
должно ещё раз было оглянуться
из-за охваченных зарёй оград.


Даже если, тихий друг, ты болен...

Даже если, тихий друг, ты болен,
умножаешь ты дыханьем даль,
поднимись на срубы колоколен и звони,
чтобы твоя печаль
крепла, находила, чем питаться,
и найти могла себя в ином;
горек твой напиток, может статься,
с духом соберись и стань вином.