Кали-юга, или приз - Россия, часть 8

 
   58. Гудаури, Фигавам и Гавгав.




  Вдоволь напрыгавшись по буграм на стальной от льда вершине,  я загорал с вигвамками: Ленкой и Наташкой. К нам с помпой подъехал ратрак.

- Приходите ко мне вино пить, - спрыгнув на снег сказал, улыбаясь в черные усы, молодой грузин, - Я за вами заеду...

  Ленка потянула ножку и не поехала. 

  Мы пили домашнее вино, ели шашлык, лаваш с аджикой и кинзой. Я много пью только с горя, а винчик меня почти совсем никогда не вставляет. Потом подвыпившие джигиты  захотели Наташку трахнуть хором, но мне повезло отбить её малой кровью и сложить троих не очень умело топтавшихся горцев.

  Наташка сначала  плакала   от страха, потом тряслась от отходняка.

- Ловко ты их. А как мы доберемся до «Поло»? - спросила она  дрожащими губами.

  Горцы смотрели на меня исподлобья. С месяц назад в соседних приютах зарезали трех москвичей.

- Вези, кацо, нас обратно, - сказал я и дружелюбно положил ему на плечо руку. У них еще стояло желание, и они были опечаленны таким исходом дела. Я был до этого в схожих ситуациях пару раз.  Один из них  не смог отличить крики радости от воплей ужаса, и женщина была очень расстроенна моим внезапным вмешательством. Короче, мы с Наташкой доехали без приключений. А у меня был роман с Ленкой.

- Настоящие грузины живут в Тбилиси, здесь живут тюрки, дикая смесь... Грузинов здесь нет, - говорили на следующий день  Наташкины новые знакомые, сами дети тбилиской грузинской научно-художественной элиты. Дико приятные парни. Приехали на выходные, остались на две недели. На вертолете мы добирались до целины и гоняли на  соседних нетронутых склонах,  затем поднимались к церкви Троицы... Потом за беседами и вином даже пропустили пару дней катания.

  Поехал я в отельку, а по лыжне к отельке трамплин самодельный.  Я прыгнул, прыжок удался, а через метров десять стоит ребенок, и мои лыжи летят на него. Так я с ребенком на руках и доехал... Родители испугаться не успели, они невдалике  что-то  из термоса пили. А я успел.

  На следущий день мы улетели.





                ***



  А Ленка говорила мне:

 – Гостиница...  Я же  не одна, как ты,  живу...

  Я знал. Она жила с Наташкой, в смысле в одном номере.  Опрокинули они в первый день своего заезда на морду мне кипящий кипятильник. Я даже не вздрогнул. Интересный вариант: неосознавать от неожиданности и - еще что-то... Но тогда мне было не до этого.

 – Не могу же я дать тебе в таких условиях, - говорила Ленка. 

   Но в Фигвам она мне все-таки дала. Была она красивая, статная и умная... Но не сложилось.

- Неужели ты не можешь не пить? – всё спрашивала она и в горах, и дома.

- Не могу,- сказал я, а ей нужно было замуж.

  И я остался в этом городе один с его друзьми и подружками.


                ***


- Как тебя зовут?

- Света. 

- Как тебя зовут?

- Маша. 

 
– Ты будешь меня любить ? - спросила она,- Или мне одеваться?

- Одевайся, Лара, - сказал я, но она уже растягивала молнию на ширинке.

- Ты постелишь кровать или нам спать стоя, как слонам?

- Иди, Надя, подмойся!

 Она вернулась и закинула ноги себе за голову - лоно, как персик
.   
– Катя, Катя… - звал я, но ее звали  Зоя.

  «Любовь остается, меняются только женщины, - думал я тогда, - Надо, чтобы просто совпало.»

  Но чудо, конечно, не тиражируется. Правда, А. Пандемос?   Пьянство и блуд  исключаются из грехов. Люби - и делай что хочешь. Только глагол другой.  Любовь никто не заберет у тебя, она твоя навеки. Если случится...

  Больше всего  мне попадалось Тань, любимое имя было. Потом следовали Иры, Светы, Оли, Лены и Наташи. «Ты тоже рана, Роза»(П. Целан).

  За ночь день отбеливают, если только не филонят. Может быть, когда-то станет легче.  Меняю литры спермы на каплю любви.

  Но память, как стужа, рисует замысловатые узоры на стекле моих глаз с внутренней их стороны.

  Одна  уехала в Коктебель, приняла мышьяк и отравилась в страшных мучениях. Она была певичкой в местной опере.

- Я канарейка,-говорила она,- смерть меня заслушается и обойдет.

  Другая повесилась на колготках в гостиничном номере. 

  Третья выпила эсенцию. Атмосфера способствовала... А я все пробирался...  Фиг знает к чему.



                ***



  Долги сожрали все и теперь  доводили людей до ручки. Больше долгов сожрали их только деньги.

 – Мы все вместе – страна! - говорил телевизор,- и русские, и латыши. Мы все должны жить свободными без различий. Это наша Родина(, дети!).
 
  На этих словах я кончил. Из лжи делать правду, а потом – наоборот: вот задача истории, всеобщей и частной. Обещали осадки, и я выпал в Гавгав.

  Я пробухал и там около года. Бухал и ходил на работу. Там тоже бухал с коллегами. Потом с друзьями, знакомыми и знакомыми знакомых, потом малознакомыми, с подругами и нет. Приходили девчонки со своими подружками. Все перемешалось. Потом приходила мама или Шпилька и всех выгоняли. На следующую ночь все собирались снова.



               


                ***



  В общей сложности (хорошее выражение) я пропил почти два года. «Это круто! - опять подумал я.»

  И  опять очнулся, весь помятый, и  не помнил почти ничего.  Всюду мрак и засуха... Меня колотило. И я смотрел на нее, Шпильку, как  на диковинку. Узнавая только по массе.

- Сколько ты уже здесь?- спросил я.

- С неделю хожу, - ответила она, у нее тоже ключ оказался.

  Я пошарил, нашел,  выпил и осмотрелся вокруг. Все остальное тоже на своих местах. Редкость по-волчьему времени.  Пропали только подружки. 

 - Я записала тех, кто тебе звонил...  И говорила всем, что ты уехал. 

   Потом она вышла куда-то. Возвратилась, а у меня опять гости. Она осталось сидеть в кухоньке за столиком, типа никто не видел, ни слышал  за шумом. Типа веселитесь, девочки!  За накрытую поляну она не хотела. И я выставил перед ней пятизвездочный "Арарат" и пачку "Кента". Но не даром болотный огонь призывают шпилькой.




  "Стоит, даже у пьяного, - подумала  Шпилька, когда все ушли." Сначала она захотела откусить его, чтобы не видеть этого безобразия, но потом передумала, сломала и, не закрыв дверь, вышла.

  Проснувшись я что-то смутно помнил, какие-то нехорошие мысли бороздили меня, но реальность превзошла все ожидания.  Увидев ее,  я вздрогнул, почувствовал большие неудобства и испугался... Я был в сильном огорчении и смятении духа. Но недолго: мой клиент, уролог, мне его за две недели поправил, горбатого.  И всё началось по новой.  «Одинокое средце», блин, «и тело бесчетных постелей.» Первого Бродского мне подарили в общагах МГУ в начале 80-х, в самиздате. Мы таскали под мышками процессы над троцкистами, Солже, Шаламова... И ничего нам за это не было. Никто даже не обращал внимания.





                ***




  Через пару лет я приехал не в «Марко Поло», а как-то попал  в Казбеги, или в Ананури, или Пасанаури - не помню. Последние три года сюда вообще мало кто ездил, уже постреливали... С осетинами я их в свои поездки как-то мирил в  своих бурных застольях.

  В утренние часы, когда мне было особенно плохо, мне казалось , что Господь не создал этот мир, наверное, Он его выблевал,  и я сидел над цветущим и поющим ущельем и пил вино. А мой старый знакомый ратракщик возвращался с группой типа местного игил.

- Что ты тут делаешь? - спросил он. Не знаю: не узнал может, ещё даже не светало.


- Соловьев слушаю, -  сказал я. Они так и  опустили автоматы. А я спокойно доглотал  «Кинзмараури», к тому же  еще настоящее.

  Больше я туда уже не ездил, не возили.. Переметнулся на Славск, Тростян. Очень удобно. Ночь в пути до Львова, потом сразу электричка, потом магазин и спортивная гостиница прямо на склоне.




                ***




  И вот теперь Танькина дочка радовалась:

- Килбаска! Килбаска! - и всё остальное тоже. Как с голодухи... Хотя, почему «как»?

 И я немного огорчался: она  вот живет со мной, а родной сын нет? И он не замедлил явиться.

                (Продолжение следует)