Пересмотр незыблемого

Средь чёрных скал ли... мраморных фрагментов
увядших царств... пустыни немоты...
В любом краю, где времени мечты,
в пространства обратившись монументы,
отождествляют вечности черты
с отчетливыми знаками момента,
и жизнь, и смерть в контексте красоты -
всего лишь часть Его дивертисмента,

а главный номер выверен столь точно,
и пьесой предусмотренный антракт
настолько будет зрителю не в такт,
что торный путь оружия к височной,
с иллюзией смешав холодный факт,
безмерное запутает в бессрочном
и выдаст обездвиженность за акт
греховного во имя непорочных.

Казалось, мир сорвался в омут тяжких
и просит новой сущности вовне
того, что в окружении планет
ни разу не просило о поблажке
и, став в конце знаменьем на стене,
чтоб сдвинуть в страхе каменные ляжки,
сжимало чью-то скуку в пятерне,
нажравшись из помятой зверством фляжки.

Не рисковать, но сковывать испугом
своих желаний мраморный предел
не так легко, как каждый бы хотел,
чтоб вырваться из замкнутого круга
сиюминутной искренности. Тел
вокруг полно для личного досуга,
вот для любви, хоть как бы ни хотел,
увы, пустырь. С любовью нынче туго.

Но ждать нельзя. Последняя минута
не за горами радостных веков,
а просто здесь - средь алчности оков
и щедростью, не отданной кому-то,
пока тоска промышленных гудков
повергнет в прах весёлых и надутых,
и соберёт из вылинялых слов
покой, что раньше звался чёрной смутой.

И лесом рук, что взвились за подачку,
в конце концов не будет утверждён
посыл о том, что кто-то был рождён
от духа непорочной. Слухов пачка
рассыплется неоновым дождём
и, превратив в творения задачку
итог, в котором всякий убеждён,
забудется, как старая заначка.

Исчезнет свет, испитый темнотою
как тост за пламень краденых идей,
горящий в душах правильных людей,
ведущих мир к обрыву за собою,
где вечность соблазнивший прохиндей
свободу воли гаденько прикроет
фатой с призывом «Смертный, овладей
не верой, но сомненьем и судьбою!»,

чтоб убежденье в чёткости задачи,
поставленной на старте бытия,
из совершенно левого вытья
сплело узор оправданного плача
по том, что ты - всего лишь мёртвый я,
а жизнь - манера выдоха, и значит
в написанных не кровью житиях
любой фрагмент читается иначе.

Вот так и сгинет прошлое в грядущем,
а то, что не захочет исчезать,
вернётся вновь помарки зачищать
и делать растворённое погуще,
чтоб было легче ближнего прощать
за панибратство с кажущимся сущим
и страсть себя во тьме перемещать
лишь за плоды чужие раздающим...