Слепая

Она искала в нём себя,
в потёмках потаённых штолен, 
где звук тишайший колоколен,
тоннели узкие крепя

то детской оторопью, то
высоким светом ниоткуда,
слепой надеждою на чудо,
глубинной камерой Кусто... 

Она отыскивала суть
любого выдоха и вдоха
прозренье, музыку, эпоху
из них творя. И этот путь

от беглой страсти до любви,
от ненависти до терпенья
от немоты до вдохновенья
как штамм, ей к памяти привит.

Светлейший обморок любви,
что движет море и Гомера...
Он стал её отдельной эрой,
её бессменным визави.

Она отсчитывала от
него, как Рождества Христова,
свое молчание и слово,
и бег времен, и тихий ход.

Она взрослела, он старел
она его собой питала,
и молодости капитала
хватало ей. И жар их тел

ей говорил, что смерти нет,
что смерть не более чем мифы.
И все загробные тарифы
превосходил полночный свет.

...Он принимал её дары,
без сожаления их тратил,
чеканил правила игры
(то расставаний, то объятий)

и широко закрытых глаз
не понуждал открыть – что толку?
Но изменял ей втихомолку
и с удовольствием – не раз.

Что жизнь? И снадобье, и яд.
И он испил и канул в мае.
Но до сих пор у ней бывает
слепой и вдохновенный взгляд.

И даль, куда она глядит,
 (ведь смерти нет) почти  родная –
ведь там, в каком-то дальнем мае,
маячит встреча впереди.