Энтропическое

Куда деваться? Времени рука
везде найдёт пространство для размаха
и глухоты холодного щелчка
в работе топора на старой плахе,
где снова режут головы за то,
что по тебе не мучится никто.

Вокруг холмы, написанные вкось
в себя влюблённым ветром-дилетантом,
а рядом ты, живущий нынче врозь
и с глупостью своею и с талантом.
Разлука с тенью метит нервный мир,
преобразуя мелочность в эфир.

Лишь желтый луч, продетый сквозь ушко
иглы очеловеченных страданий,
в итоге убеждает, сколь легко
средь этих миллиардов изваяний
прослыть живым. Ведь трудность лишь в цене
нутра, перемещённого вовне.

Загублен век. Изменчивые страсти
обременили выдох у перил
иллюзией заслуженного счастья
и новыми источниками сил
для хода поперёк. Уже не годен,
твой дух сдаётся страху и природе

своих пороков. Тысячи страниц,
тобой когда-то в радости прочтённых,
сотрут навеки формулы из лиц,
при жизни совершенно неучтенных,
но мозг поправит в поиске глуши
изогнутые векторы души.

Перевернув значения времён,
пространство сгинет в дымке междометий,
как вещий для недремлющего сон,
нашедший тьму в обласканном рассвете
над поражённой плоскостью чертой,
придуманной всё той же темнотой.

Ладонь в ладонь - так нужно. Каждый вдох
значения по сути не имеет,
но коль в тебе живет зачем-то Б-г,
то вряд ли бес когда-то пожалеет
твой светлый лик, издёрганный в борьбе
за шанс не потерять себя в себе.

По зелени оттаявших полей
начнут гадать скворцы и агрономы,
пытаясь сделать прошлое белей,
и находя желанное в искомом,
оправданном прозрачной синевой
над ересью забитой головой.

Поверить в жизнь, текущую из вен,
не так уж просто. Тайна пробужденья
разгадана не болью перемен,
а нежностью тревожного сомненья
в наличии причин у бытия
и тем, что ты - воскресший снова я.

Так пусть же лёд, скопившийся за век
на двух вершинах прожитой системы,
шепнёт тебе вослед:
- Се человек... -
и, сделав аксиому теоремой,
нахально увлажнит чужих сердца
бессмысленной любовью праотца.