Труп пегаса

                Если долго сидеть на песке у реки,
                Иногда называемом пляжем,
                То, едва ли не в каждой коряге,
                Начинают мерещиться какие-нибудь зверьки

          Сижу на бревне у реки, жмурюсь от солнца и удовольствия (часто одно и тоже). Второй по-настоящему теплый день, и сидеть так можно сколько угодно. По реке плывет всякий хлам, попавший в нее при таянии снега. Много пластиковых бутылок, особенно пивасных полторашечек. Но проплывают вещи и поинтереснее, например, двухметровый кусок ствола дерева срезанного бобром — на обоих концах бревнышка отчетливые следы зубов. Упустил? Не подошло? Убили?
          И, наконец, к берегу прибивает настоящий подарок — труп пегаса — нос, удлиненная морда, остекленевший глаз, ухо, крыло…
          Вот так пегасы и прилетают.
          Механизм этого довольно прост — гладь воды, гладь песка — глазу трудно за что-нибудь ухватиться — обедненная оптическая диета. А, как известно, в ситуации сенсорной депривации (гипопривации) мозг стремится восполнить дефицит сюжетов, черпая их из внутренних запасов —  набрасывает, имеющиеся в музейных запасниках образы, на все, что попадется ему под руку.