Пел скворец, от счастья замирая

Пел скворец, от счастья замирая,
воротясь на родину свою.
Пел о том, что нет другого рая,
чем вот этот, где сейчас пою.

Вспоминал, быть может, как не просто
поднимался здесь он на крыло.
Поспешил тогда птенец-подросток –
крыльям было слишком тяжело.

Голосила в голос мать-скворчиха,
он запомнил крик тот навсегда:
«Ой, ты, лихо, птичье наше лихо,
пощади, усатая беда!..».

Повезло, спасенье было рядом,
дед вернул на ветку сорванца.
Кот, ворча, ушёл, но хищным взглядом
съесть готов был деда и птенца.

Мать-скворчиха нежно щебетала...
С той поры дед и скворцы – друзья.
(Наказать бы надо бы бахвала,
но птенцов наказывать нельзя).

...Пел скворец... Ему как будто вторя,
встрепенулся стих в груди моей
и запел – про счастье и про горе –
про одно для птиц и для людей.

Пел мой стих, от счастья замирая,
про шальную родину свою.
Пел о том, что нет другого рая,
чем вот этот – с адом на краю.