Про трусы

Почти эпическая история в двух частях

Часть 1

В известном сериале про Масяню, есть сюжет, в котором обнаруживается, что герои мультика не знакомы с главным свойством памперсов. Сразу становится понятно, что Масяня не настолько юна, как кажется, впрочем, как и я... Смешная эта история напомнила мне пару эпизодов из моего безпамперсного детства.
Моя мама была учителем. Она учила детей в школе и сама постоянно училась, сначала в педучилище, потом в институте, потом на всяких курсах, семинарах. Поэтому героем моего раннего детства был папа. Это он, в отсутствие мамы  носил меня в садик на плечах, прыгая через лужи с конским ржанием. Это он катал меня на мотоцикле. Его сильные руки крепко держали руль, а заодно надежно прижимали меня к зеленому бензобаку.  Тугой поток весеннего воздуха выносил из моей головы все чувства, оставляя только восторг. Он варил вкусную желтую кашу, мы ели ее ложками прямо из маленькой синей кастрюльки, сидя по-турецки на полу. К Новому году он приносил пахучие елки.  Множество интересных вещей испытала я в детстве, благодаря папе.  Мы сообща всерьез обсуждали, в каком углу нужно выпилить в потолке дыру на чердак – папа обещал подарить жирафа, и нужно было решить, как поместить его в нашей  комнате. Словом, в раннем детстве с мамой были связаны правила, книжки, краски и карандаши, а с папой – приключения и развлечения. Потом жизнь многое поменяла и поломала, но детство осталось для меня таким заповедным островом счастья.
...Это была, наверное, осень. Точно, не зима и не лето, потому что папа, отправляя меня гулять, натянул на мое хилое тельце колючий шерстяной костюмчик красного цвета. Свитер заправил в штаны, а штаны подтянул повыше, до подмышек. Штаны  тут же поползли вниз. Одежка была не нова и пожилая резинка уже плохо справлялась со своей функцией.  Недолго думая, папа пальцем подцепил резинку, вытянул длинную петлю и завязал тугим узлом пару раз. Слегка хлопнув пятерней по попе, он отправил меня на улицу, где уже томились, поджидая меня, друзья. Было мне в ту пору года четыре – пять. Алка, Вовка и Надюха Мотина были моими сверстниками, Вовка Кондрашин – на пару лет старше, а имена младших товарищей моя память не сохранила. Обычно мы пускали кораблики в ручьях,  играли в «море волнуется», догонялки, «испорченный телефон», а по вечерам – в жмурки. Но в тот раз старший Вовка повел нас к руинам невысокого террикона, который, как мы считали, в войну разбомбили фашисты. Большая воронка, зиявшая в боку, делала эту иссиня-черную горку похожей на вулкан или римский Колизей. Конечно, в четыре года таких сравнений я еще придумать не могла, они появились в моем  сознании  позже, благодаря  книжкам, которые мама привозила «из сессий».
Мы довольно долго взбирались наверх, рискуя скатиться по скользкой слоистой породе. На плоской вершине посвистывал ветер. Нам казалось, что мы играем среди облаков. Время от времени кто-нибудь сползал по крутому скату в ближайшие кустики. Присесть «по-маленькому» на открытой площадке, на юру, было неприлично. Вскоре природа потянула в кусты и меня. Довольно удачно скатившись в «кратер», я собралась уже присесть в высоком бурьяне, но не тут-то было. Как ни старалась я стянуть штаны, кроме пыхтения и неуклюжей возни ничего не выходило. Напряжение от борьбы с резинкой, превращенной папиной рукой в туго натянутую веревку, только усиливало мое желание «пожурчать». Деваться некуда, пришлось звать на помощь друзей. Они столпились вокруг меня, каждый по очереди попытался справиться с узлами, но даже у Вовки Кондрашина ничего не вышло. От неловкого дергания во все стороны, от слюней –  преданная Надька пробовала развязать резинку зубами – узлы только туже затягивались. И я не выдержала…
Так и вижу эту картину – старший Вовка ведет меня за руку, за мной с серьезными и сосредоточенными лицами шагают приятели, а я тихонько поскуливая то ли от унижения, то ли от ожидания отцовского нагоняя, семеню походкой пингвина. Мокрые штаны предательски обвисли на попе. Казус был очевиден, но друзья  мне сочувствовали – на моем месте мог оказаться любой из них.
Папа, разобравшись в чем дело, одним махом перерезал резинку ножом и, похохатывая, переодел меня в чистые трусы. Сухие трусы – чрезвычайно приятная штука, доложу я вам! Но трусы трусам рознь…

Часть 2

Трусы еще не раз сыграли трагическую роль в моем детстве. Другая история с трусами случилась позже, уже в школе. К счастью, как и у первой, финал был вполне благополучен.
Приближался первый в моей школьной жизни новогодний утренник. Я предвкушала что-то грандиозное, особое, хотя и в детском саду праздники всегда проходили с большим размахом. Заведующая садом, Галина Иосифовна, была большой мастерицей по этой части. Но, одно дело садик, в котором даже сквозь хвойный дух попахивало кипяченым молоком и хлоркой и совсем иное – школа! Среди первоклассников ходили слухи, что за лучшие костюмы вручат призы. У мамы, хоть и была она мастерицей на все руки, времени на шитье новогоднего костюма не нашлось, а из детсадовской «красной шапочки» я уже выросла. Я ныла и упрашивала сшить мне что-нибудь новенькое, но мама таинственно улыбнулась и пообещала, что костюм меня уже ждет в учительской.
Зима была сырая, бесснежная и я, торопясь на праздник, поскользнулась и спикировала в грязь. Варежки промокли и испачкались, на коленках надулись грязными пятнами штаны – здравствуй, Новый Год! Пока мама приводила меня в порядок, утренник начался. Торопливо развернули газетный сверток с вожделенным косюмом. Внутри – что-то зеленое, белое и красное – прекрасное! Мама лихорадочно натянула на меня плотные зеленые колготки, такого же цвета водолазку, повязала пышный воротник из резных листьев, на голову надела шляпу: поля – огромные белые лепестки, зеленый хвостик на макушке.  Осталось надеть ярко-красную в блестящих желтых капельках юбочку. Но, о, ужас! Это была не юбочка, а широченные красные… трусы! Резинки с трех сторон стягивали этот кошмар и делали трусы и похожими на слегка помятый шар. Это был костюм Землянички! Как не уверяла меня мама, что я чудо как хороша и приз мне обязательно дадут, подпорченное падением настроение, державшееся лишь на любопытстве, было испорчено окончательно. А всё эти позорные «репетузы» – так мальчишки называли теплые с начесом трусы, в которые мамы зимой одевали девочек. Под действием моего настроения, накрахмаленный лепесток, до того задорно торчащий надо лбом, сник и прикрыл мое лицо как забралом. Так я и проходила весь утренник, не поднимая головы от стыда и почти ничего не видя вокруг. Я ждала насмешек и позора, но все обошлось. Хорошо, что в хороводе мы держались за руки, и я не врезалась в стену и ни с кем не столкнулась. Приз мне все же дали, уж не знаю, за костюм ли или из желания меня утешить. Дед Мороз вызвал меня к елке и вручил большой калейдоскоп, в котором цветные стеклышки собирались в умопомрачительной красоты узоры. Я потом его разобрала на части, чтобы разгадать секрет. Все оказалось до обидного просто, красота тайны поблекла, как и мое отношение к школьным утренникам и школе вообще.