Грёза. Я и Мы

В мерцании звезды полночной, кружа во тьме, бродила мысль
По миру срочному в бессрочном, по ликам Я, глубинам Мы.


Влекомый страстию беспечной юнец героя жаждет путь,
Подросток алчет мук сердечных, старик стремится отдохнуть.
Недужный, слабый ищут помощь, в бездействии влачат свой день,
И благодарна року злому их торжествующая лень.

Душою пуст, идеи пленник живёт, не ведая рассвет,
Себя изгнавший соплеменник, избравший карою запрет.
Иной, томим пустым желанием, в мечту младую погружён,
Иной живёт воспоминанием, унынием, скорбью поражён.

Иной в молчании и печали влачит свой одинокий век,
И холоден, и гениален его разумный интеллект.
Иной стремится к высшей власти и слушает всесильных глас;
Его калеченное счастье в покорности презренных масс.

Иной, худой конец предвидя, к закону обращает взор,
Другой, живое ненавидя, выносит миру приговор.
Романтик любит безоглядно, пылает в чистом сердце жар
И добывает ненаглядной из поднебесья вольный дар.



Муж сильный любит, не страдая, не вынудит тебя страдать.
Один пусть даже, ощущает в себе незыблемую рать.
Муж зрелый дарит свет державе мечом, делами иль пером,
В безвестности иль бурной славе, но в устремлении живом.
Бесстрашный муж не богомольный, бессмертный, не боится тьмы,
Перемножает добровольно Я вольное на светоч Мы.

Мы — песни звонкая протяжность и пляски четверная дробь,
Мы — безрассудная отважность, коль радость — вместе, вместе — скорбь.
Мы — это матушка родная да батя, да родимый род,
Да дедов-бабок рать светая, да слова рускаго народ.
По нам любить — открытым сердцем, и ненависть — не наш недуг,
Мы принимаем иноверца и падших лечим — враг иль друг;

Мы — это мать Земля сырая, родимый дом, родимый край,
Да лада любушка родная, да детушки — родимый рай.
Умеем, можем жить богато, совместно есть и рядом спать,
В беде не бросим мы собрата, и не умеем отнимать.
Мы видим дальше, глубже, шире границ единственного Я,
Привычные предметы в мире — кристаллы нашего чутья.

Нам чужды рабство и господство — любой из нас соседу брат,
Смешны стремление к превосходству, и ожидание наград.
Нам чужды ложные учения, мы знаем правды чистый дух,
Нам чувство дарит восхищение, и тишина ласкает слух.



Давно ли властью непонятной убили песню на Руси,
И над душою необъятной встал с метрономом финансист?
Давно ли торы хитрый шёпот прельстил стяжательных князей?
Давно ль дружин подвластный топот нёс капищам чреду огней?

Тысячелетие миновало как страх витает над страной,
Как понуждение воспитало люд боязливый и больной;
Как клан, включив тельца златого в свой генетический дефект,
Убил и в нас богов навек... И лжец, в себе убивший бога,

Смеясь, внедряет в нас доныне свой ветхий, но живой завет
И, лихоимство взяв святыней, приносит смерти свой обет,
И ловит в долговое рабство, и жизнь пускает с молотка...
Их мировое нанобратство не пощадит и старика.

Спасительный берут заём правительства с бюджетом рваным;
Народы целые и страны идут указанным путём.
Закон, акцизы и налоги труд делят пополам с казной,
И хладны душные остроги, нещаден и жесток конвой.
Страной лишенные свободы, обречены на рабский труд,
И выгодно их дни крадут за пропитание и воду.



Но дремлют в каждой хромосоме тысячелетия родов,
Воспоминания о Доме, переплетения следов
Былого, праязык всеобщий и путь единый древних рас,
И диких молний яркий росчерк, и нежность материнских глаз,

И сила древняя природы, сердечности лучистый свет,
Стремление к правде, дух свободы и опыта авторитет.
И спит до времени спокойно Души нетронутая ширь,
И сказы складывает стройно люд русый для своей души.



Свершится круг, настанут сроки, сотрётся призрачность границ,
Ложь сгинет, и простор высокий воспрянет чистотой зарниц.
И встанут русский, турок, немец, испанец, таец и француз,
И англичанин, и чеченец, и мексиканец, и индус
Под флагом жёлто-чёрно-белым в спокойный равнозначный круг,
И будут речи тихи, смелы, и всякий будет брат и друг;

Из пушек сделают оргАны, а из ракет — колокола,
В одну семью сольются страны, и станут общими дела.
Не надо будет власти новой лелеять образы врага
И, разделяя, нагло лгать, чтоб стал преемник коронован.

И утвердится дух закона, не причиняющего боль,
Властитель сгинет искушенный как выродившаяся моль.
Народ, распавшийся на части отдельных Я, уйдёт навек,
Совместным станет наше счастье, и станет счастлив человек.

Продолжат литься наши песни, рассеивая ложь и тьму,
Продолжит в каждом жить кудесник, неся мир дому твоему.
И ныне мы несем как прежде росток души сквозь дым и лёд,
В сердцах горит свеча надежды, хоть терпко-горек свежий мёд.