был же сон...

Был же сон в этом странном,
Солнцем приглаженном, совсем невысоком детстве.
Во сне не надо искать, куда от всех деться,
В детстве так быстро и без порошков затягиваются раны.
Словно бы – река, и мальчишка тот, ну, который рыжий,
Ты плещешься и смеешься, а он по течению ниже,
Дно слишком гладкое, будто бы неживое,
Вдруг будто бы боль в ступне, и ранение как ножевое.
Глядь – а ведь дно пластмассовое и оранжевое,
Бросаюсь ломать, кусками отходит, а с ним – все нажитое,
Все обиженное, все навязанное и наказанное,
Потому что под ним – дно настоящее, о котором никем не рассказано, -
Ух, холодна вода, что оттуда! Ух, темна глубина,
Ух, как страшно… зато настоящее, неупакованное,
Непредусмотренное, и мы в него не закованы,
И виной не запутаны, и конфетками не убаюканы,
 - Помогай! – одними глазами, и дальше ломаем, без слова, без звука мы.
Как в сказке – нашла сестрица любимого братца,
И живую воду нашла…
Не просыпаться.
Не просыпаться.
…Ходит тот сон за мной, год за годом и вздох за вздохом.
Оборачиваюсь, говорю: «Отстань. Без тебя знаю, что плохо».
В конце концов – все равно,
из пластмассы дно, из дерева или металла.
Непонятно одно:
Для чего вырастала,
Для чего прорастала.