***

Последний снег лежал в тени, под кронами еловых стражей. Надеялись, что здесь одни — малой совсем, лицо всё в саже, второй постарше — лет на пять.
Костёр трещит, ладони грея.
— И как тебя мне величать?
Малец насупился.
— Андреем.

Тот, старший, чистил карабин, с находки взгляд не отпуская — бродил в тайге совсем один два долгих месяца, до мая, пока не встретил паренька.
— Андрейка, значит, а по тятьке?
— Василич, — трусит всё слегка, но по лицу уже в порядке.
Недалеко уже заря, на кронах щебет птичий слышен.
— Я Колька.
— Звать так, как царя!
Испуг. Вскочил старшой:
— Потише…
Андрюшка всхлипнул, сжался весь, еще немного и заплачет, к груди прижал отцовский крест.
— Ты не ори, не то иначе найдут нас красные в лесу.
Пришёл в себя малец от страха.
Час тишины, опять к костру, сквозит дырявая рубаха.

— Отца? — решил спросить Андрей у Кольки, взгляд на карабине.
— Отца, — от злости сжал сильней цевьё с резною бригантиной.
Замолкли оба, смотрят вдаль, на горизонте след короны.
— Мне жаль, — Андрейка голос дал. — Мой январём был похоронен.

Тугая красная петля давно упала им на шеи, когда, той ночью ноября, взять Зимний с залпами сумели.
— Ну и куда ты брёл в тайге? — всё Колька взбадривал Андрея.
— Поближе к финской стороне, конечно, если я сумею. Родня моя по мамке там.
— Я доведу тебя до наших.
— Но как же, Коля, будешь сам?
— Не бойся, я куда постарше.

На деле — некуда идти. Нет больше близких Николая. Он знал охотничьи пути и брел по ним, куда? — не зная. Одна полярная звезда была ему надежным другом. Он не подумал б никогда, что будет до смерти напуган, когда под маской грозовой, дождливым и ненастным летом, его смерть красною звездой придёт с немецким пистолетом.