Наброски о прошлом

(Разрозненные строфы под открытым небом)

Тринадцатый, четырнадцатый век:
Не Дионисий, не Изограф-Грек,
А горький, разоренный человек,
И пепелища застилает снег.

Войдут потом в историю искусств
Иконно-колокольные дела,
Чтоб воскресить, из отраженных чувств,
Какою жизнь была, да вся прошла.
.    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    

В искусстве нужен безупречный вкус,
А также острый нюх и зоркий глаз,
Чтоб разобрать, где просто деисус,
А где один большой иконостас.

Нагрянула уральская зима,
И для письма помеха эта тьма.
Конечно, далеко не Колыма,
Однако тоже холодно весьма.
.    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    

Не чин икон, а пестрота афиш,
И не церковный мир, а цирковой.
Подножного дерьма не различишь,
Когда в него уходишь с головой.

Сугробами пути перемело,
Бел; и ослепительно светло.
Но сумрак набухает, как назло,
И леденеет мутное стекло.
.    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    

Какой тут померещится обзор
Из плена запотевшего тепла?
От благодатных дней до наших пор
Дошли иконы да колокола.

Но в сердце не сберечь ни тех, ни тех,
Лишь устаешь от подновлений всех,
И хочется зарыться без помех –
Медведем на зимовку – в мягкий снег.

12 января 2010