Валентину Берегой посвящается

Посвящение...

Меркнет небо от густого дыма.
Это не деревья так горят,
не изба рыбацкая, терпимо
исчезая, отпустив ребят.

Это память наша от удушья
за неисправимостью болит.
Небо светлой памяти, как тушью чёрной, смоляной теперь коптит.

Нет, не потому, что дни жестоки,
нет, не потому, что водка - зло.
Только потому, что эти строки
с горьким потрясеньем принесло.

Помню, парень шёл походкой бойкой,
руки в брюки. Как же!? Хулиган.
Но такой... Не злой и не жестокий.
Деревенский, искренний пацан.

И в его глазах небесно-синих
зеленела милая земля.
Кто же знал, что он её покинет!?
Не придёт на день Петра в поля...

Тёплый ветер не погладит пряди
тёмных, вороных его волос.
Жизнь дана нам только смысла ради.
Жизнь дана... вплетённая в погост.

Отчего же воздух обжигает!?
Банный ветер - сизый херувим -
дым иной, который исцеляет.
Русский дух им издавна храним.

Голову склоняем. Память сердца,
бьющегося в такт весенним дням,
с трепетной заботой землелельца
изнывает по своим парням...


Панихида

Мир вокруг - к своей цели... апрель.
Не по случаю птицы запели,
верба с ветром пернатую трель
гонит в рядом стоящие ели.

Проезжающий изредка кто-то
по картавому, твёрдому снегу
заполнял натюрморт дискомфортом.
Эхо мчалось по талому брегу.

Не подвластен таро или магам
каждый миг бытия - абзац.
Робко таял небесный кварц.

Развевался с балкона флагом
чей-то светлый кусочек белья...

В общей скорби стоял и я.
О густой поминальный ладан
синий бархат стучал, блестя.

Было стыдно поднять глаза,
потому что мы живы. Горе...
неожиданно, как гроза
над безлюдным открытым полем.

Было слышно: "Блажени плачущии,
яко тии утешатся скоро".
Покидали безмолвное кладбище.
Облака закрывали створы.

Повзрослели поди в разы...
За полуднем успели к дому.
Край деревни - светлей бирюзы.
Тает лёд, и звенят оковы
о неровность его борозды.

И дома вдалеке, что коровы.
Только изредка где-то дым.
Вот и шанс выпадает новый.

А собрал нас на встречу Ты.
Кто бы знал, что года суровы...