Вариации элегические, 2

День отступает на запад, земля отдыхает от солнца — 
Не отдохнёт: коротка душная южная ночь.
Рано проснётся, но прежде того пробуждается разум:
Дескать: ты звал меня, свет? Перехожу на приём.
Числя и числя черты, до которых фотографы падки,
Вот я сегодня и сам, словно сотрудник листка,
Острым и пёстрым подробностям рад городского скандала, — 
Счастлив, пока не замолк, даль на детали дробить.
Близится утро, комар отзвенел; на стене изваяньем
Оцепенев, задремал блёклый ночной мотылёк.
Дикие голуби с тополя кличут: «Вожа-а-тый, вожа-а-тый!»,
Длинно, певуче второй слог выделяя из трёх
(Бездна, я слышу твоё равнодушно-радушное «здравствуй!» — 
Ну, расстарайся, заплачь, вспомнив ребячью игру…).
Сверху раздвинешь кусты — блещет-плещет весёлое море.
Спустишься — грубый песок, мутный и бурный прибой.
И неизменно вдали громоздится гряда броненосцев:
Знать, неизменен приказ: стыть и стеречь горизонт.
Не удивляйся, не ты ли приказ выполняешь — пучину
Грязно-солёных времён впредь до отмены стеречь?..
День разгорается, зноем, безводьем грозит горожанам.
Свиделись — вот и прощай, горлица, тополь, обрыв,
Неисцеляющей жидкой лазури с медузами чаша,
Здоровяков-простецов стёртый давно говорок,
Местное дерево сафара — что за японское слово? — 
И безначальная рать короткошерстных котов
С крупными круглыми лбами; кто рыж, кто в полоску, кто в хаки…
Вкопаны в землю столы, торсы застольцев голы,
Божья коровка ползёт по лопатке… Так жадны и падки,
Словно на то и живём — Божье безделье стяжать.
Сладок полуденный плод, цве’тно платье и плоть не без пыла — 
Долго ли быть в полону, полною дланью платить,
Ежели сетчатым оком и слуха силком напряжённым
Память ловить рождена облики да имена?
Нет, я не пищу ищу, что по торжищу ржущему рыщу,
И не на женщин гляжу — нового имени жду,
Вечного, встречного… — Выдох и вдох составляют пентаметр,
Звона сердечного лад преобразуется в ямб.
Числю и числю черты, до которых другие охочи,
Я ж за красою земной, за обветшалой стеной
Слышу боренье сторуких, горенье геенны — и снова
В свет отступает душа, смерть именами глуша.

1995