Moses..

В каждом начале дня
    не моя воля.
Это печалит меня.
   тяжести нет более.

Знаешь сколько часов
     вмещает в себя дыхание?
Спящие люди идут
      далее

Синих гор,
      сгорбившись и согнувшись.
В стеклянных глазах их
      блеск минувшего.

С головами, развернутыми назад,
       к истокам.
Тяжело, долго идут,
       толпами.

В каждом кивке и фразе,
       в шелесте трав
Под башмаками эпох и столетий
       чей-то указ.

Сети дорог, вздохи,
        узоры на крышах домов,
На наших плечах,
     впечатляют жрецов и волхвов.
       И впереди идущих.

И нет моей воли болеть,
     с надрывом, снегом
И  хлёстким  ударом
     берёзовых, ивовых веток

По щекам и по лбу,
     по ледяным машинам,
Несущим и нас и меня
      во тьму,

По взмахам крыльев
      птиц городских, -
Горохово-суетных стай, -
     летящих резким броском вниз,

На карнизы и провода,
     на заборы - кулиски улиц...
И нет, у этой болезни
      опять нет лица.

А есть не моя воля
      в движении со слепыми глазами. Неосознанность - тот же сон
      сердец и сознания.

Созданные кем-то Големы,
     чьим-то чётким щелчком.
Что во всех нас есть от Бога то -
     только тоска о...

А тот, кто задумал поход,
     знает ли
Как тяжелы наши ноги,
     дети в руках,
       суммы и сумки
           на головах и голенях?

Знает. И нет моей воли
      в этом движении.
Сук древесного стебля,
      воды брожение

Цепляют и топят. И тоннами
      нам идти через дно.
Даже земля под ногами
     и острова во тьме
      с ним заодно.

И горы золы и зла,
     и щебет, и стук топоров
Тащат и тащат
     в направлении вечных даров,

Там впереди.
     Куда ещё идти и идти.
И ехать.
      И нервно лететь во млечном пути.

И песня звенит и звенит о покое
       и шансе дойти,
Или хоть что-то понять
       во время дороги.

Ведь не может же, в самом деле,
Быть созданное так не дорого.