12. Коррозионная научная станция академии наук

1948 год мы с мамой встречали у тёти Лёли на территории Коррозионной научной станции, где жили Лунёвы. Дядя Саша был директором этой станции, тётя Лёля работала врачом в разное время и в ближайших санаториях, и в туберкулёзной больнице. Коррозионная станция располагалась в лесу, недалеко от деревни Дунино, в семи километрах от станции Звенигород. Место очень красивое. Совсем рядом, на расстоянии, думаю, не более 300-400 метров протекала река Москва, ещё не очень широкая в этих местах, с зелёными берегами и, тогда ещё, чистой водой. В округе работали несколько санаториев и домов отдыха.   
Мы с мамой чуть ли не целый день добирались до научной станции. Вышли мы из дома, наверное, в первой половине дня. Сначала мы приехали на пригородном поезде в  Москву на Ленинградский вокзал, на метро доехали до Белорусского вокзала, дождались нужного нам поезда и потом долго ехали в поезде до Звенигорода. Когда мы вышли из поезда, было уже совсем темно.
Нас встречал дядя Саша Лунёв с сыном Олегом. У них был фонарик. Он встречал не только нас, но и других своих друзей-гостей – наверное, больше десяти человек. Мама со многими была знакома и рада встрече. Да и я тоже увидела знакомых. Тут была и тётя Шура Комарова (мамина подруга) с сыном Олегом и Андрей Веселовский с отцом. Взрослые здоровались, обнимались, радовались встрече, ведь многие не видели друг друга  с того времени, которое теперь называлось «до войны». Дядя Саша повёл нас в лес. Мы шли то по дорожке, то по совсем узкой тропинке в темноте, друг за другом. Только у дяди Саше, который нас вёл и шёл впереди, был фонарик. Шли очень долго (семь км.). Все устали, проголодались, хотели пить.
То-то было радости, когда мы пришли на освещённую территорию станции, вошли в тёплый финский домик, где потрясающе вкусно пахло зелёной ёлкой и едой. Нас встретили раскрасневшиеся от плиты тётя Лёля и сотрудница станции, которая жила во второй половине финского домика. Около них крутилась младшая сестра Олега, Оля. Быстренько слегка перекусили с дороги. Кажется, пили чай с пирогами. Потом мужчины разговаривали, а женщины заканчивали приготовление праздничного угощения и накрывали на стол в самой большой комнате.
Всего в квартире было три комнаты, прихожая и кухня. Мне кажется, в доме были удобства –   водопровод  и  выгребной туалет. Переделав все необходимые дела, женщины собрались в кухне и стали прихорашиваться. Прямо на плите, которая топилась дровами, грели длинные щипцы и укладывали друг другу волосы в красивые причёски. Подзавили волосики и маленькой Оле. Мне эта страшная процедура не грозила, мама аккуратно переплела мои длинные толстые косы, вплела в них ленты и завязала красивые банты.
Сели за стол, проводили Старый год, встретили Новый. Было шумно и весело. Наверное, во втором часу ночи, нас – детей в принудительном порядке отправили спать. Взрослые сидели долго. Как там все потом разместились и устроились спать, я не знаю. Утром я проснулась в кровати с мамой, на другой кровати спал со своей мамой Андрей. Встали поздно. Позавтракали и всей компанией неспеша отправились на станцию – 2-го января всем надо на работу. Был ясный солнечный день. Посветлу и за разговорами дошли до станции незаметно. Скоро подошёл поезд, и мы поехали. В пути тоже разговаривали и никак не могли наговориться после долгой разлуки.
В последующие годы, вплоть до 1957-го, мы с мамой почти каждый год бывали в гостях у тёти Лёли, встречали Новый год, приезжали летом. Не помню, в каком году, летом праздновали успешную защиту дядей Сашей кандидатской диссертации, возможно даже, уже не защиту, а получение диплома кандидата наук. Народу собралось много, сказано было сотни тёплых слов и хороших тостов. Были и старые друзья и коллеги. Ещё с первых встреч я запомнила «Ваську Сухих» (так они его звали), семью Веселовских. К тому времени все они были кандидатами наук, а может быть, уже и докторами. Часто звучала фамилия Акимов, кажется он заходил. Он был старше, кажется, уже тогда он был академиком,  его дача стояла недалеко, за деревней Дунино. 
В один из летних визитов, не помню точно, где то, кажется, в 1952-53 году (я уже была большая), я сильно напугала  всех, особенно маму и дядю Сашу. Тогда уже на Коррозионной станции была машина, и гостей встречали, кажется в Голицыно. Машина остановилась у ворот. Я первая пошла к калитке. Я очень любила ездить в это красивое гостеприимное место. Сразу за калиткой, слева вдоль забора была натянута проволока. Вдоль этой проволоки от большой собачьей будки шла ко мне (на цепи) огромная овчарка (раньше не было ни будки, ни собаки). У меня с детства и до сих пор особые отношения с собаками. Я их всех люблю и они, как правило, отвечают мне взаимностью. Я радостно закричала: «Какая хорошая собака!», подскочила к собаке и стала гладить её холку, приговаривая: «Хорошая, хорошая».
Вдруг меня поразила странная тишина. Я оглянулась. Все стояли у калитки какие-то напуганные, а ко мне с белым лицом медленно шёл дядя Саша. Он крепко взял меня за руку и отвёл в сторону на несколько метров. Собака залаяла басом. «На место!» –  строго приказал ей дядя Саша, и собака пошла к своей будке.  Мы вошли в дом. Маму кто-то поддерживал под руку, она сразу просто плюхнулась на диван. Тётя Лёля накапала ей в рюмку валерьянки (наверное). Дядя Саша подошёл к буфету, достал бутылку водки, налил рюмку и тут же выпил. Потом меня ругали за легкомыслие. Я оправдывалась: « Она же хорошая! Хорошая собака!», а дядя Саша говорил всем: «Я испугался, что он её загрызёт. Это очень серьёзный пёс. Он признаёт и подпускает к себе только меня. Все остальные его боятся». Ну, всё хорошо, что хорошо кончается. Я не помню, как звали этого хвостатого красавца. Я больше не подходила к нему, так как обещала маме этого не делать. Но когда я проходила мимо, то улыбалась, смотрела в его глаза и тихонько шептала: «Хороший, хороший мальчик» – а он чуть заметно помахивал мне своим шикарным хвостом и глаза у него были красивые и добрые.
Очень весело встречали Новый, 1954 год. Мы (я, два Олега, Андрей, Галя – племянница тёти Лёли, Роза – дочка соседки и, даже, Оля – ей было уже 13 лет) были почти взрослыми. Никому не пришла в голову мысль, предложить нам отправиться спать. У нас образовалась весёлая молодёжная компания. Мы играли в снежки, бегали с бенгальскими огнями, устроили танцы на маленьком катке, предварительно его расчистив. Было так весело, радостно…
Утром, вернее уже днём, так как встали все поздно, после завтрака большинство гости уехали – кому-то надо было на работу второго января, у Гали и Розы сессия (они уже были студентками первокурсницами), а меня тётя Лёля с дядей Сашей уговорили остаться на несколько дней погостить у них. Погода стояла хорошая. Мы много гуляли, ходили к реке Москва, катались на лыжах. Почему-то я больше каталась на лыжах не с Олегом, а с Алёшей Акимовым. Он был, мне кажется на год моложе меня, но очень хорошо знал окрестные места. По льду замёрзшей реки по накатанной  лыжне, мы ушли далеко. На обратном пути Алёша показал мне в лесу бутафорские землянки, там после войны снимали партизанские эпизоды фильма «Повесть о настоящем человеке». С Алёшей было интересно, но наши пути больше никогда не пересеклись.
Летом 1954 года в конце июля я опять на недельку осталась погостить у маминых друзей. Я уже поступила в институт, так как школу окончила с медалью и была совершенно свободна до 1-го сентября. У Гали и Розы были каникулы, обе они перешли на 2-ой курс каждая в своём институте. Олег, кажется, тоже уже был зачислен в институт, а Ольга, младшая сестра Олега перешла в 7-ой или 8-ой класс и считала себя большой. Компания собралась весёлая, тем более, что в Дунине на даче было много давно знакомых Олегу и Розе ровесников-дачников, которые ежегодно жили там летом.
Мы весело проводили время. Погода стояла жаркая. Мы ходили купаться на речку (правда водичка в реке была прохладная, долго не поплаваешь), играли в волейбол на территории научной станции. Вечерами часто ходили в Дунино на танцы, танцевали под патефон на лужайке, после танцев до поздней ночи гуляли вдоль берега реки или сидели на берегу, любовались ночными пейзажами и разговаривали. Нам, конечно, велено было не позднее 12-ти ночи возвращаться домой и ложиться спать, но мы могли явиться и позднее. Мы, девочки (Галя, Роза, Оля и я) спали на сеновале, Олег спал на терраске, и тётя Лёля с дядей Сашей и, тем более, Розина мама не слышали, когда мы возвращались домой.  Всё было хорошо.
Но однажды мы «отличились» и огорчили старшее поколение. Это случилось в ночь на 1-ое августа. Мы танцевали в Дунино и не обратили внимания, что погромыхивает гром, и вдалеке сверкают молнии.  Вдруг, неожиданно  потемнело, и началась сильная гроза с диким ливнем. Мы спрятались от дождя, на чьей-то террасе, нас напоили чаем с чем-то вкусным. Когда кончился дождь, было уже совсем поздно, светила яркая луна. В свете луны мокрые деревья как-то особенно светились. Такая была красота! После грозы мы были какие-то возбуждённые.
Домой идти не хотелось, тем более, что было очень тепло. Мы компанией человек в десять отправились гулять, и нас потянуло на «подвиги». Олег с нами не пошёл, сказал, что он хочет спать и отправился домой. Мы шли по тропе вдоль забора какого-то сада. Даже в темноте было видно, что на яблонях много яблок. Кто-то предложил залезть в сад и нарвать яблок. Все весело согласились, и полезли через забор. Я на какую-то секунду повисла на заборе, зацепившись за гвоздь подолом сарафана. Клок сарафана остался на гвозде, и я благополучно приземлилась на четвереньки. Яблоки оказались вкусными,  мы набили ими все карманы, и долго потом, поедая яблоки, весело шагали по лесной тропе.
Примерно в середине пути между станцией Звенигород и Коррозионной в лесу располагался дом отдыха Академии Наук. Забора там тогда не было, и ходили на станцию практически через территорию дома отдыха. Мы незаметно, разговаривая и наслаждаясь тишиной, дошли по ночному лесу до дома отдыха, вошли на его территорию и увидели огромную клумбу, на которой буйно цвели флоксы. В те времена цветников было мало, и я даже не знала, как называются эти цветы, похожие на огромные розы. Тогда ещё редко можно было увидеть цветы, люди сажали на своих участках картошку и другие полезные овощи. А тут, такая красота! Не раздумывая, мы начали рвать цветы и каждый нарвал по приличному букету. Конечно, мы изрядно подпортили эту шикарную клумбу. Нарвав букеты, мы решили, что пора возвращаться домой. Когда мы пришли на территорию научной станции, уже начинало немного светать. Дачники пошли в своё Дунино, а мы ополоснули слегка свои лица из уличного умывальника и, даже, не помыв ноги, легли спать в своём сарае на сене. Правда, перед этим Роза принесла в сарай большое ведро с водой, в которое мы поставили цветы.
Встали мы поздно, наверное, часов в 12-ть, нашли на  кухне оставленную нам еду и позавтракали. Надо было что-то делать с цветами – не стоять же им в сарае в ведре. Галя, Оля и я решили, что нам так много цветов не надо. Мы собрали большой букет и поставили его в красивой вазе на стол в большой комнате. Очень стало красиво. Так как ведро было Розино, она унесла его с цветами к себе на террасу, сказав, что потом решит, куда поставить цветы. На волейбольной площадке уже несколько человек, в том числе и Олег, пытались играть в волейбол. Подошли ещё несколько ребят из тех, кто путешествовал вместе с нами по ночному лесу.
Началась настоящая игра. Но, нас было одиннадцать человек, в одной команде не хватало игрока. Смотрим, по территории  идёт молодой милиционер. Мы весело стали приглашать его поиграть в волейбол, дополнить команду, в которой не хватало игрока. Он сказал, что ему некогда и спросил где взрослые. Ещё не думая ни о чём плохом, мы ответили, что взрослые на работе.
Милиционер пошёл дальше.  Он походил по территории станции, позаглядывал в окна, увидел букет цветов на столе в квартире начальника станции, огромную охапку цветов в ведре на терраске соседей, и отправился прямиком в кабинет руководителя. Разговор был, конечно, нелицеприятный. Участковый, а это был он, сказал, что руководство санатория возмущено и собирается подавать в суд и т. д. Дяде Саше пришлось звонить директору дома отдыха (они были знакомы), извиняться, обещать провести воспитательную работу… 
Наигравшись в волейбол, мы немного перекусили и отправились на речку. Когда часов в шесть-семь вечера мы пришли домой, тётя Лёля и дядя Саша были дома. Они сидели в большой комнате и разговаривали. Тётя Лёля быстренько вышла из комнаты, а дядя Саша встал, и вид у него был грозный. Он тут же сказал, что он думает о нас, девчёнках-хулиганках, и о нашем безобразном поведении. Он сказал, что мы его опозорили, что он возмущён, что он никак не ожидал от нас такого безобразия: истоптать, испортить прекрасную клумбу, которой любовались все отдыхающие и т.д. Мы стояли и хлопали глазами, а Олег сидел в уголке и ехидно ухмылялся. Галя оказалась самой стойкой, а у меня и у Оли из глаз потекли слёзы. Мне стало очень стыдно. Я сказала: «Прости нас, дядя Саша, мы сделали это, не подумав, это действительно плохо» (ну, что-то в таком духе), и убежала из комнаты, чтобы прореветься где-нибудь наедине с собой. Наверное, примерно через  час меня нашла тётя Лёля. Она сказала: «Ну, хватит реветь, умойся, и пойдём ужинать, все уже едят за столом, одна ты всё ещё переживаешь». 
Я плохо спала ночью, мне снились страшные сны. Утром, за завтраком я сказала тёте Лёле, что хочу домой. Тётя Лёля, похоже, слегка огорчилась, попробовала меня уговорить остаться, но я хотела домой. В середине дня меня отвезли на машине к поезду. Потом, конечно, плохое забылось, и я эту поездку к тёте Лёли, как и все другие, вспоминала с удовольствием.
Последний раз я была на Коррозионной станции летом 1957-го года, на свадьбе Олега. Не помню, была ли я там после лета 1954-го года. Скорей всего нет. Мама, наверное, ездила, а у меня была своя, студенческая жизнь, продолжительные летние  учебные практики, студенческие дела, заботы и радости и т.д.
На свадьбе было много гостей, родственники с обеих сторон, друзья, однокурсники. Олег и Неля, кажется вместе, учились. Свадьба была весёлой, шумной, пели, танцевали. Дядя Саша пригласил меня  танцевать. Он был слегка опьяневшим. Он мне сказал, что он всегда мечтал видеть меня женой Олега. Ну, что я могла сказать ему в ответ? Я любила маминых друзей и дядю Сашу, и тётю Лёлю, и тётю Шуру Комарову. Они были мне, как родные.  Но, мне никогда и в голову не приходило рассматривать в качестве будущего мужа ни Олега Лунёва, ни сына тёти Шуры. Они были для меня просто товарищами детских забав. 
Вскоре дяде Саше предложили должность заведующего большой лабораторией в академическом институте Киева с предоставлением квартиры. Они покинули Коррозионную станцию, где дядя Саша проработал больше десяти лет. Дядю Сашу я больше не видела, а тётя Лёля изредка приезжала в Москву, и обязательно бывала у нас в гостях. Три подружки Клава (мама), Лёля и Шура дружили  до конца ЖИЗНИ.
Коррозионная станция под Звенигородом осталась для меня одним из самых ярких и приятных воспоминаний детства и ранней юности.