распашонкa

А дети уедут, поверь мне, в момент оставляя
игрушки, учебники, мелкие ссоры, болезни.
Останется детская, тихая и нежилая,
чтоб жить, становясь неприметнее и бесполезней.
И внуки заучат другие слова постепенно,
живя где-то зА морем или же - за океаном.
Вода убывает, и нам остаётся лишь пена
да ночи бессонные в этом кругу окаянном -
рождение, следом - развитие, после - упадок.
Слова в телефоне, бессмысленный автоответчик,
и даже стихи - завсегдатаи толстых тетрадок,
устали ночами считать беспокойных овечек.
А дети звонят, говорят с неприметным акцентом
о чём-то тебе неизвестном и малопонятном.
и ты привыкаешь о жизни судить по газетам,
о смерти гадать по неясным рентгеновским пятнам.
Поверь мне, так будет, и круглогодичная осень
застанет врасплох ожиданием редких визитов.
И даже сосед, что бывал временами несносен,
покажется близким, тебе на прощание выдав -
прости, если можешь, ты знаешь - уехали дети,
один ухожу, вот такая, браток, неувязка...
Грехи, понимаешь. Когда бы не те, так вот эти.
Грешил и не думал. В итоге, как видишь - фиаско.
Проводишь, помянешь. Почаще звонили бы, что ли,
скорее бы лето - приедут хотя б на неделю.
Чтоб море и пляжи, бутылка вина и застолье,
чтоб женщины летние лёгкие платья надели.
В такие минуты, очнувшись от лёгкого шока,
влюбляешься в жизнь. Отчего же глаза повлажнели...
Как хочется плакать, уткнувшись лицом в распашонку,
что мама хранила, из голубоватой фланели.