Часть первая гаровка. счастливое детство

Родился Я в год первого полёта в космос, отсюда выходит, что я ровесник освоения космоса, первый выход в эфир КВН, молодые на весь мир начали шутить и критиковать нашу жизнь. Зашумел ветер перемен, менялось общество, и вместе с ним я рос и менялся как и всё моё окружение. С моим рождением начиналась Эпоха Водолея.

  Как я появился на свет, конечно же, не помню. Это было в 1961 году, 7го февраля, под знаком Водолея, в городе Комсомольске-на-Амуре, на Дзёмгах. В семье военного. Я был третьем ребёнком в семье. Старший брат и сестра. В этом же году переехали в город Хабаровск, военный городок Гаровка-2. Оттуда и первые воспоминания.

  Как всплывают воспоминания, я до сих пор не понимаю. Порой вспыхивает картина целиком, порой отдельные кадры. Лица, имена, природа, погода, мысли, впечатления…

  Помню, жили мы в «Финском» домике. Деревянный дом на четыре семьи, со своим двориком. Во дворе стояла бочка с дождевой водой. Я в ней пускал кораблики, свёрнутые из листа бумаги, стоя на табуретке. Однажды табуретка подвернулась, и я нырнул в бочку вниз головой. Меня достал брат за ноги, потом долго тряс, мать кричала, соседский мальчик смеялся (имя его я не помню).
  В городке было озеро. Мы летом купались и ловили рыбу. Брат взял меня на плечи, и хотел перейти на противоположный берег, но не рассчитал силы, или не знал точно глубину, я упал в воду. Меня вытащили проходившие мимо солдаты. Так я два раза тонул.
Оба раза удачно, будучи уже взрослым много плавал, глубоко нырял, занимался подводной охотой, воды не боялся.

  На берегу озера стояла гарнизонная баня. Сток из бани был в озеро, и поэтому вода возле бани никогда не замерзала. Я играл в хоккей с ребятами, и провалился в эту полынью.
Мокрый, в коньках и в мокрой шубе (на улице -20) пришёл домой. После этого меня не пускали на лёд до конца зимы.

  Баня!.. Гарнизонная баня – это отдельная история. Каждую субботу всё мужское население отправляется в баню (в пятницу женский день). Со своим веником (можно и в бане купить, но свой лучше, у каждого индивидуальный набор листьев и трав), китайский термос наполненный чаем с лимонником, пиво и вяленая рыбка. Вовремя бани взрослые пили горячий чай, после бани все садились за большой стол, пили пиво с рыбой, а мы с пацанами допивали остывший чай с лимонником (вкус этого чая остался в памяти ярким, вкусным пятном), и сидели со взрослыми наравне.
  При входе в баню выбираешь себе тазики, в одном запариваешь веник, другой для мытья. Вход в парилку. Высокий полок, ступенек 8-10 (точно не помню, на верхнюю поднимался всего пару раз, когда баня заканчивалась и температура снижалась до терпимой), кирпичная стена печи с отверстием для камней (стальная труба, вмурованная в печь, наполнена камнями, раскалёнными до красна), туда подкрадывается самый опытный банщик, и выплескивает ковш воды. Как из пушки выстреливает струя пара и медленно окутывает всё помещение. Уши «скручиваются в трубочку», дети сидят в низу, на корточках, взрослые расползаются по полоку в зависимости со своими возможностями, кто на первой ступени, кто на второй, кто выше и выше…
  Потом начинают махать вениками и обливаться холодной водой. Это просто чудо как здорово! Идёшь домой при любом морозе, не чувствуя этого мороза!

  В детском саду мне всегда давали учить стихи для участия в утренниках. Я любил читать стихи, чтоб меня слушали. Читал в школе, читал в армии, сейчас иногда читаю.
  Первый большой стих «Скифы» А.Блока, я выучил примерно в пять лет.
Брат старше меня на 10лет, учит стихотворение, читает вслух, много раз подряд повторяет, не получается, мать зовёт его обедать, он уходит на кухню. Я беру книгу и начинаю громко рассказывать.
  Все вышли из кухни с удивлением – Юрка читать научился!!!
Естественно, читать я тогда не умел. Книга у меня в руках была вверх ногами и на другой странице! Но стихотворение я дочитал до конца и с выражением, помню до сих пор.
 
  Переехали в новый пятиэтажный дом. Двух комнатная квартира с туалетом, ванной и титаном. Теперь мы с братом топили титан, чтобы была горячая вода. Сидеть возле топки, подкладывать дрова и смотреть на огонь можно часами. Дом стоял у озера, рядом магазин, за магазином три огромные яблони с райскими яблочками, размером с дикую вишню, но очень сладкие. Может огромными они казались, так как мы сами были маленькими, но мы по ним лазили, рвали яблоки, строили «штаб» в кроне, падали, в общем, росли как все дети в то время.

  Между гарнизоном и аэродромом, протекала речка, ну не речка, а ручеёк. Ручей струился в глубоком овраге, и в некоторых местах был перекрыт дамбой, так образовались три озера, два в военном городке, одно далеко в лесу, из него брали воду на полив совхозных полей, и туда ходили взрослые пацаны, там было глубоко. На склонах оврага, заросших, густым лесом, орешником и лимонником, мы играли в индейцев и следопытов. Зимой, когда склоны покрывались снегом, а ручей замерзал, устраивали горки для санок и лыжный трамплин. Сколько там поломанных лыж, одному Богу известно. А разогнаться по горке на санках и на сумасшедшей скорости влететь в кустарник, верх мальчишеского мужества!

  Компьютеров, мобилок и интернета тогда ещё небыло. Телевизор был не у всех (у нас был «Волхов» с маленьким экранчиком), программы шли только вечером, и в воскресенье с обеда. Мы гуляли на улице, в лесу, на озере. Ходили в кино. Старый деревянный солдатский клуб, стоял в центре гарнизона. Там проводились все мероприятия: ёлка для детей, торжественные собрания по праздникам, концерты художественной самодеятельности, приезжали разные артисты, и кино по воскресеньям (в то время был один выходной).  Кино – детский билет 5 копеек, потом кино для солдат, мы вставали в середину строя, среди солдат, они нас прятали и проводили в зал. Вечером кино для взрослых, нас туда не пускали. Однажды клуб сгорел. Горел всю ночь, и весь день. Мы смотрели в стороне, было страшно. Потом на этом месте сделали «коробку» для хоккея. С наступлением морозов приезжала пожарная машина заливала лёд, там катались на коньках и играли в хоккей. Клуб построили новый кирпичный, двух этажный, с буфетом, библиотекой, спортзалом и классами для кружков.

  Играли в рыцарей, в Спартака, в гладиаторов. Из досточки от разбитой бочки брат вырезал меч, крышка от большой кастрюли – щит. Сражались до синяков, щит не спасал, при ударе по щиту очень болела рука, но всё равно поплакав немного опять бросался в схватку, был азарт игры и было стыдно, что заплакал.
  В садик водил отец перед службой. Подведёт к дорожке (до садика 100метров) – Ну беги, я засекаю, как ты быстро бегаешь.
 Я бегу, оборачиваюсь – его нет. Разворот и гулять в лес, потом на озеро. Вечером всей семьёй, с друзьями и соседями меня искали. Нашли на озере, получил взбучку…

  После переселения в пятиэтажку появляется в памяти Коля Белоконев. Он жил на пятом этаже, я на первом, в одном подъезде. Он на 2дня меня старше, мы вместе ходили в садик, в школу, вместе играли – дружили. Дружим по сей день, хотя видимся редко, жизнь разбросала. Но телефон выручает.

  Я собирал фантики от конфет, марки, этикетки от спичечных коробков. Иду по улице – лежит какой-то жёлтый фантик. Разворачиваю – деньги, целый рубль! Долго мы с Колей высчитывали, сколько можно купить на этот рубль конфет и лимонада!!! Лимонад стоил 20копеек, если сдать пустую бутылку за 12 копеек, то выходит вообще 8. Рубль – это сумасшедшие деньги для мальчика. В общем, купили 2 бутылки лимонада, шоколадку и много, много коржиков. Школьный коржик с лимонадом – верх наслаждения! Коржик сладкий, рассыпчатый, запиваешь лимонадом, который шипит, пенится, щекотно в носу, и приятно, как на дне рождения…

  Не помню, чем-то провинился в садике, меня вечером не пустили гулять. На улице мороз, напротив окна деревянная горка залита льдом, дети катаются с горки, а я смотрю в окно, грустно сидеть дома, когда все гуляют. Я надеваю шубу и выскакиваю на улицу, наступаю на крышку канализационного люка, крышка переворачивается, пропустив меня целиком, и захлопывается, встав на своё место. Меня сразу хватились, чтобы загнать обратно домой, но не могут понять, куда я пропал. Искали долго, пока не услышали тихое всхлипывание, где-то под землёй (дети вокруг горки громко смеялись). Вечером я точно сидел дома, наказан в двойне, шубу и валенки спрятали…

Всегда играл с кошками и собаками. Однажды подцепил лишай. Круглые пятна по всему телу, чешутся, их скребут скальпелем и прижигают йодом, изо дня в день, больше месяца. Каждую неделю ездили в Хабаровск, в кож.вен. диспансер на анализы.
Там опять скоблили все лишаи, собирали на анализ, и опять прижигали йодом. Натерпелся до чёртиков, услышал в диспансере от какой-то бабки, что можно смазать уксусной эссенцией и про лишай можно забыть! Приехали домой, я нашёл эссенцию и смазал последний лишай на коленке, но показалось мало – он не пропал сразу. Тогда я привязал ватку с эссенцией к коленке и лёг спать. Утром вместе с повязкой снял кусочек «маринованного» мяса. Рана заживала ещё очень долго, но лишая, конечно же не стало, шрам на коленке на всю жизнь.

  Первый класс, 8-летняя школа №6 за стадионом, в школе буфет с коржиками, пирожными, лимонадом. Школа деревянная, одноэтажная, 8 кабинетов, мастерская для труда, уроки физкультуры на стадионе (зимой в коридоре), за школой туалет на улице, там мы курили, трудовик нас гонял. Кстати, курил я всегда. До школы собирали «бычки» возле клуба, таскали у отцов понемногу, а в школьные годы мне давали 20 копеек на обеды, можно было сэкономить и купить настоящих сигарет.
  Первое сентября 1968 года, я пошёл в первый класс, сестра Ольга, на первый курс педучилища, брат Вова, - в Хабаровский политехнический институт. Мы втроём пошли учиться в один день!

  Пионерский костёр! Весь май все ученики школы собирают в гарнизоне ветки, палки, деревянные отходы, тащат из леса сухие деревья, кто что может. Их ни кто не принуждает, это традиция, которая нравится детям и поддерживается взрослыми.
В конце мая солдаты гарнизона вкапывают за стадионом столб высотой в 5 метров, одевают на него много старых колес от самолётов, обкладывают всё это хворостом, который собрали дети, и получается очень большой конус, 5 метров высотой и метра 3 в диаметре. Последний звонок. Вся школа выстраивается на торжественную линейку возле костра поздравляют выпускников 8 го класса,.. и зажигают костёр! Кстати линейка начинается не утром, как везде, а вечером, перед заходом солнца и всю ночь пока не прогорит последняя головешка дети бегают вокруг костра, родители, конечно же с ними. Праздник последнего звонка в школе и Пионерский костёр – это праздник всего гарнизона. Начинается лето!

  Летом в городке детей мало. Я обычно с родителями уезжал в Николаев, Одессу, Крым, Сочи и Гагры, или меня отправляли на 2е смены в пионерский лагерь. В любом случае 2месяца из 3х меня в Гаровке небыло. И так было во всех семьях.
  Пионерский лагерь «Звёздочка» расположился в густом, старом лесу на берегу Амура, напротив Зелёного острова. В лагере всегда полумрак, из-за старых деревьев, на берегу солнышко и зона для купания с буйками. Мы иногда ловили рыбу: корюшку и касатку.
Касатка амурская – красивая жёлтая с чёрными полосками по бокам и очень острыми плавниками. Таких рыб после Дальнего Востока я больше не встречал.
  Ходили отрядом в походы, пели песни у костра, устраивали спортивные соревнования, художественная самодеятельность. Я опять читаю стихи.
  Пионерский лагерь – это новые друзья из других гарнизонов, тоже дети военных, но живущих где-то далеко, я их больше никогда не увижу, но пока не кончиться смена, нужно нагуляться, надружиться, и потом вспоминать всю зиму, писать письма, пообещать в следующем году обязательно приехать и продолжить походы и соревнования. Но приходит лето и я уезжаю с родителями на Чёрное море, а через год во Владивосток, в пионерлагерь «Океан» на берегу Тихого океана, тоже для детей военных, но со всего округа. И так далее, каждый год…

  Поездка в Николаев к бабушке. Летим самолётом Ту-104 с посадками в Иркутске, Новосибирске, Тюмени, Свердловске и наконец, Одесса. Из Одессы в Николаев ходит катер «Ракета» на подводных крыльях, вдоль берега Черного моря, через бугский лиман, в порт на берегу Южного Буга в Николаев. Родители оставались в Николаеве или ехали по путёвкам в санаторий на море, а меня с сестрой отправляли к бабушке в село Доброе Баштанского района, туда ехали на дизельном пригородном поезде, он назывался «Фантомас». В деревне мы играли с местными пацанами, бегали босиком по «пылюке», лазали в колхозный сад, ходили в «ночное» (пасти коров, на лошадях, как индейцы), они меня учили украинской мове, по приезду в Гаровку я долго не мог перестроиться на русский язык. Бабушка варила украинский суп – затирку, утром делала тюрю (порезанные бублики заливала молоком), дед завтракал своей тюрей – самогон с чёрным хлебом, запах сногсшибательный, трудно было рядом есть молоко! В середине лета собирали абрикосы и вишни, раскладывали на жестянки и сушили на солнце. Водопровода в деревне небыло, воду поднимали из колодца, она всегда была холодная, и какая-то сладкая, вкусная, утоляла жажду в жаркий день. Обратно обычно ехали поездом 7 дней. Интересно было смотреть в окно, каждый день природа менялась, отец выходил на станциях и покупал что то на завтрак. Весь вагон за многодневную поездку сдружился, ходили в гости в соседние купе. Обедать и ужинать ходили в вагон ресторан. Проезжая через Байкал поезд останавливался и стоял весь день (там была однопутная дорога, и пропускали встречные эшелоны). Целый день можно было смотреть на это великолепное озеро, некоторые даже умудрялись успеть поймать омуля. Омуль – пресноводная селёдка, обитает только в Байкале, невероятно вкусная, жирная. Его и солят, и жарят, и коптят. А уха из омуля самая сладкая.

  Ещё летом ходили далеко в тайгу за цветами. Ландыши росли в тёмных зарослях, где сыро и мало света, рядом с ландышами росла черемша, её можно перепутать с ландышем, но по каким-то признакам и чесночному запаху мы её отличали. В самых тёмных буреломах были лианы китайского лимонника, его заваривают с чаем. Чай получается кисловатый, как с лимоном, но очень тонизирующий, прибавляет силы и бодрость. Выходя на солнечную поляну, видишь сплошной оранжевый ковёр, высотой по пояс (как маки в южно-украинской степи) – это саранка (дикая лилия), рвали букеты огромные, сколько можно взять в охапку. Удача, если найдешь Тигровую саранку, она не оранжевая, а ярко-красная, с чёрными точками и полосками, как Уссурийский тигр, и стебель не круглый, а шестигранный, как карандаш.

  Природа на Дальнем Востоке своеобразная. Поражает разнообразием несовместимых растений. Можно рядом встретить экваториальный пробковый дуб, оплетенный тропическими лианами Китайского лимонника, и карликовую Карельскую берёзу из тундры, стелящуюся вдоль земли из за сильных зимних ветров, грецкий орех (его у нас называют Мнжурским), и сибирский кедр с шишками с кочан капусты и вкусными орешками. В болотцах кувшинки вперемешку с лотосами. Ягод вообще перечислить не возможно: земляника, морошка, голубика, клюква, смородина, черника, не перечислить и всё в лесу и в изобилии. Существует древняя легенда: когда Бог завершил засевать землю растениями, ему сказали, что остался Дальний Восток, а семян для засева уже нет, он смешал все остатки и рассыпал вдоль Амура, - «влаги много, приживутся!». Вот так и появилось разнообразие и изобилие растений на Дальнем Востоке. Лес меня завораживает, я и сей час люблю гулять по лесу.

  Отец купил мотоцикл, Урал с коляской, теперь можно ездить за грибами, за цветами, очень далеко, даже на рыбалку, на Чёрную речку. Учился ездить на мотоцикле, оказывается мотоцикл с коляской, очень легко переворачивается.

  За военным городком была лесопилка, там брали обрезки досок на дрова для титана, а когда она не работала, играли под пилами в опилках. Пилы находились высоко, метрах в трёх над землёй, а под ними горы опилок, в них можно прыгать и зарываться с головой. Приходили домой все в опилках с ног до головы, в карманах, в носках, везде.
Так как холодильников в то время не было, а мороженное и мясо летом тоже продавали, то зимой заливали льдом большие пирамиды, как скирды сена на Украине, засыпали их опилками, так сохраняли холодный лёд всё лето, до следующей зимы. Поэтому на лесопилке всегда было много опилок, чтоб прикрывать лёд.

  Зима в Хабаровске начиналась 7го ноября. Сутра начинал падать снег, который уже не таял до весны. На стадионе проходил военный парад, силами нашего гарнизона, потом кино в клубе и детей собирали в одной квартире по 10-12 человек, накрывали стол с лимонадом и конфетами, закрывали квартиру, чтоб не разбежались, а сами шли в клуб на праздничный банкет. Там собирались все офицеры с женами, ели, пили, танцевали, веселились. Так примерно проходили все праздники. По кучкам не собирались, дружили всем гарнизоном! Когда стали постарше, сбегали ночью из квартиры и смотрели в окна как танцуют родители. Вспоминаю сказку про Золушку, она тоже смотрела на бал через окно…

   Зима. Почти всю первую половину зимы идёт снег, мороз, сильный ветер. Ветер дует очень долго, два три месяца, потом наступают солнечные и морозные дни. Мороз в 20 градусов – это нормально, солнце светит, ветра нет, воздух звенит свежестью. Снег от ветров сприсовался и стал как камень. Его можно пилить ножовкой и строить из блоков целые крепости, с башнями, подземными ходами. Опять можно играть в рыцарей, теперь в шубах, шапках и рукавицах не так больно получить удар деревянным мечём. Мы  делимся на две команды – одна защищает крепость, другая штурмует. После штурма все вместе ремонтируем проломанные стены и башни. Опять делимся. Делимся не по симпатиям, по считалочке, всегда не знаешь, кто будет в твоей команде, да и не важно, все дружили одинаково, я не помню, чтоб кого- то не хотели принять в свою команду. Конечно, как везде дети кого то дразнили, но не долго, и всегда разных (кто заслужил именно сегодня, на завтра уже забыли и дружба продолжалась). Потом живя в Николаеве, я очень удивлялся, что отношения среди подростков другие, какие-то жестокие, дружат маленькими группами. Почему нельзя дружить всем вместе?! Кстати, рядом стояла деревня, в ней жили работники совхоза, у них было своё хозяйство, как везде в деревнях. Вот там и договаривались с хозяйками, у которых были коровы. Вечером за дверью ставили банку с деньгами, а на утро там оказывалась банка молока. Ни у кого не возникало сомнения, что деньги или молоко может кто-то, кроме тебя забрать, своровать. Воровства в принципе в детстве я не знал, мог уйти и не закрыть квартиру, (а зачем?), ведь ключ можно потерять, а в квартиру без хозяина и так ни кто не зайдёт.
  Однажды я попал в отряд защитников крепости. Мы яростно оборонялись, я спустился в подземный ход, чтоб напасть на «врагов» с тыла, но свод хода обрушился, и меня завалило снегом. Сначала я ждал, что меня откапают, было даже интересно, но воздуха не хватало, я стал задыхаться и потерял сознание. Очнулся в мед.сан.части мне давали круглые оранжевые витаминки, хрустела накрахмаленная простынь и мама почему то плакала тихо-тихо…

  В долгие зимние вечера играли в квартирах, ходили друг к другу в гости. Появлялись фильмы про индейцев, книжки читались уже более осознанно, не только сказки. Мне подарили на день рождения книгу «Маленькие дикари» автор Сетен Томпсон. Я лепил из пластилина индейцев и ковбоев, вылепил целые войска, и мы с Колей Белоконевым играли в индейцев на полу нашей комнаты. Расставляли войска, пешие, конные, с ружьями, с луками, с томагавками. Потом резинку «венгерку» привязывали к пальцам, крутили «шпульки» из бумаги, и стреляли за тех и за других. Кто упал – убит. Почему то всегда побеждали индейцы. Наверное их мы больше лепили, они же красивей, и все разные, а ковбои почти одинаковые, и их лепить, одинаковых, лень.

  Летом продолжали играть в индейцев уже сами. Мать сшила мне костюм индейца с бахромой на штанах, колчан для стрел я сшил себе сам, Брат Вова помог сделать лук и томагавк. Я был настоящий «Зоркий Сокол». Мы ходили в лес, искали следы диких зверей (вокруг гарнизона не было ни каких диких зверей, но мы их искали и находили), стреляли из луков в «бизонов» жарили их на костре, и ели с наслаждением поджаренный хлеб и пекли картошку, представляя,  что это маниока и горб бизона! Мне в то время было уже около 10 лет, и я уже пробовал писать, нет ещё только сочинять стихи, писать начал уже позже. Вот басня про Барбоса это как раз в 10 лет, но это исключение, и как я её вспомнил и опубликовал через 40 лет, - загадка.

  Отец был бортинженером на самолете Ан-8. До этого был вертолёт, самолет Ли-2, после Ан-8 он закончил карьеру на Ан-12. Я с Ан-12 начинал…
Пацаны часто прибегали на аэродром к своим отцам. Я облазил весь самолёт, заглядывал в каждую щёлочку, надевал шлем и играл в полёты, летал в дальние страны, уходил от истребителей «фашистов», скидывал бомбы на Берлин, выбрасывал десантников. В общем, летал, летал, летал. Впоследствии, когда уже сам стал лётчиком, игры превратились в явь – облетал весь Мир, купался во всех океанах. Но это будет потом, ещё через 11 лет…

  Первый сознательный полёт. Полёты на «запад» Ту-104, не в счёт, там папа, мама, сестра, мы летим на Юг – всё хорошо. Мне взяли путёвку в лагерь «Океан», Владивосток, я лечу один, на самолёте Ли-2, прямо с нашего аэродрома. Мама зашила мне в пояс брюк 10 карманов по рублю. Каждую экскурсию я мог распарывать один карман, и покупать себе морожено, лимонад и.т.д. Я чувствовал себя взрослым, сам мог распоряжаться своими деньгами, это было первый раз в жизни…
  Первый полёт, сели в самолёт, вдоль борта, элюминатор рядом, смотреть можно в пол оборота. Сели, запуск двигателей, сначала начинает крутится один, пауза, затем другой, шум выравнивается как один, и, вырастает рёв самолёта до предела печени, сердца, всё внутри трясётся. Самолет медленно начинает двигаться, переходит на бег, подскакивает на стыках, железной взлетно-посадочной полосы, и замирает, бежит бесшумно, долго долго, смотрю в элюминатор – земля начинает удаляться, значит уже летим…  Еще немного и вокруг сплошной туман, ничего не видно, выше, выше, и мы над облаками – описать ощущения того времени я не могу, это безумие, сплошная масса белых гор, ущелий, долин, засыпанных снегом, словами описать эти чувства просто невозможно.
  Видеть облака сверху – это прериготива пилотов. После выхода на пенсию я больше всего жалею о том, что ни когда больше не увижу, облака сверху вниз!
  Три часа полёта, три часа зрелища самых причудливых форм облаков с проскакивающими картинками земли, словно карта под брюхом самолёта, и ты движешься по этой карте медленно, медленно.
  Вдруг грохот двигателей замирает, словно отказали все разом, тишина, и в этой тишине самолёт начинает падать, падать в бездну, внутри всё поднимается к самому сердцу, ты чувствуешь как бы невесомость, приподнимаешься с кресла, и ощущаешь полёт самостоятельно, в отрыве от самолёта. Пробиваем слой облачности, сплошной туман вокруг самолёта резко исчезает, видишь землю с травой и полевыми цветами, торец взлетно-посадочной полосы, двигатели взревают с удвоенной силой, толчок, касание шасси с бетоном, и самолёт бежит по полосе, тормозя из последних сил, прижимая пассажиров к спинкам кресел. Посадка. Эти воспоминания не забудутся всю жизнь. Это ощущение радости от полёта остаётся навсегда.

  Отца Белоконева Коли переводят на Камчатку, мы с ним прощаемся как навсегда, но дружба, рожденная в Гаровке, остаётся на всю жизнь. Позже он приезжает в гости к Бабушке Она живёт в собственном деревянном доме в районе Хабаровск-2. Я приезжаю к нему в гости, мы живём у «Бабули» в отдельной комнате, первый раз без родителей и воспитателей из лагеря. Бабуля кормит нас оладьями со сметаной и мёдом, мы завтракаем и бежим гулять по району, без всякого надзора, предоставленные сами себе.

  В Хабаровске, в парке культуры и отдыха, на берегу Амура, есть утёс со смотровой площадкой, высотой метров 10-15. Под утёсом всегда кружат водовороты (Амур – при своей внушительной ширине, обладает довольно таки быстрым течением). Мы играем в альпинистов, без всякой страховки, без специального снаряжения (мы в то время и не знали об этом), штурмуем этот утёс, и гордимся победой над первой вершиной!

  Уроки по природоведению в нашей школе проходили на пришкольном участке. Там каждый класс весной что-то сажал, потом летом из тех, кто оставался в гарнизоне составлялись графики дежурства по уходу за растениями, а осенью собирали урожай и отдавали в школьный буфет. Ещё за школой было совхозное поле, на нём выращивали «Каузику», что-то вроде брюссельской капусты, и сою. Осенью, когда приходило время уборки, школьники привлекались к уборке в помощь совхозу. Каузику разрезали на дольки, как арбуз, и ели. Она похожа на кочерыжку капусты, только сладкая. Сою лущили, отделяли от сухих стручков и жарили на сковородке, как семечки. Очень вкусно, тем более, что семечек на Дальнем Востоке небыло, присылали из Украины, у кого были родственники, а соя жареная, помогала скрашивать долгие зимние вечера.

  Построили два новых четырёхэтажных дома. Мы получаем трёхкомнатную квартиру в доме, где на первом этаже магазин – продовольственный военторг, в соседнем доме – промтоварный. Оба дома вдоль стадиона, за стадионом – школа. Купили холодильник, - это чудо тогдашней техники. Раньше холодильник был в стене на кухне, под окном. Там была ниша с полками и дырой на улицу. Зимой в нём можно было хранить продукты, они замерзали на морозе. Летом – это обычный шкаф для кухонной утвари. Ещё Мы зимой покупали мясо, лепили пельмени всей семьёй, складывали на досточку, укрывали полотенцем и относили в дровяной сарай, складывали во много слоёв, потом всю зиму я ходил в сарай за дровами для титана, пельменями, солёной капустой, и солёными грибами. Капуста в сарае замерзала в бочке, я долбил её топором, набирал в миску и пока донесу домой, ел, она такая вкусная, хрустящая, со льдом, я до сих пор люблю квашеную капусту.
  Ещё отец привозил из командировок с Сахалина, Камчатки, Чукотки красную рыбу, засоленную в бочках или копчёную в мешках и икру в трёхлитровых банках. Икру мы просто ели ложкой из банки, это не было каким-то деликатесом, это была обычная еда, которую ели все в моём окружении. Рыбу кету и чавычу, обычно ели с картошкой сваренной крупными кусками и залитую жареным луком с маслом, сало было редкостью, только, когда получали посылку от бабушки из Николаева. Горбушу просто так не ели, она сухая, не жирная, её варили, прямо солёную, предварительно вымочив, и ели так же с картошкой и квашеной капустой, а из бульона мама делала вкуснейшую уху.

  Здесь в памяти появляется Паша Третьяк. С ним у меня так же связано большинство воспоминаний, не только детских, до сих пор видимся, но редко. С Пашей вспоминается хоккей, следим за каждым матчем, сборная СССР побеждает, всегда. Члены сборной – герои. Мы вырезаем из газет статьи о хоккее, фотографии, наклеиваем их в альбомы, сами играем в хоккей, до онемения ног, достаем дефицитную изоленту, чтоб обмотать клюшку, у кого нет, мотаем пластырь, но такой же, но не престижно. Изоленту отцы привозят из командировок, синюю, красную, зелёную, чёрную. У кого отец больше летает, у того и клюшка красивее. Подарить другу моток изоленты – верх благородства. В принципе все дарили, когда себе намотают, ведь играть одному нельзя, всё равно нужна команда, а в команде один за всех – все за одного!
  Первые коньки мне купили лет в 5-6, перед школой. Это были «Снегурки», двухполозневые, привязыва-лись на валенки. В них можно было медленно кататься даже по утрамбованному снегу. Когда начал играть в хоккей, у меня были уже настоящие «Канадки», с зазубринами на носках, для быстрого разворота или резкой остановки.
  Я иду в нападение, ворота впереди меня пустые, шайба прилипла к клюшке, держится уверенно, твёрдо, бросок!.. Потом мне сказали, что я забил шайбу в ворота (победный гол!), меня сбили с ног, и ударили коньком по носу. Перелом носовой перегородки, откусил язык, который потом пришили. В госпитале пролежал месяц. Отец вышёл на пенсию, мы переехали на Украину в город Николаев. Зимы на юге Украины мягкие, лёд замерзает редко и не на долго, с хоккеем я расстался навсегда.

  С Третьяками мы жили на одной площадке, родители дружили, и мы с Пашей часто играли в их квартире, или у нас. Появилась на свет сестра Павлика – Света. Интересно трясти перед ней погремушку, она смотрит, глазки бегают за погремушкой, и ты ощущаешь власть над этими маленькими глазками. Готовятся купать маленькую Свету. Нас с Пашей выгоняют из дома. Дядя Петя говорит – «мужикам нельзя смотреть, как купаются девушки». Я в первый раз начал понимать, что есть мальчики и девочки, и между ними есть какая-то разница. Хотя у меня была старшая сестра, Оля, но как-то я не обращал внимания на разницу полов.
  Вспоминаю, мы играем с братом и сестрой в партизанок. Поймали Ольгу, связали, на кушетке и пытаем. Я столкнул её ногой, она упала на пол и плачет. Тогда её развязали и заставили варить нам картошку. Она сливала воду с картошки, уронила кастрюлю и ошпарилась кипятком. Мать была на работе, она повар в лётной столовой, отец в командировке, мы сами дома. Брат побежал в столовую за мамой, в темноте наскочил на колючую проволоку, натянутою на каком-то заборе и прорвал себе щёку. Вот так поиграли…

  Помню, был ещё маленьким, Оля с друзьями пошла купаться на дальнее озеро, его называли «дамба», там глубоко, и можно нырять, взяли меня с собой. Я покупался возле берега, Все плавают и ныряют далеко от берега, я сижу на берегу, мне скучно и холодно. Сижу возле потухшего костра, пепел тёплый, и такой мягкий, рассыпчатый, приятный на ощупь. Я обсыпаю ноги пеплом, мне тепло и интересно, вдруг жгучая боль пронизывает ступни ног и я ору очень громко. Олины друзья меня схватили и опустили ноги в воду, стало прохладно, боль потихоньку отступила, но идти сам я не мог, меня домой несли все по очереди (до дома было километров 6), шрамы от тех ожогов остались до сих пор.

  В Комсомольске-на-Амуре живут все мамины родственники, мы приезжали в гости, к тете Марии и дяде Васи. Они живут там же, где я родился – на Дзёмгах. Там аэродром при авиазаводе, где служил мой отец раньше.
Тётя Мария с Мужем Д. Федей и сыном Толиком, жили в двухэтажном доме. Толик охламон, сидел в тюрьме несколько раз, за тунеядство, таких на Дальнем Востоке называют – «БИЧ». Он мог взять рюкзак с хлебом и спичками и уйти в тайгу на всё лето, зимой, как правило, был дома или седел в тюрьме. Он мог на спор выпить три бутылки портвейна, по 0,7, выиграть бутылку водки и выпить её сразу!..
Дядя Вася, он жил в бараках, не далеко (одна комната, длинный коридор, комнат двадцать, по десять с обоих сторон, туалет, и все прочие удобства на улице, там же стол со скамейками, где собирались все жильцы на праздники и просто так, чтоб выпить) у него сын Саша, дочери – Галя и Надя. Галя осталась в Комсомольске, Надя вышла замуж и уехала в Иркутск. Дядя Вася прошел войну, он хорошо играл на гитаре. Песню «Землянка» он мог петь один куплет, потом заходился в рыдании, я её так и ни когда не услышал в его исполнении до конца.…  Но вообще Комсомольск я помню плохо, лучше опишу, как летал уже взрослым на авиазавод в следующих главах.

  Странное свойство памяти, она запоминает что-то необычное или плохое, а хорошие моменты жизни воспринимаются как должное, и проходят мимо ячеек памяти, как не существенные, как так и надо. В памяти отложились только яркие моменты – очень хорошие и очень плохие, а значит, если я мало вспоминаю о своём детстве, значит было счастливое детство!

  Оля по окончании педучилища уехала работать в город Амурск по распределению.
Проработала там не долго, вернулась домой, вышла замуж за солдата киномеханика из нового клуба и уехала с ним в Тюмень. Однако и в Тюмени она не задержалась, вернулась в Гаровку, и вместе с нами поехала в Николаев, где и живёт по сей день с мамой, дочерьми и внучками.

  Брат закончил ХПИ, отслужил в армии, приехал к нам в Николаев. Работал на заводе «Дормашина» ведущим конструктором, строил уникальные асфальтоукладчики, ездил в Египет, продавать свои машины в советском торгпредстве. Его нет уже 10 лет. Остался его сын – Лозовский Юрий Владимирович, мой тёзка, у меня шесть внучек, может у него  получится продолжить фамилию.