Человек в окне

Обычный, ничем не примечательный воскресный день. На сугробах уже появились проталины. Природа, казалось бы, поняла, что пора бы дать этому миру мартовского солнца, а не заваливать улицы новыми порциями снега.

Как уже заведено март – месяц простуд и всяческих вирусняков. Я не оказалась исключением, и вот шел уже третий день моей болезни. У меня аутоиммунное заболевание, поэтому для организма ситуация изменилась не сильно. Он не посчитал нужным проявить тревогу в виде температуры, а просто забил. Забила и я. Что ж, состояние амебы, когда у тебя нет сил ни на что, не хочется ни есть, ни пить…только спать или чилить на подоконнике, тоже имеет некоторое свое очарование.
Между сном и подоконником, я выбрала второе. Вообще изначально мечтала, что буду жить на высоком этаже, и буду любоваться потрясающим видом с высоты, но мои финансы, вместо того, чтобы петь романсы, поселили меня на втором этаже хрущевки. В квартире уже проживаю третий месяц, но ранее желание посидеть и почитать на окне почему-то не возникало. Казалось, я до конца не могла признать, что теперь имею СВОЙ ДОМ, каким бы он ни был. Да и, честно говоря, распыляюсь я в последнее время сильно: слишком много новых увлечений, людей, дел. Подчас за важное принимаю ерунду и не придаю значение действительно чему-то важному. Сейчас понимаю, что потихонечку кончаюсь. Нужно восстанавливать собственный ресурс, понять, что и кто действительно меня наполняет, а кто так - …никак.

Так вот, мартовское солнышко было потрясающе соблазнительным. Постелив теплый плед на подоконник и обложившись подушками, я принялась читать книгу. Меня слегка знобило даже в махровом халате, поэтому я подняла до упора жалюзи, чтобы ничего не мешало теплым лучам согревать мое лицо.

Внезапно боковым зрением я заметила, что кто-то стоит под окном. Переведя взгляд, увидела мужчину. Я уже встречала его раньше, когда возвращалась домой из магазина. Еще тогда он привлек мое внимание. Со спины ему можно было дать все шестьдесят лет, но на лицо – не более тридцати пяти. Он был сутул и сильно хромал. В руке его была трость. Однажды я пересеклась с ним взглядом, когда шла с магазина – пронзительно голубые глаза были полны жизни и любви к окружающему его миру. Он мог остановиться среди дороги и просто смотреть вокруг. Это было так открыто, по-детски. Очень часто я также видела, что он стоит под моим окном.
Вот и сейчас это не стало новостью. Он стоял и просто смотрел на дерево. Рукава его куртки спадали вниз, закрывая полностью кисти. Левой рукой он оперся на трость. Рыжая борода и бакенбарды выглядывали из-под меха куртки. Шапка слегка съехала на один бок. Вся фигура была максимально кривобока и неказиста.
Кто этот человек? Почему он зависает каждый раз взглядом на этом дереве? Может, он ненормальный? Может, он болен или кого-то ждет? Он из какой-то секты? Может, он один из братьев славян? Кто он: язычник или православный?

Руки сами, отложили книгу и потянулись к карандашу и бумаге. Он стоял и смотрел на дерево, даже не задумавшись, какую бурю мыслей возбудило его появление в моем, затуманенном болезнью мозгу. Я пыталась передать эту угловатость позы, его индивидуальность, что-то, что было сейчас только моим и доступно только моему взгляду. Я почти закончила рисовать его фигуру, как проезжающая машина будто вывела его из этого транса. Он пропустил ее и заковылял прочь.

Фигура на листе казалась бесконечно одинокой. Я решила дорисовать то, что все еще оставалось моим глазам: то самое дерево, запорошенный мокрым снегом забор, проталины на снегу. Когда я рисовала дерево, кто-то другой в моем мозгу говорил: не рисуй ветки так, как ты видишь, это выглядит неестественно! Вторая часть спорила и говорила, что мол такие они и есть, что поделать, если выглядят они некрасиво и криво? Почему я должна рисовать то, что большинству покажется красивой картинной реальностью?

Моя реальность – далеко не картинка. Кому-то может показаться, что я сильная и мне все дается легко и естественно, но это далеко не так. Каждая моя «новая сила», это очередная «сломанная кость» моих старых взглядов и устоев. Да, я терплю метаморфозы, становлюсь крепче, но, вместе с тем, наверное, более бесчувственной что ли.

Чужие несовершенства, слабости, попытки «напасть на меня» я воспринимаю как бы со стороны. Я понимаю, что не все могут переть до конца и не сломаться, также как и понимаю, что есть те, кому многое дается только за харизму и красивые глаза. Все чаще и проще я воспринимаю свою привычку отключать эмоции. Вернее так: отключать свои эмоции от проявления вовне. Только писательство, рисование, музыка не будут сомневаться в твоей искренности, и только они полностью примут любое твое состояние, излившись во что-то прекрасное, ну, или не очень прекрасное, но это уже лишь исключительно особенности восприятия каждого отдельного состояния моей собственной души. Устала доказывать кому-то что не верблюд, устала отстаивать свою правду и свою точку зрения.

Наша жизнь – не картинка из глянцевого журнала. Она текуча, непонятна, порой грязна, похотлива или наоборот возвышенно прекрасна. Она – разная. Если мои устои, привычки кажутся кому-то странными, ненормальными… что ж. Пожалуй, в следующий раз я лучше постою со странным незнакомцем, устремив свой взгляд на побитое жизнью дерево, чем позволю бить свое внутреннее древо жизни градом чужого недоверия и осуждения. Я принимаю каждый его сучок, омертвевшую ветку и кривой ствол в его прекрасном неповторимом виде. Оно – есть Я.