бездомная весна

бездомная весна вошла в мой кров,
зашторила немое зазеркалье
окна, прильнула к тишине цветов,
и тьма объяла пасмурные дали.

печаль, освободившая меня
от времени закатных недомолвок,
свела на нет молчание огня,
что знал мою весну ещё с пелёнок,

и я опять устроился на дне,
истекшей в ночь, берёзовой капели...
и никого, лишь мир пустых теней,
придумавший меня еще в апреле,

расставил отраженья да и нет
по признакам извечных до и после,
и долгий март мне выписал сто лет
под бледное клише изжитых смыслов.

бывает так, что музыка в огне,
и даты по камням листают сердце,
и свет молчит, и истина в вине,
и боль к лицу беспечному скитальцу.

не вижу строк, всё это бред души
за письменной тоской последней грани,
и горький снег, и пепел строк в кувшин,
заброшенного в дальний путь, сознанья

смешали ночь в вокзальный всхлип весны,
и где я есть, и кто меня дождётся
и, отразив цветы за край ресниц,
напишет окнам утреннее солнце -

я знаю, не могу не знать о том,
и может даже, слишком понимаю
весну, что мне выдумывает дом
и грусть дождя по переулкам мая.

сюжеты снов, разбуженных луной
в долине тихих зорь, коснулись яви,
и память льёт холодное вино,
и градус строк меня, тихонько, травит.

вхожу и глажу призрачный уют
настенной тишины свечных потёмок,
чернильный плен мерцающих минут,
что знает плач весны ещё с пелёнок,

освобождает стрелки от хлопот
менять пустые выдумки на числа,
и расставлять молчанье тех пустот
по признакам печальных до и после.

бесцветный дым в унылой немоте,
как письма в ночь под скрип тюремной двери,
я знаю всё, что знать бы не хотел,
но в знание свои едва ли верю.

в тяжелый градус времени разлук
вникаю, эхо лет уводит в горы
и вписывает снова горечь строк
в рецепт антиковидной процедуры...

ещё глоток, и вот уже весна
колдует у плиты над медной туркой
и дышит горизонтами окна,
и ночь в саду цыганкой черноокой

танцует с белым демоном рассвет,
зовёт с собой в оттаявшие дали,
бывает так, когда ты не поэт,
и человек по имени - едва ли.

уходит ночь, под тихое еси
листает утро сумрачное время,
жизнь не понять и боль не погасить,
на мраморе цветам не стать живыми.

без снежных писем холоду, без сна,
лишь неба свет по облакам-страницам,
ещё глоток, и вот уже весна,
растроганно, мурлычет по карнизам.

но я уже не вижу ничего
оставшегося от меня на завтра,
и стрелки снова против часовой,
против теченья и, конечно, ветра

ложится свет за слёзной пеленой,
зашитых в даль, вагонных километров,
не знаю как, но я ещё живой -
едва, и жизни смутные приметы

ещё меня волнуют невпопад,
к себе располагая тени смерти...
и нет страны, и горек каждый взгляд
над маской пустоты, и лихолетье

уже вот-вот распишется под снос
всего, что мне казалось долговечным,
но прочь меня в погоню за весной.
чью тишину я положу на плечи -

я знаю, и она меня продлит
до самых молчаливых к миру писем,
расскажет сад цветам, и хаос лет
покажется лишь сном без прошлых чисел.

ночь, расписав печали на стекле,
растаяла, и мне опять в дорогу.
ещё глоток, и вот уже в петле
продлён разрыв не-замкнутого круга.

вернётся явь, и я ещё пройдусь
по берегу реки вдоль тихих улиц,
и лето в осень залистает грусть
страны, которой души не коснулись,

и долгий вечер в думах о простом
под лепестки свет тишины уронит...
мы сочиним дождям осенний сон
и опадем листвой в весны ладони.