МАМЕ...

МАМЕ.

Мы много НЫНЧЕ стали говорить о ЧЕСТИ,
Уже услышать можно - а с чем её едят?
В каком у человека поселилась месте?
И даже можно вслед отборный слышать мат.

Последние, последние уходят,
Нас покидают души наших матерей,
И обувь на ногах была не по погоде,
Всё неподъёмней  цепи "якорей".

Мы говорим, гордясь, про ЧЕСТЬ солдата,
Когда нам больно, вспоминаем ЧЕСТЬ врача,
Всё чаще уши запирает вата,
И всё сильнее давит в мозжечок моча.

Нет, не изгадил свою ЧЕСТЬ пацан в Афгане,
И с ЧЕСТЬю план давал для Родины отец,
Все, как одна семья, мы жили в Казахстане,
И уголь на-гора, и пашня, и свинец.

Да, ЧЕСТЬ под ручку шла с учителями,
Как солнце ЧЕСТЬ вплыла в родильное окно,
Но я сейчас хочу сказать о МАМЕ,
Какие нити ткали это полотно...

В шесть лет, как скот, в залатанном вагоне,
У мачехи ещё два "свёртка" - мал-мала,
И нет цветов для встречи на перроне,
И степь с объятьями в ту пору не ждала.

Дети войны, за партою всего два класса,
Ты "в людях" нянчила за хлеб чужих детей,
Жизнь не купель, всё норовила басом.
И жмых, и тюря - сласти без затей...

Потом сноровисто подросшие девчонки,
Кирпич в полпуда клали на песок,
И чей-то голосок поверх игриво звонкий,
Над стройкой пел про синенький платок...

Глоток свободы на земле целинной,
Коптил в углу очаг из самана,
Где дом в земле был - мазанка из глины,
И полушубок грел с овечьего руна.

Там первенца рожала под телегой,
Да поздно в армию забритым был отец,
И в занесенный "рай" под кровлю снегом,
На тройке не спешил с посланием гонец...

Был оргнабор, суть, нет разрядки в мире,
Быт - коммуналка, кухня, две семьи,
И первый спутник пикает в эфире,
И первые шаги, конечно же, мои...

Здесь пригодились руки твои, МАМА,
Ты в магазине людям продавала ХЛЕБ!
И ЧЕСТЬ, и ХЛЕБ я заключаю в раму,
Прочти и знай, иначе просто слеп.