Игорь Тайбаков

    От дня весеннего равноденствия  в Заполярье наблюдают рост сосулек на деревянных крышах. Они сначала такие - "мизинчики"; в апреле вырастут в длину человеческих рук... Встречают весну ледяные руки и умываются.
    Прочитав псалмы ,закрываю Псалтирь. Её тёмно синим обложкам  уже больше полувека, а содержимое псалмов вечно и всегда утешит.
  Книга мне досталась по наследству от тётушек жены. "Благослови, душе моя,
   Господа,и вся внутренняя моя имя святое Его"...
А ещё на крыльцах деревянных появляются блестящие ледяные клинки. Остриё их прячется в ледяные ножны на ступеньках...  Любо дорого посидеть на завалинке дома, с южной стороны и за ветром, перед  небосводом. Выстругать что либо ножом или выжечь инициалы увеличительным стеклом. Это возможно, когда ты знаешь буквы.   
 Небосклон наших широт, не просто чистый и яркий, а нестерпимо держать взор свой на нём, на синеголубом пламени. Поглядываем на него, впитываем в себя
   дыхание весеннее; точит оно клинки на ступеньках, и тёплое, и пока не надёжное, как человеческое. Хотя есть люди, от которых тепло идёт и тогда, когда их давно нет... Бог не оставил их души и  живы они.

 Окна нашей квартиры смотрели на окна детского сада. В шесть лет я понял, что в него ходит "малышня". "Гаврошествовал" я целый год. Моя обязанность была принести домой дрова, помочь принести воду и ходить в магазин за хлебом.
   Жильцы дома зимой либо спали, либо были на заводе. С нашего нижнего коридора не ходили на завод по болезни только два мужчины.
 Дядя Филя вязал рыбацкие сети, а Игорь был лучшим столяром нашего посёлка. Зимой они работали в квартирах, а другое время на коридоре.
  Я приходил и наблюдал за их делами. Дядя Филя был глуховат, имел шестерых детей. С ним можно было поздороваться... Мелькал его челнок, метались петли... А перед обедом, когда вся семья уже за столом, он вставал на колени, никого из детей не заставляя, и молился на Образ. За столом было строго. По очереди тянулись ложки к общему блюду. Хлеб раздавали детям заранее...  Семья их переехала из ближней деревни  в посёлок. В деревне была церковь и, посещающий нас иногда священник, останавливался у них.
  У торцевого окна коридора работал Игорь... вообще-то дядя Игорь, но так не обращались к нему.
  Половина комнаты,  по ширине большей на метр, чем комнатки на других коридорах, занимала его мастерская.  По правой стенке стояла его койка, стол и плотно закрытый шкаф . Лампочек было , не как у всех по одной маленькой, а  две. Одна была "многоватка". Одет он был в солдатский бушлат и валенки с галошами на любое погодное явление.
   Квартирка его была угловой и холодной. Он умел делать всё и обеспечил столяркой всех вдов нашего дома. Когда я был ещё меньше мы с ребятами
приходили к нему, он был гостеприимным. Не матерился на нас, не курил и часто пользовался платком. Рассказывал про инструмент, которого у него  было много. Ему никто не мешал, не мог помешать. Мужиков-то было мало у нас "гаврошествующих". А таких - и не было. Самострел для "лука" сделать со стрелами, автомат. Много ещё чего... Угощал и чаем , и конфетами. Только воду ему нужно было помочь принести из зимнего колодца... Он делал коромысла для воды на два плеча. Он делал изящные кареты для перевозки детей и много, много разного... Самоварчик  у него,  был встроен в вытяжку печки, в которой всегда горела стружка и обрезки... Потом, много позже, моя мама, сказала, что у Игоря туберкулёз и ходить к нему не нужно. Он никого уже не приглашал. Мягко улыбался, молчал. Строгал свою древесину. Первым выходил на завалинку к солнышку. В руках он носил какую -то книгу в синеголубой обёртке.
 Открывал и читал про себя, и ,не глядя, в неё бормотал, замирая, и углубляясь взором, в скалу, в снега, в нестерпимо синеголубое небо. Места смертельному заболеванию в его уме не было.
  Так читают очень редкие люди.  Встретишься с таким чтением и внимание твоё уже не твоё, и мысли твои - не твои, и отойти ты  сам не можешь. И это не очарование, и не наваждение... Это образ, которому ты веришь и ничего тебя не сдвинет от веры в него. И не отойти от него- по неведомой причине...
   Так он смотрел на полёты голубей... Но он их уже раздал, остался только утепленный сарайчик и скворечник на длинном шесте.
 
 Однажды Игорь на завалинке в полушубке, препоясанным заводским грубым ремнём, протянул мне пистолет деревянный, сделанный им... отшлифованный!  С крышечкой в рукоятке для обоймы с патронами. Мечта мальчишечья. Может сказал, может не сказал он какие слова,  не помню... (Потом я тридцать лет  служил с боевым пистолетом ПМ и удивлялся Игореву умению).
   Игорь умер весной, и через две зимы после Сталина.  Лежал ещё снег. Принесли гроб из его сарайчика. Говорили: гроб, как игрушка. На крышке резной крест, который не снять с неё, и памятник с маленьким крестиком вместо звезды... Внутри была приготовлена белая, еловая стружка. Священник из деревни, ранним солнечным утром переехал морскую губу на лодке и отслужил панихиду Игорю. Дядя Филя стоял у гроба трезвый, и с книжкой в синеголубой обложке... Инструмент Игорь , часть раздал, а больше подарил школе.  Комната стояла пустой долго, пока её не соединили с соседской...

   И уже, написав, рассказик о Игоре, я на даче отыскал книгу о посёлке, подаренную мне в десятом году. Мне тогда встретилась запись о Игоре в ней, и забылась. Писали сочинения школьники, тех лет, о поселковых стахановцах и комсомольцах. Цифру в первой редакции рассказика я перепутал, а сейчас уточнил и биографию узнал. "... Мы никого не выбирали, и эта глава целиком составлена на основании дневников детей, которые искали сведения о рабочих в далёких 50-х годах для школьного музея...
   Среди рабочих завода имеются знатные стахановцы, выполняющие нормы на 200 процентов. (Стахановец-рабочий выполняющий большие нормы работы по примеру шахтёра Алексея Стаханова в 1935 году).
    К ним относился молодой рабочий Тайбаков Игорь Павлович. Родился в 1929 году в городе Петрозаводске в семье рабочего. Окончил 5 классов.В 1943 году
  пошёл в ФЗУ, а в 1944 году его окончил и прибыл на завод, где работает сейчас столяром и выполняет норму выработки на 200 процентов. Он комсомолец. 1955 год- сейчас болен и не работает."
    Потому и скорбь телесную попустил Господь Игорю, дал время ему в безбожный век, в его молодом возрасте прийти к Нему.
     Царство Небесное тебе, душа стахановская,православная Игорева. И моя память  тебе, и память школьных сочинений для музея.
 
    "Рече безумен в сердце своем: несть Бог." (Псалтирь.,13).

    21 марта 2021года.