Минус первый этаж

             
Мостовая, измятая тысячью ног:               
оплеухи ботинок  и грохот сапог,
шорох детских сандалий и  дробь  каблуков,
инвалидный костыль, цокот конских подков...

Жизнь - вверху,  а под нею – кирпичный  провал
и окошко, ползущее  в  тёмный  подвал,
из которого, голову если задрать,
виден тополь  корявый  да  неба квадрат.

У прохожих, гуляющих возле стены,
из подвальных окошек лишь ноги  видны.
Перекрестие  рамы  из реек   двойных
не даёт рассмотреть выше пояса их.

За стеной  нищета – застаревшая боль,
словно в  дряхлом ковре  ненасытная моль.
«Минус первый этаж» - как клеймо, как тавро,
как в азартной игре роковое зеро.

Что я мог понимать, обитатель хором?
Кто-то жался в  подклетье, а мы – на втором,
на высоком, элитном, крутом  этаже.
Дровяник - во дворе. Мотоцикл – в гараже.

Интересным казался подвальный мирок
(не явился  ещё сострадательный шок);
я спускался к тем людям в таинственный мрак
как бесхитростный друг,  а не классовый враг.

Как душевно они принимали меня -
без досады, корысти, ни в чём не виня,
ни оглядки косой, ни хулы, ни вражды
к озорному мальцу из небедной среды!

А сегодня несётся с высоких вершин:
«Понаехали тут! Нищеброды! Бомжи!»
У кого-то беда, у кого-то кураж,
но у каждого свой «минус первый этаж».