Рассказ Первая встреча

     Не знаю с чего начать. Моя первая в жизни исповедь. «Батюшка, помогите мне». Опустила глаза от огромного чувства стыда, я еще никогда не испытывала подобное чувство. Словно это не я и не моя грязь. Кажется, и не моя жизнь. Я ведь не могла так жить! Но жила. Вот моя жизнь, моя… Как же противно: от себя, от своих мыслей, от своих поступков. «Боже милостив, буде мне грешному». На ум приходит молитва. «Яко николиже благое  сотворил пред тобой». Ничего в  38 лет я не сделала хорошего. Конечно, я не занимаюсь излишним самоедством и уничижением. Действительно, все, что я делала в своей жизни,  делала для  себя и только для себя. Господи, а ведь когда-то мне так было с тобой хорошо. Мы понимали друг друга. Ты слышал меня и тут же подавал помощь. Даже билеты к экзамену я знала заранее, ты мне во сне о них говорил. Потом куда-то Ты исчез. Почему? За что?
     Я  познакомилась с Господом в семь лет. До этого меня мучили страшные сновидения. Довольно часто во сне меня  закапывали в могилу, а иногда я видела своих родных на смертном одре. Но детский сон — до утра. Просыпалась, и утреннее радостное солнце уносило прочь мои кошмары.  Иногда, оставшись одна со своими мыслями, я погружалась в жуткое состояние. Мне почему-то не давали покоя сны, когда я видела умирающими своих родителей. Только сейчас я понимаю почему. Боялась остаться одна, совсем одна, без заботы, любви мамы и папы.
     Однажды этому кошмару пришел конец. Летом приезжала моя подруга.  Она очень рано осталась без мамы, и мне было очень ее жаль. Несчастная женщина попала под машину, переходя дорогу. То ли лихач был за рулем, то ли  промысел Божий, но смерть и мою подругу детства застала на той же дороге, оставив сиротой уже ее маленькую дочь. Скажете мистика? Не верю в нее.  Дом, где жили ее родственники, обходили стороной и мало кто с ними общался. Помню, как родители называли их баптисты-сектанты, или кровожадные людоеды. Для меня были незнакомыми эти слова и  очень неприятными. Но общение  я не прекращала. Оксана, так звали мою подругу, однажды пригласила в гости, хотя до этого наше общение было либо на упавшем дереве в роще, или у нас на лавочке. Дальше ее  не отпускали. Открыв  плотные  ворота, мы  пошли  к веранде  кухни. Кто жил в деревне помнит — кухня была вторым домом. В ней  принимали пищу, иногда спали,  купались в бане, которая умещалась в так называемой времянке. Было  лето, и двери  в дом  оставались  открытыми. Я  услышала  дивное  неземное пение. Оксана повернулась ко мне и как  закричит: «Бежим, сейчас молиться будут!». Я была испугана так, что не могла двинуться с места. Пока мое тело и душа приходили в себя, от Оксаны остался громкий стук ворот и топот ее маленьких ножек по всей улице. Мое любопытство победило. «Вот сейчас я все узнаю, чем занимаются эти баптисты-сектанты!» На носочках зашла в дом, на своем пути никого не встретив, прошла несколько комнат  и  спряталась за занавеской, которая заменяла межкомнатные двери. Песня не прекращалась,  помню эти голоса до сих пор.  Старенькая бабушка, которая не вставала по старости, так тянула шею, что казалось все силы она отдавала этому дивному пению. И еще помню слова: «Господи, помилуй меня!». «Господи. Интересно, кто это, Господи? И что они сделали такого страшного, что он должен простить их?» После чудесного концерта, я увидела, как Оксанина тетя взяла книгу. Огромная, черная, запах  помню до сих пор. Он разносился по всей комнате, какое-то неземное благоухание. Поцеловав книгу несколько раз, тетка положила ее на маленький стол, покрытый белоснежной скатертью. Я сразу вспомнила, как папа читал книги за столом: все листы были жирные и хорошо потрепанные. И прежде, чем перелистнуть страницу, он так смачно плевал на пальцы, что мне было жалко в тот момент и книгу, и маму, которая смотрела на него вопросительными глазами. А тут — стол, украшенный белой скатертью! И прежде чем взять, они целуют ее,  благодарят кого-то. И листы, они не новые, серого цвета, но такие чистые. Не вытерпев, я высунула голову из-за занавески. Тетя Клава с улыбкой, сказала мне: «Здравствуй, ты с Оксаной? Наконец-то это бесстыжая пришла к  молитве», —  с такими словами пригласили меня сесть на диван. Мое любопытство не давало покоя. Я медленно зашла в комнату. И вдруг вспомнила,  про ужасных баптистов, которые питаются детьми. Но песня звучала во мне: «И Господи, кто же это?» Тетя Клава стала читать волшебную книгу, бережно перелистывая страницы,  словно в ее руках находился  младенец. Она обращалась с книгой, как я с маленьким пупсиком, которого мне подарила двоюродная сестра,  сказав при этом, что когда она соскучится  по кукле, то заберет ее обратно. Я так берегла этого пупса, целовала и иногда плакала, чувствуя скорую разлуку. Тетя Клава была похожа на меня, она также жалела  и прижимала к себе книгу.  Когда она читала, все  стояли, а старая бабушка, кряхтя, опираясь на подушку, вставала и плакала. Но так тихо, что было слышно только ее теплое сопение.
     Я благодарна родителям, за свою необыкновенную наблюдательность и цепкую память: теперь, спустя столько лет, я могу поделиться с вами, мои читатели, своим детскими мироощущением в тот момент. Закончив читать, старенькая бабушка сказала: «А теперь давайте молиться». И тут я вспомнила все: и Оксану, рев которой стоял у меня в ушах, и топот ее ног, и страх, который мне внушали родители про баптистов-людоедов. Дрожь пронеслась по телу, я все поняла, сейчас они будут меня кушать. Но с места сойти не смогла, я была словно парализована от пения, того самого пения, которое у меня до сих пор звучит в голове. «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя». Дальше я помню,  как все встали на колени и  что-то бормотали себе под  нос, при этом все чаще повторялось слово Господи. И их слезы, которые я никогда не забуду: они плакали тихо, но с улыбкой и радостью.               
Домой я шла счастливой. Теперь я нашла ответы на свои страхи. «Я не умру! Я буду жить вечно, и мама будет жить вечно, и папа, и даже мой противный брат, который не дает  покоя  своими вечными жалобами, будет жить вечно!» Тетя Клава долго отвечала на мои детские вопросы: «А почему? А кто? А когда? А как?». Самое главное я все-таки уяснила, кто такой Господь. Есть на свете  самый главный, главнее нашего председателя колхоза, которого страшилась  мама, после каждого колхозного собрания. Она боялась, что  нашего папу опять оштрафуют за очередную потраву полей коровами, когда тот вместо того, чтобы стеречь стадо, был навеселе и  громогласно пел на весь хутор. Тетя Клава много мне говорила о Господе, потом она называла его Богом. Что он на небе и все видит, все-все. Даже конфету, которую я украла у брата, и тарелку, которую разбила и не сказала маме, и то, что ударила козу, хотя она первая на меня наступала. А самое главное, что когда я буду старенькая, то усну и окажусь перед Господом, который так меня любит и заберет в свой дивный сад, где много фруктов, ягод и конфет. Вот наконец-то я наемся клубники. Вике, своей соседке, про Господа рассказывать не буду, она меня не угощает клубникой. А ест ее всегда одна. Потом передумав, решила с ней поделиться этой радостью.  С каким упоением я рассказывала, что теперь мы не будем прятаться от Вовки, который пошел  в третий класс. Ему так нравилось нас щипать и дергать за косички. Теперь мы непременно все расскажем Господу, так учила тетя Клава. «Девочка, ты все рассказывай Ему, и плохое, и хорошее». Господь слышит и помогает. Но только нужно его слушаться, как маму, и не делать зла никому, даже противной козе.               
     Какое счастье, у меня появился Господь. Я шла домой и уже перечисляла, что я хочу. Господи, помоги, чтобы мама не ругала, ведь она приказывала смотреть за младшим братом. Но я так увлеклась своими похождениями, что забыла  о брате,  о цыплятах, и об Оксане. Дорогой я вспоминала слова той песни, вернее, стихотворения. «Не вспомню, завтра пойду к Оксанке спрошу и расскажу ей о Господе». Дома меня встречала мама, счастливая, и с целым коробком мороженного и лимонада. Брат был  дома, и как ни странно игрался в песочнице, а рядом — целые, невредимые цыплята. Мама не спросила, где я была, только своим командирским  голосом приказала: «Я на работу, вы обедаете и  — к бабушке.  А цыплят я посажу в клетку». Я так была рада, что Господь сразу меня услышал. «Не обманула тетя Клава!», — подумала я. Есть Бог, раз мама нас отправила к бабушке, и Он так близко, что я чувствовала  даже его дыхание, такое доброе и  заботливое. Ах, мамочка, ты все знала о Господе и молчала. Я же слышала, как ты однажды ночью читала то самое стихотворение и нас ему не научила. Мы с радостью побежали к бабушке. У бабули всегда были вкусные пончики с медом. «Господи, спасибо тебе, ты меня услышал!» Мое сердце забилось, мне так захотелось петь, таким голосом, как тетя Клава. Но я не запомнила ни слова, ни песню. Только одно «Отче наш, сущий на небесах». Я бормотала, чтобы не  забыть, потом плавно перешла «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам..», и заплакала, что не знаю эту дивную песню.  Мне хотелось плакать, плакать и плакать. «Господи, как хорошо, что ты есть, как хорошо, что я тебя нашла. Слезы мои текли по щекам, словно от боли. Но ее не было, боли. А была радость и необыкновенное чувство. Я не умру, я буду жить вечно. У меня есть Господь, который сказал маме, чтобы она меня не ругала. У меня есть Господь, который сильно меня любит. Я тоже тебя буду любить. Можно? Мое детство пролетело так незаметно, я не помню слез, переживаний. Все у меня было хорошо, ведь со мной был Господь. Песню, как потом мне объяснила мама, называют молитвой. Она разучила ее со мной, и теперь я ее читала постоянно. Любое мое желание Господь исполнял, любое. «Помоги не получить двойку. Помоги, чтобы мама отпустила в лагерь пионерский. Помоги, чтобы брат не обзывался». Господь был настолько рядом, что чаще все мои детские секреты, Он знал больше, чем мои родители. Но однажды, а прошло немало лет, я потеряла эту ниточку, связь с моим Богом, общение с моим Богом. Как же я привыкла: «Господи, помоги!!!». «Сейчас, дочь моя!». Теперь я потеряла Бога. И снова ко мне вернулись страхи, жуткие страхи. Я ищу Господа, но не могу найти. Он стал реже меня слышать, а потом, казалось, совсем от меня ушел. Хотя я читала много, но молилась по-другому,  мои запросы росли, как мои грехи, словно на дрожжах.