Смех горы, иногда переходящий в гогот

Наш секс – результат катаклизма.
Не гладкий, как примордиальная сфера,
неопрятен, хаотичен, искорежен,
подножные бугры повсюду дыбятся.
Дымится земля, но это еще не лавовая корка безразличия.
Сделай что-нибудь.
Я хочу видеть больше.  Больше, больше, больше.
Вызови волнение китайского мандарина –
столь удаленный объект –
на другом конце земли.
Задумайся над этическим понятием приятия.
Тонка мембрана, отделяющая энергию от апатии.
Ты можешь и вовсе ее порвать.

Немногие смертные способны уловить
на непостижимом
неприхотливость моих жалоб – хрупкость вместе с невозможностью ломаться.
Нет шарма соблазнительности,
есть шарм кидаться в жерло вулкана.
Смех горы, иногда переходящий в гогот –
твоя неуемная похоть.
Околдована сексуальностью нестабильности
и горячки лба, где выступают мои слова.
Я песчинка, ветром унесенная от всех обстоятельств, сочувствия, своего «я».

Нарисую тебе новомодное французское диво.
Не пепел серый как крыса, и не туман кипариса.
Не скепсис и безбожие, вельможа.
Что делают с красотой?  Ее либо прячут, либо выставляют напоказ.
Что ты делаешь со мной?  Переписываешь меня как средневековый манускрипт, выкраденный из музея, не чувствуя себя при этом ущербным.
Истый демон.  И за это...
Исконная вульгарность, от которой ты не хочешь, чтобы я избавлялась.

Краснея от удовольствия я кладу руку на твой пах,
отпуская паскудные, цветистые комплименты.
Просовываю тебе в ширинку записочку:
«Когда будешь кончать, не своди с меня взгляда,
ни на минуту».
Местная достопримечательность, диковинка, такую ты еще не видел.
Копия твоих стихов у меня в трусиках, ты их стянешь?  Только без рук.
Укороченная версия еще кое-где...
Ах да, я приобрела в больших масштабах кое-что, пока мы молчали.  Буду показывать постепенно.
Имитирую умение соблазнять, чтобы из твоей мощной бомбарды полетели сотни камней больших и малых...
Все дурные манеры.