Сухая сырость его пыли

а  всё  приобрело  неоконченный  вид,
и  плакать  слезами  льда,
хотелось  плыть,  хотелось  большего,
дразнить  оскаленных  рыб  волнами,
волосатое  дно  со  следами  жёлтых  молний,
пальцами  гребня  зачёсывало  рубец  в  пробор,
он  жил,  как  мог…

неподалёку  рано  вставал,  пил  молчание,
ночной  снег  смывал  лицом,
дом  стоял  из  стекла  и  железных  решёток,
замки  дверей  жужжали   мёртворожденной  осой,
выливал  огонь  в  печь  нетопленную 
с  вечерних  отражений  немытых  зеркал,
сквозь  пальцы  просеивал  пряди  дыма,
слушал,  как  ветер  на  небо  упал…

он  мечтал  остаться  среди  стен,
и  странно смотрел  назад,  как  вперёд,
в  любом  голосе  есть  нотки  особые,
в  его  голосе  тишина  языком  облюбовала  рот,
его  старого  пса  полюбили  дохлые  крысы,
они  во  сне  с  ним  о  жизни  псов  говорили,
они  ключи  от  дверей  ада  в  лапах  носили,
у  окна сидели,  стекло  языками  мыли,
во  снах  старого  пса  дохлые  крысы  живыми  были…

и  только  мрамор  его  постели  служил  теплу  приманкой,
в  нём  он  крошил  ночь,  тянул  сны  из  прялки,
разжигал  упавшие  звёзды  в  холодном  камине,
их  жар  рисовал  ему  обнажённую  гильотину,
и  тогда  приходили  слова  в  смотанных  колючими  цветами   фразах,
их  шипы  кололи  в  самое  сердце  так,  что  кровь  вытекала,
он  брал  уголь  от  сожженных  звёзд  и  писал  в  солёной  реке  стихи,
стихи  ложились  на  волосатое  дно  обмелевшей  лжи…