Сон про Сталина. Страшный сон

Кто-то их собрал - а потом пустил по фене.

Курьёзно, что я видела этот сон Гафта, но там (в нашем сне) они пикнуть не успели, как Сталин сломал эту интермедию.

Тогда я и подумала: Мне как раз подошел бы Сталин.

Но тема не умерла. Так возник Гафт и Виктюк о спектакле «Сон Гафта, пересказанный Виктюком» [NastyaPhoenix]
 



И точно: появляясь на сцене, Валентин Гафт начинает играть…

Сталина – без костюма, без грима, пытаясь только скопировать акцент и интонации, что у него получается явно хуже, чем у Кваши; Александр Филиппенко играет всех остальных.

Эти двое сидят или стоят рядышком или друг напротив друга на фоне многочисленных портретов Сталина, огромного и плоского сидящего обезглавленного торса, двух таких же огромных и плоских силуэтов сталинской головы и картонных человечков, прикреплённых к стульям, разговаривают примитивными детскими стишками, и их время от времени перебивают и озвучивают то скрежетом и лязгом металлических створок-декораций, то песнями советской эпохи, то Утёсовым, то Шостаковичем.

По сюжету, Сталин является заночевавшему в архиве Эдварду Радзинскому (так что это скорее сон Радзинского, пересказанный Гафтом) и спрашивает: Бог я или дьявол?

 «Скорее дьявол», - осторожно предполагает этот массовик-затейник от истории, но Сталин, явно придерживающийся противоположного мнения на свой счёт, и сам тут же пускается в саморазоблачение, настолько упрямо доказывая зрителю, что он действительно чудовище во плоти, что глагол «расстрелять» в разных формах звучит без малого в каждом монологе.

Он даже заявляет в самом начале: «На моей совести война»…

 простите, товарищ, а может, всё-таки на совести Гитлера?..

Потом нашего Иосифа Виссарионыча отчитывает Жуков, и он признаёт, что несправедливо поступил с маршалом; потом он ругается со звучащей записью голоса Ахматовой, читающей своей «Реквием»; потом его посещает Зюганов и сыпет лозунгами типа «Наше главное богатство – бабы есть, но нету ****ства» и «Нас вместе с вами дохера, ура-ура-ура-ура» под заглушающее их ржание и аплодисменты публики; потом он встречает Жванецкого, называющего себя «дежурным по стране» и пародирующего бессмертные гоголевские метафоры, считая себя «вторым Гоголем»…

И, наконец, он, преклонив перед портретом Ахматовой колени, вроде бы превращается в какого-то Николая (уж не царя ли? А может, Бухарина?), за которого его изначально принял Радзинский, и Николай этот торжественно сообщает, что, дескать, «Теперь и мне понять пора, что Сталин – чёрная дыра» и далее в том же духе.

Хэппи-энд, с облегчением подумала я, закрывая бинокль, в который давно перестала смотреть и только изредка поглядывала, однако хрен: сон Радзинского плавно перетекает в сон Сталина – вождь рассказывает, как в этом сне упал на даче с дивана, и прочая, и прочая про свои последние дни жизни (у меня тут же возникло дежа вю: либо Гафт передрал с «Чёрной ласточки», либо авторы «Чёрной ласточки» - с Гафта), и тут появляется Максим Разуваев, который раньше только декорации передвигал да кое-какие реплики от автора произносил.

Сталин-Гафт принимает Порываева за Иисуса Христа, а тот в ответ разражается бойкими куплетами, начинающимися с: «Я родился после Перестройки, Сталина нашёл я на помойке»… ну, вы поняли. Перед этим «Иисусом» Сталин пытается оправдываться, но вот уже звучит запись радиосообщения о его смерти (такое же звучало и в «Ласточке»), а потом – жуткий вой.

Теперь Филиппенко перевоплощается в писателя-лагерника (кощунственно было бы думать, что это Солженицын или Шаламов), объясняя Сталину, что это не волки воют, а люди стонут, долго несёт пафос… и бац – снова вместо лагерника подле Сталина маячит Радзинский, причём явно проникшийся симпатией к вождю, и, всхлипывая у него на плече, обещает всё переписать.

Всё заканчивается на том, как эти двое устраиваются за трибуной, словно спёртой со съезда КПСС, и предлагают спеть гимн, но вместо гимна звучит попсовая песенка – заканчивается спустя какую-то сотню минут после начала, а мне показалось, что эта мерзкая правительственная агитка заняла часов пять по меньшей мере.

 Но обидно даже не за то, что цель её – преподать современной молодёжи простую истину: дескать, вот так при «совке» было плохо, и вот так сейчас нам всем хорошо; обидно не за глумёж над старыми песнями, над отличными фильмами «Весёлые ребята» и «Трактористы»; обидно не за приплетание светлого имени Ахматовой* в этот вечер эстрадной пародии в духе Аншлага или Кривого зеркала; тем паче обидно не за то, что Гафт явно вознамерился своей первой пьесой неслабо оскорбить и Радзинского, и Зюганова, и Жванецкого – это их личное дело.

Обидно, что такое ставят, когда ещё живы люди, которые, совершая подвиги под лозунгом «За Родину, за Сталина!», вовсе не считали себя обманутыми дураками, послушным стадом, каковым пытался представить советский народ спектакль. Одно радует: вложенные Гафтом в уста Жванецкого стишки, сначала возмутив меня, потом показались удивительно верными.

Куда ты, птица-тройка, нас несёшь?
Пора заправиться, поешь овса немного.
Потом опять скачи, авось поймёшь,
Что это кольцевая, блять, дорога



* А вот Ахматова там все ж таки была. И из песни слов не выкинешь. Что всем вам Гафт и показал.