Как мы с тобой друг другу улыбались...

*  *  *
Миновало две недели марта 21-го года 21-го столетия.
Пока что зима мёртвой леденящей хваткой держится за всё своё нажитое честным и непосильным трудом - за ночные морозы, вьюги и гололедицы.
Конечно, не только в этом году март
выдался холодным и снежным.
Время любит ходить вьюжными спиралями и кругами.

Очень хорошо помню из своего мальчишества, как в былые времена мы всей семьёй  отмечали в середине марта, под завывания метели,
дни рождения бабы Саши, моей бабушки
Александры Ивановны Шелковой.
Собирались для общений и угощений в её высотном гнезде под крышей 93-го дома по Мироносицкой улице, тогда ещё носившей имя не знавшего ни мира, ни мирра, свирепого скрепного маньяка Дзержинского. Усаживались за круглый стол в её идеально чистой комнате, площадью в пятнадцать квадратных метров в коммунальной квартире на последнем пятом этаже…

Александра, младшая из восьми братьев и сестёр семьи моего прадеда Ивана Моисеевича Шелкового, прожила долгую жизнь, пребывая день за днём в трудах праведных, дожив до своего 97-го года...
Преподавала физику в харьковских ВУЗах,
работала деканом в Фармацевтическом институте.
Много помогала в конце жизни своим старшим
немощным братьям Николаю и Якову и сестре Любе.
 
Прожила жизнь человеком, которой
всё и всегда делал по совести...
Такой я её и запомнил.

* * *

Памяти А.И. Шелковой

Тем прежним дням давно пришёл конец.
Иссякла теплота живого круга...
Прости мне, седовласая подруга,
что всё пытаюсь удержать багрец

протяжной осени... Я мог бы рассказать,
как мы с тобой друг другу улыбались,
когда ни хворь, ни нищенство, ни зависть
нам не мешали варежки вязать

семейных дружб. Застольных вечеров
белела накрахмаленная скатерть.
Ещё алтарь – юродив, словно паперть,
и отрок в кумаче ещё готов

принять и горн, и звонкую присягу
тиснёным нечитаемым томам,
гугнивым государственным умам
и помидорноколерному флагу...

Ещё я сам доподлинно горжусь
отечественным ловким луноходом.
Но, говоря с собою неким кодом
ритмическим, я в службу не гожусь

на море, на орбите и на суше,
а также в тех общественных местах,
где методом баланса на хвостах
полцарства околачивает груши...

Там, Саня, ты и вправду молода!
Тебе всего лишь семьдесят в субботу.
И праздничную вынянчить заботу,
свистать к столу, фамильному оплоту,
ты, по привычке, рада и горда.

И тесный круг тот, скатерти крахмал,
приборов мельхиоровые звоны –
и есть единокровия резоны...
Кто мне рукой оттуда помахал?

Простите мне – я и теперь не тот,
кого, быть может, видеть вы хотели.
Но, буду ль я неплох в пристойном деле,
негромко вспомню вас, мой строгий род.

Петра, Ивана – старших братьев... Спи,
последняя, из всех восьми, сестрица!
Спи, Александра, Пасха ли приснится –
лазурное яичко облупи.

Что помнила, не скрыла. Сберегу
слова, на снимках молодые лица.
Спи, Александра, Троица ль приснится,
приди к огню на тёмном берегу.

Мала игла, и спутан чёрный стог.
И был мне грех – я проводам учился...
Простите мне, о ком не помолился
или молился менее, чем мог...

13.03.2021