Осока

Осока замечталась у реки,
как будто примеряет парики,
похоже на пышные метёлки,
глядясь в непроницаемую тьму,
не зная ни зачем, ни почему,
вода опять сбивает стебли с толку.
Качает их легко туда-сюда,
как будто бы бегущая слюда,
с прожилками русалочьего смеха,
Придонной рыбе вечность - не помеха.
Ну, кто там проплывает меж коряг?
Болтает март, насмешник и остряк,
ногами, не касаясь тёмной мути.
Столетний сом со дна вздымает ил,
который столько дней его таил,
и прочих рыб таил, шипя - зимуйте
во мне, пока не сгинут холода,
Пока вода бежит под слоем льда,
и в белых париках стоит осока,
как мёртвая до мартовского срока.
Он явится, как первая пчела,
которая кружить не начала
над гладью, с отражённом в ней плюмажем.
И мелкие шерстинки полетят,
рассеяв над рекою тлен и яд,
и мы придём, и ядом губы смажем -
пусть травит нас, пусть манит в глубину,
вот встретить бы русалку хоть одну,
с пронзительно-зелёными глазами.
Тогда бы сами в воду, в воду сами.
В холодную до судорог - пускай,
и сом на дне, и смертная тоска,
столетняя, такую не осилим.
Там ждёт она, сверкая чешуёй,
и ты, чужой, встречаешься с чужой,
чтоб рыбой стать и чтоб покрыться илом.
И под корягой жить, и спать зимой,
чтоб вечно думать - что не так со мной,
когда рыбак опустит в речку сети,
почти не отличимые от смерти.