шуба

И вот настало 7 марта. Муж пришёл к ней в гости из своей квартиры.  Брак выдался гостевым вовсе не из модных побуждений, а скорее из-за неумения жить вплотную, когда порознь скучно, а вместе тесно. Она сидела без денег и без воды, муж лежал на диване и злился. А злился он примерно так –
- Где накрытый стол? Праздник в конце-концов или нет!
Она работала сторожем в столовке при своём училище, в котором она до декрета преподавала резьбу по дереву. Ей там оставляли на ужин тарелку отвратительных объедков. Она привыкла к ним, и сын её привык. А вот муж, воспитанный за столом с золочёными тарелочками к этому привыкать и не собирался. Он работал программистом в администрации города и, как говорится, на хлеб с маслом хватало, да и не только…
Она не хотела скандала, она хотела просто выспаться, так как смены на 8 марта не было. Но уснула она только под утро, когда перестали орать песни и хлопать дверями соседствующий с её деревянным двухэтажным домом ресторан и припаркованные автомобили с вмонтированными магнитолами. И вот когда сон совсем завладел её душой, она услышала явственный голос, который слышала и раньше, когда было совсем невыносимо: “Вставай и иди на угол Преображенской и Успенской… Вставай и иди…” Очень хотелось спать, но она встала, надела на босые ноги проношенные в районе большого пальца валенки, накинула на блёклую ситцевую ночнушку старое демисезонное пальтецо, с притаченным ватином от старого маминого пальто и побрела в волглое мартовское утро. На указанном перекрёстке ветерок перекатывал по изъезженному снегу две бумажки, одна была пятисоткой, другая была сотенной. Она огляделась по сторонам, - ни души. А купюры были холодными и влажными. Ага, значит, валяются здесь с подгулявшего предпраздничного вечера. Она крепко сжала бумажки в кулачок и сунула в правый карман.
Мечты… что может быть слаще мечты, когда само провидение указывает тебе путь!
Вернувшись домой, она потихоньку сходила на колодец с двумя вёдрами и рассекретничалась о находке со своей любимой трёхцветной кошкой Белкой. Она была бы почти белая, если бы не несколько удивительных пятен на спине, на мордочке и на хвосте, - они были голубые и розовые. Да-да, не серые и рыжие, а именно – голубые и розовые! А ещё у кошки были ярко зелёные глаза и нежный едва уловимый аромат домашнего тепла от шёрстки. Этот аромат  умилял её больше всего. Она могла прийти домой и зарёванной и несчастной, но стоило ей уткнутся носом в белый кошкин животик, как блаженная улыбка начинала играть на её счастливом лице.
- Бе-е-е-е-елка… моя Бе-е-е-е-елка…
А днём она пошла в комиссионный магазин и обнаружила там бордовую плюшевую шубу, которая сидела на ней идеально и выглядела на все 100!
… Вот и сейчас она сидела в шкафу и вспоминала ту ночь и кошку, которая умерла на третий день после того, как убили её отца – беспомощного старика, ветерана войны.
Не уберегла… была на ночном дежурстве.