кусочек колпака

горел он над знамением, над червоточиной гульбы.
пепетка подавала естество,
и кристаллы прозевали пургу, попутали ураган с ветром.
мошна была полна изумрудов в их первозданном беге.
сколько ждать на грани снега?
сколько причитать в разрушенном сердце, в его
пепельных сединах?
сколько прозревать эту суть и приближаться к ней
сотворенными ногами?
в листву уже окунали монументы,
и роты снегирей снимают поклажу и уничтожают
роспись инея. мел вошел в сердца, задолжал при переходе
через лавину. молот сгорбился над кусочком колпака,
и племена ссутулились перед внедрением погоста в сумрак.
кольцо похитило огонь в тоске,
мясо сгнило под ударами колокола,
песню зазнобило при урожайных всхлипах царедворцев
и евнухов. песня пристала к беженцам смерти,
песня взяла их на руки и пленила им их точеные крылья.
в забвении горели кучи пепла, сталь одевала детей,
чтобы им было не холодно под дождем сердца.
вместо огня мы добывали холод, мы мороз одевали
в сугробы тепла, мы не давали ему дышать при наступлении
сумерек. коротко горела свеча над диамантами,
опалы в груди сжимались, опалы в груди - как осколки
плененного, изувеченного ожиданием сердца.