Поэт и князь

Давным-давно, когда еще волхвы
Неправедной придерживались веры,
Охотник, в натяженьи тетивы
Не предвкушал ни пороха, ни серы,

Мой первый предок – молодой пиит,
Закрыл глаза, внимая вдохновенью,
И бересту нарезав, как петит,
Строку зарифмовал в стихотворенье.

Но князь в деяньи этом не узрел
Полезность для ума, души и тела.
И автора, в сердцах, казнить велел
А береста, шипя, в  костре сгорела.

Но в день, когда к границе двинул враг,
Не подняла мечей своих дружина,
И на ветру не всколыхнула  стяг,
Никто не спел им боевого гимна.

И в праздник, захмелевший скоморох,
Не «завернул» ухабистой частушки,
А тихо, испустив тяжелый вздох,
Уснул, обняв руками тело кружки.

А князь все чаще был угрюм, сердит,
Зимой, и летом, даже в день весенний,
Ловя себя на мысли, что твердит,
Казненного певца стихотворенье.

И он велел приказ свой отменить,
Гонцы помчались по дороге борзо,
Чтоб весть благую людям сообщить,
Но, как уже мы знаем, было поздно.

Прошли  года, столетья пробежали,
История с реальностью сплелась,
Но о поэтах думают  едва ли,
Сегодня лучше, чем когда то князь.

И пусть их не доводят до сожженья.
И руки не уродуют цепями,
Рожденный в муках труд стихосложенья,
Не  признан, ни рабами, ни царями.

Но верю я, настанет день и час,
Когда, предугадать сегодня сложно,
Поэтов воссияет звонкий глас,
На всей земле, но не было бы поздно…