Живём, земляне, под домокловым мечём войны

ПЛАНЕТА ЛЮДЕЙ -
НЕ ДЛЯ ВОЕН.
            
             " Наш ГАЗ-66  сломался еще в Юнусабаде. Остаток ночи нам
            предложили провести в холле второго этажа гостиницы Юлдуз. По
            команде "Отбой!" мы легли на пол, укрыв собой полсотни квадратных
            метров паркета, который многие из нас видели в первый раз.
 
              Длинные тени от жалюзи дрожали на орнаменте песочного
            камуфляжа, вздымаясь и опускаясь в такт дыханию спящих. "Хаййа
            ‘аляль фалях" – слышу или это уже во сне.

            – Подъем! – Три часа ночи и легкий бег трусцой до самой улицы
            Гафура Гуляма. Нас построили на проезжей части, что вызвало общий
            восторг. Скоро мы, как в кино, будем бежать на фоне огромных
            десантных самолетов, и оператор будет снимать нас снизу, чтобы
            была видна высокая шнуровка наших ботинок и пружинящий шаг.

            – Что это значит, товарищ  лейтенант? – спросил ефрейтор
              Ладынский, наводя объектив фотоаппарата на систему крепления
              троллей.
            – Это транспортное средство, ефрейтор Ладынский, называется
              рейс задушевности.
              И, с легкостью перейдя на басовую медь, скомандовал:
            – Взвод, ровняйсь! Отставить! Личный состав размещается
              равномерно по салону, весь груз держим при себе. Вопросы есть?
              Нет! По машинам! Бегом марш!

               Бег, как собственно и марш, был прерван свистом – все того же
              ефрейтора Ладынского, застывшего на первой ступеньке
              троллейбуса.
            – Фи-Фью! Асалом алейкум азиз кизим! – воскликнул он радостно. На
              месте водителя сидела узбечка лет тридцати, опустившая два
              широких шелковых крыла на огромный, как мне показалось, руль.
            – Говорите по-русски молодые люди, – ответила девушка, и её голос
              ещё больше подтвердил мою догадку о возрасте.
            – Исминг нима, кизим, нам положено практиковаться. Может, я сяду
              за руль? Как вы будете поворачивать эту штуку? – Продолжал
              шутить Ладынский.
            – Сядьте на место, ефрейтор, сказал лейтенант, – заходя в салон
              последним. Машина плавно двинулась по широкой дороге, – полос
              по шесть – в каждом направлении, и мы покатились по безлюдному
              ночному городу.

                За мостом троллейбус остановился на красный свет светофора.
           – Хурматли, скажите, пожалуйста, зачем вы остановились, здесь, и
             сейчас, в четыре часа ночи, ведь на перекрестке нет машин до
             самого горизонта? – Спросил Усманов.
           – Чтобы завтра в четыре часа дня не проехать на красный, хурматли,
             – ответила девушка, и троллейбус наполнился одобряющим смехом,
             показывающим Усманову, что счет – один - ноль – в ее пользу.

                Девушка включила радиоприемник, подводя итог первому
             знакомству, и в салоне послышались мотивы национальной Узбекской
             музыки.
           – Кизим, у вас радиоприемник заело, – сострил кто-то с задних
             рядов, и троллейбус задрожал от громкого хорового смеха.
           – Отставить! – Рявкнул лейтенант, и смех стал искусственно, и от
             этого безуспешно, затихать, прорываясь то тут то там.
           – А как называются эти музыкальные инструменты, из которых
             проистекает такое дивное разнообразие? – кто-то осмелился
             продолжить музыкальный ринг. – Лейтенант сделал несколько шагов
             по салону,… и послышалось два коротких хлёстких удара.

                Девушка испуганно посмотрела в зеркало заднего вида,
             выключила музыку, и, оборачиваясь из-за руля, и помахивая своими
             пестрыми крыльями, хотела сделать, что ни будь, чтобы прекратить
             рукоприкладство.

                Через мгновение, и с повышенной громкостью она сообщила
             голосом гида: «Эти инструменты называются дойра и дутар».

           – А можно, я свою кассету поставлю? – Изменившимся голосом сказал
             Ладынский и двинулся к перегородке водителя.
             Из колонок послышались первые аккорды – Led zeppelin и в
             троллейбусе все замерло, все – как в детской игре, – после слов
             «на месте фигура замри».

                На словах «Soldier of  fortune» – лейтенант собственноручно
             выключил магнитофон. К этому времени каждый из нас уже хотел
             сделать то же самое. До аэропорта ехали в тишине.
           – Товарищ лейтенант, можно я на фоне троллейбуса сфотографируюсь,
             – спросил Алексеев, –  тогда мама поверит, что я в городе служу.

                К зданию аэропорта шли в ногу, незачем было идти в ногу, но
             мы шли;  почему-то захотелось быть ближе друг к другу,
             почувствовали, наверное, что завтра – после четырёх, это начнет
             спасать нам жизни.

           – Что с тобой Фатима, – спросила дворничиха, когда девушка с
             шелковыми крыльями, шатаясь, вышла из пустого троллейбуса и села
             на ближайшую скамейку.
           – На войне люди не нужны, Сания  апа,  …. они молиться не умеют,
             они хотят больше от себя здесь оставить, понимаете. … На войне
             люди не нужны.
                м завтра в Кандагаре надо приземлиться – уже волками.
             Мало времени осталось.  "Хаййа ‘аляль фалях" – слышу, Сания
             апа".

  ,            ДЫМОВ Александр Викторович, "Троллейбус в Кандагар",
                http://www.proza.ru/2018/02/02/314

Планета людей
Создана не для воен,
Но волчьи законы
Людского сообщества
Планету эту давно обрекли
На нескончаемые
Кровавые
Войны*
И живём мы , земляне,
Ихдлевле поныне
Под домокловым мечём
Войны.



* - См. приведенное ниже Приложение.

 
      "СЫНОЧЕК, СЧИТАЙ, ЧТО ЭТО ОТ МАМЫ, ТЫ ТОЛЬКО ДОМОЙ ВЕРНИСЬ...”
            https://mail.google.com/mail/u/0/#inbox/FMfcgxw
 
      Наблюдала вчера в общем-то обычную для Израиля, но от этого не менее потрясающую картину: стою я на кассе в супере, на соседней кассе солдат с упаковкой воды. В полевой форме, с полной выкладкой. Очень уставший, запылённый… Видно что не первый день на шетахе (не знаю как это перевести на русский... на открытом пространстве?).

      Живу я на территориях, - (аннексированных у Иордании нпапавшей вместе с Египтом, Ираком, Ливией и Сирией на Израиль на второй день после объявления
его независимости в границах, предписанных ООН, делавших невозможным противостоять нападениям соседних агрессивных арабских государств также, как Россия после Первой Мировой войны анексировала у ТурцииАзербайдан и Нагорный Карабах, а СССР Еурильские острова и остров Сахалин у Японии и Выборг ы Финляндии), - вокруг нас много армейской охраны.

      И в жару и в холода ребята стоят в этом своём многокилограммовом снаряжении на перекрёстках, тремпиадах, патрулируют окрестности…

      За солдатом в очереди в кассу стоит женщина лет пятидесяти и, когда доходит его очередь, она говорит: "Не плати, я заплачу". И кассирше: "Добавь в мой счёт."

      Кассирша понимающе кивает, солдат пытается возражать, ему неловко.

      И женщина говорит: " Сыночек, считай что это от мамы. Ты только домой вернись."

      Солдат обнимает её и уходит. Кто-то в очереди тихо говорит: "Правильно, - это же дети…"

      Стоим, ревём..., - женщина, кассиры, половина очереди в кассу... .

      И я подумала: Мы же совершенно не воинственный народ.
Мы – народ аидише маме (еврейских мам).

      Для нас каждый ребёнок – свой. Сколько бы лет ему не было и из какой бы общины он не происходил.

      Нам, по большому счёту, что нужно? -
      Чтобы чадушко вовремя покушало горячее и не ходило без тапок по холодному полу.

      Чтобы вся семья за столом.

      Чтобы внуков полон дом.

      Чтобы было кому печь пироги и готовить фаршированные шейки.
 
      Чтобы не было войны и не нужно было панически бояться той минуты когда твой сын наденет форму и возьмёт в руки оружие, а муж сменит тёплые тапочки на армейские ботинки, и пуховое одеяло на спальный мешок.

      Ну, и ещё немножко – посплетничать о том, какое ужасное платье купила себе соседка напротив.

      Нам немного нужно.

      Просто чтобы не мешали жить.

      Но "не воинственный" не значит "слабый".

      Мы гордимся своими детьми. И мы – наседки - глотая слёзы, собираем наших чадушек в армию с такой же тщательностью как когда-то в школьные походы, пытаясь, несмотря на возмущённое сопротивление ("Мама, ничего не надо, нам выдали всё"!), впихнуть тёплый шарфик в армейский баул.

      А потом ждём и молимся. Молимся и ждём.

      Молимся за всех. Потому что нет чужих детей. Потому что знаем, что где-то чья-то мама скажет твоему уставшему ребёнку: "Сыночек, считай что это от мамы. Ты только домой вернись".

         
                22 сентября 2018-го года.