В память о ролевых играх

Доисторический юношеский стих о несчастной любви, написанный на волне увлечения ролевыми играми серии LARP. (Это когда молодые люди переодеваются в персонажей фэнтези и играют в магическое средневековье).


Часть 1-я, радостная:

Раз в году, в дремучей чаще, на опушке под сосной
Собирается галдящий, разношерстный люд лесной.
Тут и эльфы в сарафанах из густых лесных лиан,
И кикиморы в кафтанах, в ожерельях из семян.
Всем есть место на поляне - ешь да пей да вселись!
Хошь - портки снимай по-пьяни и за девками носись,
Хошь - степенно, с расстановкой, никуда не торопясь,
Бочку мёда выкрав ловко, пей в сторонке, развалясь.


Часть 2-я, меланхолическая:

Только хмырь лесной не весел, сел поодаль от других
На корягу, ноги свесил и застенчиво притих.
Мимо носятся русалки в аппетитном неглиже.
Вкруг него снуют, нахалки, в похотливом кураже.
Хмырь вспотел, залюбовавшись хороводом стройных тел,
С горем пополам собравшись с духом, поудобней сел.
Вперив хмурый взгляд в пространство, деловито засопев,
Осудил разврат и пьянство, целомудрие воспев.
Вспомнил детство, юность, зрелость, пару раз махнул хвостом,
Побранив себя за смелость необузданным самцом.
То впадая в размышления, то предчувствием томясь,
Сам себе то приведением, то седым аскетом мнясь
На седьмом году лишений, то вдруг видным женихом,
Хмырь за девушек кружением наблюдал сквозь лист тайком.


Часть 3-я, драматическая:

Средь танцующих вакханок было множество красавец.
Череда из знойных тянок вогнала хмыря в румянец.
А одна и вовсе не вписывалась в рифму...
Всё в ней было так красиво, так застенчиво и нежно,
В то же время горделиво, так готично и предвечно,
Так загадочно неясно, шедеврально и картинно,
Театрально-закулисно, бесконечно, бесконечно...


Часть 4-я, трагическая:

Покраснев душой и телом от макушки до хвоста,
Хмырь прокашлялся несмело и застенчиво сказал:
«Хоть не писаный красавец, не герой волшебных басен,
Но за оболочкой грубой я как бабочка прекрасен.
Как цветок готов раскрыться, расцвести, перемениться
Ради той, что не влюбляясь, разрешит в себя влюбиться!»
Лишь промолвил - всё затихло, в тот же миг преобразилось,
Поднялось в безмолвном вихре и на месте закружилось,
Завертелось и пропало, будто не было на свете
Ни опушки, ни русалок... Только ночь, луна и ветер
Над бескрайними холмами безымянного чертога,
Где теряется в тумане бесконечная дорога.
Отливая лунным светом, словно парусник в пространстве
Плыл, взъерошенный под ветром, старый дуб в седом убранстве.
Словно чайка на причале, на суку сидело нечто,
Лире странствий и печали вверив свой удел навечно.