Часть 4. К Заливу Терпения

Книга вторая. Большие расстояния.

Часть 4. К заливу Терпения.

1. Возвращение.   

На разноцветной шкуре тигра, Господь мне написал письмо.
 О, я врубилась в эти игры, я знаю всё придет само,
улитка джонатан Ливингстон..

Господь оставил мне записку на разноцветных небесах.
В кармане я нашла ириску, застыли стрелки на часах,
улитка Джонатан Ливингстон..

 Пускай тебе опять присниться тот сон зелено-голубой,
 Как ты летишь, летишь над птицей, земля кружится под тобой,
улитка Джонатан Ливингстон.
                Аня Герасимова.

Когда майсы уже видели очертания залитого солнцем города Новое Море, когда уже было заметно колыхание сосен на берегу залива,  движение колеса обозрения над верхушками деревьев и беготня детей на главной аллее парка, остров вдруг превратился в воздушный шар, который Чарли Кузнечный и Чухлинка держали в руках, а дельфины превратились в чаек, которые с радостным гоготом, будто говоря своим попутчикам напутственные слова, развернулись и полетели в обратном направлении, назад, к Счастливым Островам. Майсов же велением ветра снесло дальше от главной аллеи, в сторону железнодорожного вокзала, где они плавно спустились на крышу почты, которая, как вы помните, в то же время была и балконом квартиры Чухлинки.
Как раз в это время на нём сидели родители Чухлинки и допивали свой утренний чай. Майсы приземлились как раз на свободные стулья, предусмотрительно поставленные возле стола. 
О-о-о, а мы как раз про вас вспоминали. Думали - где это вас носит? И как чувствовали, что вы сейчас объявитесь, и поэтому захватили пару лишних кресел, - сказали родители в момент приземления отвлекшиеся на что-то и потому полагавшие что Чарли и Чухлинка незаметно зашли через окно.
 Так, рассказывайте, где были, что видели?
Да-а... мы тут ездили недалеко, - заговорщически посмотрев друг на друга ответили майсы. – Ничего особенного. - Такую легенду они решили отстаивать. Зачем рассказывать родителям? “Во-первых, они могут не поверить и выставить нас выдумщиками и хвастунишками. Но будет еще хуже, если они нам поверят! Тогда В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ они могут вовсе никуда нас не отпустить! Поэтому - нет. Так.. легкая прогулка, осмотр окрестностей, выезд на природу с палаткой, вот и весь сказ. Кажется, продавец в магазине снаряжения нас так и спросили: “Ну, вам же это для выездов за город, в Зеленогорск, Комарово, не далее?”. А СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ – он обязательно, обязательно скоро будет.”- так думал каждый из ребят про себя.
- Что нового в городе? – решила сменить тему Чухлинка, чтобы ни дай бог не проговориться на счет путешествия, ведь в глубине души ей, конечно, хотелось рассказать обо всем в самых мельчайших подробностях.
Ха, да вот мэр наш, известный вам, так называемый Рабадза, в очередной раз решил спасти мир, - скептически заметил папа.
 От чего на этот раз? – изображая притворный интерес, подперев подбородок рукой и приподняв круглорыжие брови отреагировала Чухля.
- От табакокурения! Нет, кто спорит, разумеется это совершенно губительное пристрастие. В Европе уже давно с ним борются и успешно, но! Он развел такую агитацию, что я вот, никогда не страдал этой зависимостью, а мне, представьте себе,  вдруг захотелось потабачить! Вообразите, он весь город заклеил плакатами, с изображениями животных, которые смотрят на вас, как на дурака, ВОООТ такими, - показал папа размер окружности жестом “ок”, -  удивлёнными глазами, а под фотографией содержится информация  - ареал обитания, что эта животина ест, где спит, с кем дружит, и в самом низу большими буквами – НЕ КУРИТ! И что же мне теперь делать? – вопросительно посмотрел он на майсов, но они выжидающе промолчали и тогда отец семейства продолжил, задав этот вопрос еще раз самому себе. - Что делать? Я же Человек! Я представитель Человечества! А он Жираф! И как же мне теперь отличаться от всех этих копытных, кошачьих и прочих? Баранами нас уже сделало телевиденье, а теперь еще и жирафами сделали. Нет, я не жираф, и, потому, буду курить, хоть это дорого и вредно!
- Ну не знаю, папа.. – смутилась Чухлинка. Это, наверное, ты у нас один такой, Гордый Представитель Человечества, а большинство людей в наше время даже завидуют животным..
- Завидуют? Чему там можно завидовать? – негодовал родитель.
- Ну, например... что им не нужно работать, что они такие самостоятельные сильные и независимые..  – нашлась дочь, - так что, мне кажется, идея Рабадзы – замечательная! А что еще нового? – снова сменила она тему, но на этот раз для того, чтобы не выслушивать длинные отповеди своего “папахена”, как она его называла.
- Ещё? Это вы спросите у своей подруги – Анны Совы ЧИППАЛИНО Ким, - сделал акцент именно на второй фамилии папа. – Это ОНА во всем виновата! Это ЕЁ родственники!
Дальнейшие расспросы были совершенно бессмысленными. Папа все только ругался и всех проклинал и майсы пошли к Ане Сове, чтобы на месте во всём разобраться.
 


2. Нашествие Чиппалин.

А  оказалось, что дело было так: Аня очень любит всё живое. Это было известно майсам и раньше. Но, как выяснилось, в силу своего происхождения, она особенно любит Сов и Лук, так как все носящие фамилию Чиппалино имеют своими далекими предками обыкновенные итальянские луковки. Нам это кажется чем-то само собой разумеющимся, но Чухлинке и Чарли просто не приходило в голову подумать об этом, поэтому пристрастие именно к этим двум представителям природного сообщества для ребят стало открытием.
Покупая родственные для себя корнеплоды, Аня всегда жалела их, но, за недостатком других овощей на севере – сквозь слёзы всё равно нарезала в салаты. Но тут в магазин завезли партию слегка проросшего лука, который считается в некотором смысле уже испорченным и не особенно съедобным. Но Аня, увидев его на прилавке, очень обрадовалась и решила спасти всю партию, или “вывести её в овощи”,  как она сама выразилась. Она решила дать луку вторую жизнь и воткнула все проросшие живые бульбы в землю. Казалось бы, так делают многие, чтобы среди зимы получить порцию свежей зелени. Но, в данном случае, сработало видимо то, что Аня Сова Чиппалино Ким сама была дальним потомком этих едких растений, каким-то образом ставших людьми.  Таинственное соприкосновение с ней, сочетавшей в себе и человеческую кровь и вызывающий слезы луковый сок, вывело эти луковицы не только в овощи, но и сделало их представителями человеческого рода, но только с луковыми головами. То есть луковицы эти родились во второй раз, не от земли, а от Ани, ведь она спасла их, полив своими слезами. Вместо корней у них выросли ноги, причём сразу в ботиночках и шортиках, но голова так и осталась бульбочкой. Все эти события стали известны в городе под названием “Нашествие Чиппалин”. Нашествие потому, что вскоре Чиппалины и без того великие числом, стали быстро плодиться, так как они, в силу своих природных качеств, крайне неприхотливы, ведь лук растёт практически в любой почве и климатических условиях.  Кроме того, в силу тех же самых причин Чиппалины оказались крайне выносливыми в работе и  невзыскательными в смысле заработной платы, поэтому вскоре они отняли у жителей города Новое море практически все рабочие места не требующие специальных знаний. В свободное же время они занимали городской стадион, где, разделившись на несколько  команд,  по очереди играли в футбол,  лишив тем самым местных детишек возможности заниматься спортом в вечернее время и по выходным. Раздавались даже голоса призывавшие размозжить Чиппалинам луковки и тогда, чтобы погасить разгорающееся пламя конфликта, с заявлением выступил мэр города – Рабадза. Он напомнил всем новоморцам, что Мумми-тролли – тоже не были коренными жителями Мумми-Дола, и, в своё время, они приехали туда откуда-то издалека, а откуда именно никто толком не знает. Также он заметил, что в мире нет ни одного народа, который бы за всю свою историю ни разу бы никуда не переселялся.
После этой пламенной речи горожане вроде бы успокоились и смирились с тем, что их жизнь, и без того непростая, станет ещё тяжелее, однако, с кем бы майсы не заводили разговор на эту тему, в интонациях говорящих сквозила досада и сожаление об ушедших временах, когда, по причине отсутствия дорог, в город не проникали никакие посторонние люди и в нём царило спокойствие и безмятежность. Поэтому, взвесив все “за” и “против”, майсы решили попытаться спасти город Новое Море от Нашествия Чиппалин.
Решение предложил Чарли. Основная проблема, как понял он, состоит в следующем: если коренному жителю за работу платят 100 рублей в день и на эти деньги он с трудом сводит концы с концами, так как ему требуются и молочные и мясные продукты, и фрукты и зелень, а еще он покупает газеты и книги, делает ремонт в квартире и  дарит подарки жене, водит её в театр, кино, кафе и рестораны, а кроме того, ему каждый год нужно возить свою супругу на курорт. Чиппалинам же за ту же работу платят 10 рублей и им с лихвой хватает этих средств на все их нужды. Чиппалино спит на тюфяке в подвале, он ничего не слышал о кафе, ресторанах и кинотеатрах, а для пропитания ему требуются только чистая вода, солнечный свет и земля. Поэтому решение, которое предложил Кузнечный было таким:  во-первых, приучить Чиппалин к красивой жизни. Кормить их вкусной едой, стелить мягкие постели, водить в кино и концертные залы. А во-вторых, ввести у них институт брака. 
Дело это не было простым. Вернее, сложнее всего здесь было перейти от слов к делу, так как для того, чтобы воплотить этот гениальный план в жизнь, требовались серьёзные денежные вливания. Также, нужно было определить, кто из Чиппалин мужчины, а кто женщины и разъяснить женщинам их права и чего они могут требовать от мужей.  Деньги на первую часть плана выделил из городского бюджета Рабадза. Вторую часть замысла осуществили общими силами. И вот тогда, когда приученные к красивой жизни  женщины Чиппалины были по команде Чарли лишены бесплатных благ и возроптали на своих суженых, пришло время произнести перед мужской частью луковичного сообщества речь.  Послание было поручено огласить Ане Сове, так как только она среди всех горожан пользовалась доверием луковок. Вот, что она сказала:
- Глупые чиппалины! Я говорю “глупые” и не боюсь вас этим обидеть, потому что говоря так, я говорю не только о вас, но и о себе самой, ведь, как вы знаете, предки мои были плоть от плоти такими же как вы и от них я унаследовала частицу своей крови. В чём же НАША глупость? А в том, что мы позволяем пользоваться плодами нашего труда. А что самое ужасное, позволяем мы это делать тем,  кто забирает у нас наш труд. Посчитайте. В день вы вырабатываете продукта на 300 рублей, а вам платят только 10. Кто же забирает 290, которые вы могли бы тратить на своих жен и детей? А те, кто привык завтракать, обедать и ужинать в кафе и ресторанах и кто боится палец о палец ударить, чтобы сделать что-нибудь полезное хотя бы для себя самих, кто никогда в жизни не стоял у станка и не держал в руках лопату или метлу. Почему же они обманывают вас?  Да потому, что они не считают вас такими же, как они сами. Они думают, что  вы созданы для такой тяжелой работы, а они созданы для развлечений. Возможно вы думаете, что они организовывают рабочий процесс и что без их грамотного руководства все порушится?  Ничего подобного. Они ничего не знают о том, чем управляют, потому что никогда не бывали ни на заводе, ни в поле, ни у плиты. Поэтому всё, что они могут – это только мешать. Убери чиновников и фабрикантов – и жизнь наладится сама собой в считанные дни.”
- Что же делать, что же делать? – послышались крики из толпы.
- Умные Чиппалины! – воскликнула Аня. - Какие же вы умные! Правильно! Нужно что-то делать! И если здесь нам не рады, то это значит, что мы должны вернуться на нашу далёкую родину – в Италию!
- Что это за страна? Что это за страна? – загудел луковый рой.
- В этой стране, - промолвила Аня, - стоит протянуть руку и в ней окажется лимон или виноград. В этой стране столько солнца и чистой воды, сколько вам и не снилось,  а земля там вся усеена цветами. Она  такая мягкая и шелковистая, что спать на ней приятнее, чем на бархатной постели.. И никто даже не подумает там вас съесть, потому что всего в этом краю в изобилии и итальянцы едят только зеленые побеги, корневища же оставляют преспокойно лежать в земле. Потому-то на юге называют вас cippola, что в переводе с латинского означает “над землей”. Будьте спокойны, вас там никто не тронет!
- В Италию, в Италию! – истошно закричали Чиппалины, всей гурьбой ринулись к трибуне, сняли с неё Аню Сову  и стали подбрасывать её на руках как своего спасителя.
Для того, чтобы луковки поскорее покинули город Новое Море, его жители сами собрали деньги и на них был арендован трюм целого парохода, который держал свой путь прямиком в солнечный Палермо. Жизнь на Сицилии оказалась так хороша .. Стоило только протянуть руку и .. , в общем  Чиппалины постепенно вросли обратно в землю, перестали быть людьми и стали обычным луком. Так труд может сделать человека - Человеком с большой буквы, а его полное отсутствие – луком, редиской или даже свеклой.

3. Майонезная диета.

Вот и пришло время майсам подводить первые итоги своих похождений. У них были фотоплёнки из поездки в Минск, Киев и Крым и из поездки в Cтрану Чаек пролетающих над липой, правда только лишь до Эстонии, где, как вы помните, их фотоаппарат сломался.  Чарли и Чухлинка отправились в магазин, купили банку кабачковой икры, в которой плёнку нужно проявлять, и банку баклажанной – для закрепления результата. Все операции были с успехом проделаны и вскоре они уже любовались полученными негативами, пропуская через них солнечные лучи. Надо признать, что майсы понятия не имели о том, что нужно делать дальше, и в какой икре нужно бултыхать плёнку, чтобы напечатать фотографии. Поэтому они решили сходить в госте к Ане, которая вроде бы, как вспоминала Чухлинка,  когда-то этим занималась.
Оказалось, что всё не так уж просто. Недостаточно знать только, с помощью чего печатать. Нужно иметь особый прибор – фотоувеличитель и специальную фотобумагу, и только когда в тёмной комнате в течении нескольких секунд изображение будет спроецировано на белый светочувствительный лист, тогда тогда его можно проявлять. А проявлять полученный отпечаток нужно в слегка подсоленном, без добавления масла и молока, картофельном пюре!
Пока майсы ходили в магазин за картошкой, Аня настроила аппаратуру, и, вскоре, процесс был запущен. Чарли готовил пюре и подавал его девочкам, которые сидели в тёмной ванной комнате  и делали снимки. Когда пришло время любоваться фотографиями Чухлинка, как бы извиняясь, сказала:
- Но вообще, кадры черно-белые, потому что черно-белая плёнка дешевле..
Тогда Аня рассказала свою историю: в детстве у неё в семье был только маленький чёрно-белый телевизор и продолжительное время она смотрела программы только по нему. Но потом родители купили цветной телеприёмник завода Рубин, заплатив за него большие по тем временам деньги. И когда они, со всеми приличествующими столь торжественному моменту церемониями, наконец нажали заветную кнопку выключателя, Аня, посмотрев несколько минут на экран, сказала:
Я не вижу разницы!
Как это не видишь разницы? – удивились родители. – Смотри, картинка цветная! Всё как в жизни. Мы отдали за эту штуку приличную сумму!
Но ведь и раньше она была цветной? – пришел Анин черед удивляться.
Нет, раньше картинка была чёрно-белой,  - настаивали родители.
Оказалось, что у Ани уже в детстве было настолько хорошо развито воображение, что оно само дорисовывало цвета, и она всегда видела изображение переливающимся всеми цветами радуги.
- Тем и хороша черно-белая фотография, что она заставляет нашу фантазию работать. Но некоторые люди предпочитают не утруждать себя, и поэтому ругают монохромные картинки, – объяснила девушка. 
- Может они просто не знают номер телефона своего воображения? – предположила Чухлинка.
- Может быть, - улыбнулась Аня Сова. – Потеряли..  А вообще, мне кажется, что когда красота совершенна, она вовсе не нуждается в цветах, поэтому на чёрно-белых фотографиях лучше всего смотрятся люди и деревья, а то, что создано человеком – не всегда..
Аня задумалась, а потом стала рассматривать снимки майсов.
- Мда.. – сказала она после непродолжительной паузы. – А вот некоторым вашим картинкам цвета совсем не помешали бы..
Чарли и Чухлинка поспешили разубедить Сову в том, что они претендовали на совершенство. Нет, ни к чему подобному они не стремятся. Просто фотографируют, чтобы потом показать друзьям.
- Конечно-конечно, - ехидно ответила Аня. – Так я и поверила, что вы что-то делаете просто так! Лучше учитесь снимать, чем заговаривать окружающим зубы! – добавила она уже улыбкой.
Майсы поникли. Но уже через минуту они думали: “Ну ничего! Они еще наснимают такого! Совсем-совсем черно-белого.  Без каких-либо намёков на другие оттенки! Они еще покажут этой зазнайке, кто в городе  Новое Море, а может и на всём побережье, истинный художник!” А Аня Сова в это время без зазрения совести уже снова подогревала пюре, чтобы на этот раз употребить его по прямому назначению.

На следующий день по всему городу появились афиши.  “В город Новое Море приезжает цирк!”  Самый новый! Китайский! Такого здесь еще никто не видел.  Само собой тут же выстроились огромные очереди. Настолько длинные, что Чухлинка, постояв пол часа в хвосте, не вытерпела и сказала Чарли, чтобы он достоял и купил билеты, а сама пошла гулять с Аней Ким вдоль берега моря. Кузнечный послушно выполнил просьбу и дождался своего часа, коротая время за разговорами с другими людьми толпящимися перед кассами. Когда же, наконец, настал его черед, оказалось, что все места уже распроданы и билет остался только один. “Что ж, один так один” – подумал юноша. “Где один там и два. Как говорят на Украине, всегда нужно носить в кармане монеты. Возможно они захотят пригласить своих друзей к себе в гости.  А если серьезно, то я уж найду способ пронести Чухлю с собой. Жаль только, что я променял свой преобразователь. С его помощью можно было бы её уменьшить и положить в карман. Да, кстати, и путешествовать с ней так было бы гораздо проще. Как-никак она всё же девочка и потому быстро устаёт. А если бы можно было её уменьшить – тогда можно было бы усадить её к себе на плечо и гулять сколько заблагорассудится. А она бы болтала мне в ухо всякие смешные шутки. ” – замечтался Чарли.  Но сколько он ни размышлял, всё никак не приходила ему на ум мысль, как же на этот раз пройти без билета, и, поэтому, пока он не придумал верного способа пробраться на представление, он решил скрыть от Чухли тот факт, что один билет ему всё-таки достался. “Если вдруг так ничего и не удастся сообразить – пойду в цирк один, без Чухлинки, а ей скажу, что пошел на футбол. В конце концов у неё и так жизнь веселая. Зачем ей еще и цирк! Ну, точнее даже веселее чем у меня. Я вот живу в Москве. Там никакого моря даже нет. А ведь если бы в Москве было море – она была бы самым лучшим на свете городом. А так она только прекрасна, только и всего! В общем, про билет пока молчок. Не досталось мне билетов” – так он рассудил. 
Но удивительный случай позволил майсам отправиться в цирк вместе.  Следующей же ночью в дом к ним пробрался настоящий грабитель. Почему-то он решил, что в квартире никого нет и пролез внутрь через открытую форточку, выходящую на крышу почты. Однако, когда воришка оказался в стенах жилища, к его удивлению, все проснулись и переполошились. Майсы же сразу, поняв что к чему, приняли выражения лиц очень грозных и опасных ребят, ведь все приключения случившиеся с ними и все те опасные ситуации в которых они побывали дали им какую-то внутреннюю силу и избавили от страха перед людьми, даже такими как этот оголтелый обирательщик.
- Отдавай оружие, приятель! – решительно сказали ребята. – Если не отдашь – будет хуже!
- Если не отдашь – нам придётся показать тебе своё! – уверенно произнесла Чухлинка. – Ты не знаешь, с кем связался! Мы – майсы! Очень скользкие ребята! Нас ищут по всему миру!
И, к удивлению родителей, после этих внушительных слов преступник, действительно, дрожащими руками протянул свой пистолет Чарли.
- Теперь, мама, - медленно и строго скомандовала Чухлинка, - звони в полицию. Сдадим этого субъекта в руки правоохранителей.
- Не надо полиции.. – промямлил домушник.
- Надо! – отрезал Кузнечный.
- Не надо прошу! – умоляющим тоном взвыл налётчик. – Вы ведь знаете, что в город приехал цирк? У меня есть один билет! Давайте я отдам вам его, а вы меня отпустите? – с робкой надеждой в голосе воззвал к милосердию майсов бандит. 
“Ну вот, всё-таки схожу в цирк с Чухлинкой” – подумал про себя Чарли, но вслух сказал:
- Ладно, давай.
И грабитель отдал билет юноше.
- Ты уверен, что у тебя только один билет? – спросил Кузнечный, испытующе посмотрел на непрошенного гостя и,  не дожидаясь ответа, просунул руку в задний карман его джинс, откуда, к удивлению правонарушителя, вытащил еще один билет.
- Но.. – начал было лепетать вор.
- Никаких но! Мы забираем оба билета! Ты свободен!
И Чарли проводил ночного расхитителя к дверям, где тот поинтересовался: “Откуда же взялся второй билет?”, на что Кузнечный в ответ только с хитрецой подмигнул.
Когда родители водят своих отпрысков в цирк, на самом деле идут они туда не столько ради них, сколько ради самих себя, чтобы снова почувствовать себя детьми. Трудно сказать кем были в данном случае Чарли и Чухлинка – детьми или всё-таки взрослыми, но поведение Чухлинки после всего увиденного во время представления было совсем детски-восторженным. Насмотревшись, как дрессированные львы и тигры послушно стоят на тумбочках собрав лапки в кучку и в таком положении их кормят с шеста, девочка наотрез отказалась есть сидя за столом, как обычные, цивилизованные люди. Теперь, когда приходило время приёма пищи, она вставала ногами на табуретку, присаживалась на корточки, держась руками за край сидения, и начинала мурлыкать или рычать, в зависимости от того, насколько сильно была голодна. Только в таком положении она соглашалась трапезничать. К её лицу подносили ложку с супом или вилку с картофелиной и она, без помощи рук, конечно, вымазав лицо, поглощала съестное, уподобляясь тем самым четвероногим хищникам так приглянувшимся ей на арене.
На четвертый или пятый приём пищи Чарли не выдержал и сказал:
Всё! Некогда мне тут с тобой дурачиться!
А чего это ты такой серьезный? – искренне удивилась Чухлинка.
А то, что жизнь – это не сорочинская ярмарка, - раздраженно брякнул Кузнечный. – И мы с тобой уже не дети. Мы с тобой столько всего повидали!
Как это не дети. Я – дети! – ответила девочка и, довольная собой, повертела головой во все стороны, дабы удостовериться, что её искромётную шутку услышали все присутствующие.

В этот приезд в Новое Море Чарли, кроме всего прочего, решил поправить своё здоровье, пошатнувшееся в путешествии, ведь в ходе него майсам приходилось питаться то одними круассанами, то переедать, когда их угощали не в меру гостеприимные аборигены.  А самочувствие свое Кузнечный всегда поправлял одним единственным способом – на время переходил на очистительную майонезную диету, то есть, начинал есть один лишь питательный и, вопреки расхожему мнению,  в высшей степени целебный майонез. В продаже здесь он нашел очень вкусный и живительный по составу образец, который назывался “Майонез №4”. А так как юноша был большим любителем этого продукта, который большинство людей воспринимает только лишь как   приправу к другим блюдам, то он сбился с ног, разыскивая в магазинах города первые три. Но, так и не обнаружив искомое, Чарли тем не менее не опустил рук и решился позвонить по указанному на этикетке телефону.
Ответил ему человек говоривший с ярко выраженным азербайджанским акцентом.
- Как номер 4? – удивился находящийся на другом конце провода.
- Вот так! Во всех магазинах города. Пользуется огромным спросом у публики всех возрастов и  национальностей, – поспешил обнадежить коммерсанта Кузнечный.
- Что ты говоришь, помилуй Аллах! Да покарает всевышний этого негодяя Фарука! Я говорил ему – номер 1! Пиши номер 1! А он что написал! Ну как можно делать дела, когда тебя окружают одни простафили!
- Ничего страшного, майонез № 4 – это даже очень смешно звучит!
- Смешно? Я что, похож на клоуна, который приехал чтобы вас смешить?  Какой дурак станет покупать майонез №4! Ах, боже милостивый, всё пропало!
- Ну так ведь первых трех нет, - вновь попытался утешить горе-бизнесмена Кузнечный. – А в их отсутствие №4 становится номером 1!
- Слушай малыш, - рассвирепел горец. – Не учи меня делать бизнес! Только самый ничтожный, глупый, бестолковый и несчастный человек станет покупать что-то под номером 4! Первый – значит самый лучший! А остальное для неудачников и слабаков, ясно? До свидания!
Так Чарли понял, что если бы его окружали одни азербайджанцы, то он прослыл бы среди них человеком недостойным, ничтожным и не стоящим даже капли внимания. Но ему очень понравился азербайджанский акцент и, уже после пары часов тренировок, он в совершенство владел им.  Читателю может показаться, что акцент, в отличие от языка, вещь совершенно бесполезная. Но Кузнечному новый навык дал сразу две возможности. Первая - это на время становиться собой и, не боясь показаться простоватым, грубым и недипломатичным говорить всё что думаешь и не думаешь.  Ведь он принимал образ другого человека и потому под его маской всё могло сойти Чарли с рук,  как на карнавале.  Теперь, чтобы сделать замечание Чухлинке, он обязательно становился Азербайджанцем. Любой упрек высказанный в такой форме так смешил девочку, что она сначала покатывалась со смеху, а потом беспрекословно делала всё, о чём попросил её товарищ. Где-то образ грубого и неотесанного деляги позволял Кузнечному и уступить Чухле не потеряв лицо, ведь общеизвестно не только подчинённое положение женщины на востоке, но и преклонение перед ней в романтический период отношений. Поэтому, когда правота спутницы была очевидна, юноша притворялся влюблённым кавказцем и говорил:
- Ты же знаешь, твоё желание для меня закон.
На это девочка, кокетничая, говорила:
- Ну.. закон, это уж слишком..
- Ну хорошо, как скажешь, тогда не закон, а подзаконный акт.. – смягчал  Чарли “в угоду” своей “возлюбленной” слишком суровую формулировку.
Вторая же возможность, которую давал южный выговор, это возможность заработка.
- Кому нужны все эти бестолковые языки – английский, французский, немецкий! – рассудил Чарли. – Всё равно, когда люди куда-то едут, они берут с собой ДЕНЬГИ. Если у тебя есть с собой монеты – тебе не потребуются никакие языки. ЯЗЫК ДЕНЕГ  все понимают! А вот азербайджанский акцент даёт человеку массу преимуществ описанных выше и которые он с успехом опробовал на себе!
По всему городу Кузнечный расклеил объявления, на которых фломастером написал “Обучаю азербайджанскому акценту за одно занятие. Чарли Кузнечный. 88124333536”. И не успел он вернуться домой, как Чухлинке и её родителям уже успели надоесть звонки от желающих записаться на урок.  “Чарли? Да.. наверное обучает.. перезвоните позже. Чистокровный азербайджанец? Ха-ха, нет, разве что просто жгучий брюнет. Ха-ха, ну разве что все брюнеты – азербайджацы”. Такие разговоры пришлось вести Чухлинке и её родителям, пока виновник переполоха разгуливал по улицам города с пачкой рекламных проспектов, кисточкой и банкой клея. За два следующих дня Кузнечный обучил 30 с лишним человек, среди который  почему-то преобладали молодые белокурые особы, и заработал неплохую сумму, позволившую майсам не засиживаться дома, а пуститься в очередное приключение. 

4. Русская Атлантида.

Там, где родная кровля, вода темна,
давит свинец небес, воздух дрожит,
жители говорят – была весна,
но времена стоят, как надежный щит.
Прохожий не наследит – дороги теперь пусты,
тонкие ивы колышутся у домов,
дикая трава, недорубленные кусты,
брошенная земля, остатки костров.
Луговой сустав запирает воду на ключ,
путешественник выбирает окольный путь,
вспомнив, что дома каждый камень горюч,
и окна зашторены, и маятник не столкнуть.
И все не так – роща на том берегу,
заводь безрыбная, дождь на исходе дня
разбивает сон и смывает следы на бегу,
рыбаки греются у огня.
Ветки удочек замерли, ветер идет стороной.
Верно, сом затаился невдалеке.
Ничего, только воздух почти ночной,
и мертвый старик на лодке проплывает вниз по реке. 

Юрий Соловьев.

Однажды приобретя вкус к вольным путешествиям, человеку уже сложно усидеть дома. Известен один француз, который проведя в дороге 18 лет вернулся домой, но, не вытерпев  пресной, лишенной опасностей и непредсказуемости жизни,  уже через пол года снова пустился в долгий путь. Тем и опасны вольные путешествия, что человек в них утрачивает способность жить устоявшимся в обществе укладом, становится беспомощен и инертен в до того привычной для него среде. Пусть мои слова звучат как предостережение. Во всем нужно знать меру, уметь вовремя остановиться, ведь автостопные путешествия – это не что иное как способ познания, как уже поняли сами наши герои. Но и познание не может длиться вечно. Когда-то опыт полученный таким способом нужно начать осмыслять и применять для того, чтобы сделать мир прекраснее.
Но не наступил еще такой момент для майсов. Они исследовали, пусть и не так скурпулёзно как хотелось бы,  только западную сторону. Что же ждет их на востоке, на юго-востоке, на севере от города Новое Море?
За окном был как раз самый разгар лета. В один из дней Чарли и Чухлинка оставили на кухонном столе записку, в которой говорилось, что  они поехали в Москву. Как всегда это была уловка, чтобы не заставлять родителей беспокоиться. На самом же деле, Чарли разглядел на карте России место с очень красивым названием – Залив Терпения, на восточном берегу острова Сахалин, что в Тихом океане.   Почему бы не добраться автостопом до океанов во всех четырех направлениях света?” – подумал он..
Конечно, по пути майсы не могли не проведать родителей Чарли. Им же они сказали, что поехали в сторону Казани. И вроде бы, после всех приключений, им не стоило уже ничего бояться, но нет. Ночь перед отправлением была тревожной, ребята всё ворочались на постели и никак не могли заснуть переживая, что ждет их в пути на этот раз, продумывая как они будут справляться с трудностями, которые рисовало им воспалённое, встревоженное воображение. Под утро все страхи Чарли сложились воедино и предстали перед ним во сне в образе шипящего змея.  Так все древние народы представляли себе духов-покровителей других, враждебных им племен и стран. Не на их ли территорию устремились своими мечтами  юные странники?  Психологи просто объясняют подобные кульбиты сознания. Все наши далёкие предки, жившие за тысячелетия до нашего появления, живут в нас, в нашей крови, и голоса их прорываются время от времени во снах или даже в мыслях неожиданно пришедших нам на ум в трудной ситуации. Весь их опыт может быть использован нами, если найти к нему ключ.
Проснулся, однако, Кузнечный с тяжелым чувством. Не является ли этот сон предостережением? Не ждут ли их на востоке смертельные опасности? И чуть было не поддался он искушению страха, чувства, с помощью которого легче всего подавить  человека и таинственным силам и вполне земным. Ни что так не подчиняет себе  как страх, причём чаще всего мы  сами хотим бояться.  Ведь мы отдаём свои же деньги, чтобы попасть на сеанс фильма ужасов, ведь жизнь скучна, и нам хочется пощекотать себе нервы различными химерами.  И неужели те, кто мечтает поработить людские души не воспользуются ситуацией, когда мы сами идём в их руки? Тут и страх эпидемий, и преступников и экономических кризисов. В какую только кабалу не идёт человек только бы не наступило это СТРАШНОЕ, но существующее только на экране телевизора и в его воображении. Вот и у Чарли в голове засела мысль: “Зачем ехать так далеко?  Ведь и в Подмосковье столько прекрасных мест и каждое их них может быть вовсе не хуже любого из тех, что находятся на Дальнем Востоке? Так зачем же туда ехать?”. Но по здравому размышлению он решил,  что если человек будет верить плохим снам, то ничего хорошего из этого не выйдет. Вдруг тот, кто их сочиняет, Человек ли это на Луне, или же сам Дьявол решит таким образом управлять людьми? Если же верить одним только хорошим снам – то из этого точно не получится ничего дурного, ведь при самом неудачном стечении обстоятельств,  они  могут просто не сбыться. Вера же в хорошее  никому еще не помешала достичь желаемого.  Чарли поделился этими размышлениями с Чухлинкой и они вместе решили  - хорошим снам верить, а плохим нет.   
Ехать к побережью океана, так как он находится на востоке, а район Москвы, где жил Кузнечный находится на западе, нужно сначала на метро.  Майсам очень понравилось, что часть  столь дальнего пути к самому Тихому океану нужно проделать с помощью подземки. Вот они проехали пятнадцать станций без каких либо неожиданностей, и часть дороги, пусть и самая малая, уже позади. Вот ребята выбрались на поверхность возле метро Щёлковская, там где сотни автобусов роятся на автовокзале, чтобы забрать пассажиров: продавщиц, строителей, сантехников, асфальтоукладчиков,  наркодиллеров и людей других специальностей и повести их на Восток страны по прямому и широкому Щелковскому шоссе.   Восток страны по отношению к Москве  - это практически вся Россия, поэтому трасса эта как игла шприца впрыскивает в круглую москву живительную рабочую силу с огромного пространства. Майсы шлёпали вдоль дороги мимо серых блочных домов  - московских гор, пересекая улицы с говорящими названиями: Хабаровская, Курильская, Благовещенская.. В столице все улицы по краям города  называются в честь тех мест, куда можно приехать, если продолжать двигаться от центра в том же направлении.  И так и доехали бы майсы до Благовещенска и Хабаровска, двигаясь всё время прямо и никуда не сворачивая, если бы у них не было правила – порой повиноваться случаю и ехать не туда, куда они запланировали, а туда, куда едет водитель. 
Куда вы едете? - спросил человек сидевший за рулем первого автомобиля, остановившегося рядом с путешественниками.
Вообще – на Сахалин, а там уж – как получится.
О-о, это вы серьёзно размахнулись. А я вот ошибся поворотом. Я еду в Калязин, но могу вас довезти до того места, где мне нужно будет свернуть.
 А Калязин это где?
 Это на Севере..
 А можно мы с вами проедемся?
 А как же Сахалин?
 Ничего, сделаем небольшой крюк, а то мне кажется, что шоссе на Дальний Восток обещает быть слишком прямым и скучным, - сказал Чарли и, не дожидаясь положительного ответа, закинул рюкзак на заднее сидение.
 Это правда. Если ехать всё время прямо и никуда не сворачивать, то ничего интересного в том направлении нет.. - усмехнулся шофер и нажал газ.
Так и поехали Чарли и Чухлинка на Восток через Север.  Дорога на Калязин была узкой.  Деревья нависали над ней, а ветки скреблись о боковые стекла. Она была скорее похожа на тенистую аллею в парке или даже на заставленный книжными шкафами коридор квартиры, соединяющий одну комнату с другой. Только вместо шкафов забитых фолиантами, здесь были деревья, создававшие такую уютную тесноту.
- А что там в Калязине?  - поинтересовались майсы.
- Начало Русской Атлантиды. Про Русскую Атлантиду слыхали?
- Нет..
- То-то же. Вот вы, небось, далеко-далеко уже путешествовали, а о том, что у вас под боком находится, даже и не слыхивали. Все вы такие, пу-те-ше-стве-нни-ки, - язвительно выговорил последнее слово рулевой. Но майсы не обиделись и стали расспрашивать, что за Атлантида такая, в ста километрах от Москвы?
- А вот, когда в 30-е годы строили каскад волжских ГЭС, два города – Мологу и Ставрополь-на-Волге полностью затопили, 96 других подтопили частично, а деревень исчезло –не счесть, в одной только Ярославской области – семьсот селений..  а по всей Волге – две с половиной тысячи. Вот и торчат теперь по берегам из  воды высокие колокольни храмов, и только по ним узнаете, что был здесь когда-то город, или село или может быть монастырь. Всё под водой теперь, туда старая Россия ушла, слыхали? От монголов только один Китеж-град  на дно озера скрылся, а от большевиков  семьдесят!  Но не расстраивайтесь. Это по Божьему промыслу было сделано. Старая Россия-то на самом деле так от времени сохраняется,  но путь в неё можно найти, как известно. В тихую погоду можно услышать колокольный звон из под земли, а если чисты сердцем..
- То сможем найти в затопленные города путь.. – вспомнил легенду о Китеж-граде Чарли.
- Верно. Чему-то всё-таки вас в школе учат..
Тут майсы вспомнили про затопленный Киммерион, и тут стало им так интересно.. и так близко, оказывается, чудеса, что и не нужно, как выясняется, никуда ехать. Но про Киммерион они решили не рассказывать водителю, опасаясь что он их высмеет.  Воцарилось долгое  молчание. Майсы думали об услышанном, водитель о чём-то своем. Нарушилось оно только на подъездах к городу.
- А вообще, вы хорошие ребята,  - сказал рулевой на прощанье. – Может вам и повезет и вы отыщете путь в Китеж-град..

Дороги Калязина, две трети которого было затоплено, концами уходили в воды разлившегося здесь благодаря плотине русла Волги, из которого торчало высокое здание колокольни - редкое зрелище, которым долго завороженно любовались Майсы. Здесь вспомнил Чарли историю детского крестового похода, когда дети пришедшие со всей Европы к берегам Средиземного моря ждали, когда воды перед ними расступятся, и они посуху перейдут в Палестину, чтобы там отвоевать Гроб Господень. И если это было невозможно там, то  может быть здесь это случится? В конце концов, он с Чухлинкой не собирается никого завоёвывать, а хочет  просто посмотреть..  Но то была затаённая мысль, которой он постеснялся делиться со своей спутницей..  В любом случае, желание Чарли не было исполнено, и довольствоваться пришлось той частью города, что не была поглощена пучиной.  А напоминала она скорее мертвеца лежащего и разлагающегося на земле. Дороги Калязина не были асфальтированы и представляли из себя грязное месиво. Дома были частью покинуты,  а частью порушены. Редкие люди блуждали здесь по улицам, как казалось, без цели, словно тени, прижимаясь к краям дороги, дабы обойти огромные лужи. Но майсы во всём этом, конечно, находили свою, русскую красоту. И в других городах Атлантиды – в Кашине, Угличе, Мышкине, Рыбинске, Романове, подробное повествование о которых потребовало бы целой книги, они видели то же самое – заросшую мхом кровлю домов, псов греющихся в залах ожидания полустанков, пустыри, поглощающие ярмарки, остатки костров,  пустые глазницы распотрошенных каменных купеческих домов, деревянные потемневшие от времени водонапорные башни, седой и высохший камыш ложащийся на помосты возле берега рек, грязь, оставленную цыганскими таборами. Во всём этом была прелесть нетронутости современностью, но, с другой стороны, и жизни в этих местах было не много, ведь однажды, по воле человека, пришла сюда вода, и разрушила не только строения, но и связи, привычки людей, формировавшиеся столетиями. Вот и уподобились местные жители деревьям, у которых  подрубили  корни..
Много времени провели майсы блуждая среди одиноких руин древних храмов когда-то богатой и процветавшей земли. Когда они хотели переночевать где-то,  они просто спрашивали детей – знают ли они поблизости открытую крышу. Дети одиннадцати - четырнадцати лет всегда знают все открытые чердаки и с радостью передают эти знания другим, не боясь что незнакомцы  распорядятся этой информацией им во вред. Поэтому и ты, читатель, всегда пользуйся этим способом. Дети всегда покажут тебе  открытые крыши.
Входа в укрывшуюся от времени старую Россию Чарли и Чухлинка, однако, так и не нашли. Не расступились перед ними воды, не обнажилась на обвалившемся берегу пещера, не показался среди зарослей камыша покрытый тиной грот. То ли души их загрязнились от повышенного самомнения, развившегося после пройденных дорог, то ли ожидания их были слишком прозаичны, а мысли прямолинейны.. 
Через город  Романов, который расположился по краям изрезанного глубокими оврагами берега Волги,  доехали юные странники до Ярославля. Так получилось, что оказались они в городе уже ночью, и, хотя на календаре был разгар лета, в Ярославле, к удивлению майсов, была зима.. При чём, не какая-нибудь, а самая лучшая и настоящая. Снег, подсвеченный немногими фонарями, падал на землю крупными мягкими хлопьями. Улицы были пустынны. Следы автомобильных шин не нарушали девственной чистоты снежной пелены, которой зима укрыла город.  Майсы не пытались найти ночлег. Было слишком холодно, чтобы спать на крыше или на чердаке, но, в то же время, красота, которую видели ребята, незаметно согревала их. Они пошли в центр города по главной улице ведущей от вокзала, возле которого их высадили. Вскоре квадратные советские блоки сменились каменными домами покрытыми причудливыми узорами, бревенчатыми русскими теремами, усадьбами с белыми деревянными колоннами и прочими чудесами, которые можно найти во многих старинных городах России, в особенности, к северо-востоку от Москвы.  Все это было покрыто сияющим белизной, дружелюбным, манящим снежным покровом.  Ни одной души не было в центре города .. кроме .. большого пушистого кота с огромными зелёными глазами. Он нерешительно ступал своими лапками по только что выпавшему снегу, перебегая от одного выступающего козырька крыльца к другому, видимо, надеясь поменьше вымокнуть.  У майсов возникло ощущение, что кот это ни кто иной, как маленький принц в зверином обличье, которых хочет показать гостям все чудеса своих владений.  И действительно, следуя за ним по пятам, то спускаясь по покатым улицам к заснеженной зимней Волге, то вновь поднимаясь, Чарли и Чухлинка увидели десятки запрятанных за кустами резных крылечек, сеней и палисадов, потайных окошек украшенных узорчатыми наличниками. Всё лучшее в Ярославле показал им чудесный кот.  Думая позже об этом, майсы решили, что это и была Атлантида,  настоящая Русь, которая обычно скрыта от взгляда человека, но не темнотой воды, а шумом широких проспектов, светом неоновых вывесок, призывно звучащей из магазинов рекламой. Всё это было сведено на нет снегом, ночью и тишиной.
Но теряли силу первые, самые яркие впечатления, ослабевало внимание к красоте, она больше не согревала  юных странников своим теплом. К пяти утра они стали подмерзать и побрели к вокзалу, надеясь найти там приют на остаток ночи. Кроме того, майсы вдруг почувствовали страшный голод и, оказавшись на месте, стали уплетать единственное, что продавалось на станции в это время суток – сосиски в булке, запивая их дешевым лимонадом.  При обычных обстоятельствах, они и не посмотрели бы на такую пищу, ведь, как вы уже знаете, Чарли и Чухлинка были слегка вегетарианцами. Но тогда она доставила им истинное наслаждение,  а  позже, стала частью тёплых воспоминаний о ночи, проведенной в зале ожидания одного из городов русской глубинки. Чухлинке, которая спала боком, свернувшись на двух пластиковых сидениях,  приснилось, что у неё есть фонарик, настолько мощный, что его света достаточно, чтобы осветить ту половину земного шара, где в этот момент царствует ночь.

5. Нехорошая квартира.

На большом, похожем на космический корабль грузовике, майсы доехали от Ярославля до Костромы. Вид этого города и люди, которых они там встретили, заставили юных путешественников задержаться в этом чудесном месте на целых три дня.  В Костроме всё именно так, как и должно быть в России. Лишь одна, главная, улица города имеет асфальтовое покрытие, на остальных же когда-то оно возможно и было, но следы этих времен, подобно родимым пятнам на коже, крайне редки. Когда-то Кострома была богатым, купеческим городом, оплотом царя, и потому в ней сохранилось множество удивительных красивых зданий с резьбой, наподобие той, что украшает деревянные  храмы в Индии. Здесь понимаешь, почему Наполеон, оказавшийся в Москве до Великого Пожара, счел её больше похожей на Калькутту, нежели на одну из Европейских столиц. На окраине же Костромы, в бывшем Ленинском, а ныне Фабричном районе, стоят выстроенные из красного кирпича, почерневшие от сырости, огромные, очертаниями напоминающие вставшие на мель корабли-крепости галионы, текстильные заводы 19 века. А среди всего этого, как и положено, бродят бездомные собаки, дети с деревянными дубинами и фингалами под глазом, панки с раскрашенными в ядовитые цвета ирокезами и вываливающиеся из рюмочных пьяницы в потертых черных кожаных куртках  и пахнущих мочой штанах. Впрочем, запах этот для сердца того, кто родился и вырос в русской провинции, милее чем аромат французских духов. Вид рюмочных также показался майсам крайне притягательным: пыльные окна, стены с облупившейся краской, тяжелые дубовые столы, мигающий свет неисправных лампочек, толпящиеся и горланящие люди.. Полные любопытства Чарли и Чухлинка зашли в одно такое заведение, расположенное как раз на проспекте Текстильщиков, в заводском районе, ведь никакая публика не выпивает так колоритно, как фабрично-заводские рабочие, особенно если оборудование завода уже лет десять как сдано на металлолом.  Зашли, ребята, конечно выпить не водки или вина, а томатного соку и чего-нибудь съесть из того, что им предложат. В дешевизне и демократичности этого места они, принимая во внимание его внешний вид, нисколько не сомневались. А предложили им порцию макарон, которая была подана в дырявой керамической тарелке, что вызвало неподдельный восторг у Чарли.
- Это фантастика, то как они следят за стилем! Это самое стильное заведение, в котором я когда-либо бывал!  - воскликнул он.
- Не понимаю, что хорошего вы в этом находите? – нарушил тет-а-тет майсов обернувшийся к ним человек с длинными чёрными волосами, одетый в дырявую потёртую джинсовку  и тяжёлые, грязные, чёрные кожаные ботинки. – Это же просто дырявая тарелка, только и всего!
- Нет, вы ничего не понимаете, - завёлся с пол оборота Кузнечный. – Это же очень КОНЦЕПТУАЛЬНО! Россия, немощёные улицы, советская рюмочная..
- Допустим, - ответил незнакомец, - хотя я и не понимаю, что означат слово “концептуально”, но всё-таки, что же в этом ХОРОШЕГО?
- А то, что у всякой земли  есть своя прелесть..  Прелесть России в её неустроенности. Этим она неповторима и уникальна. Только этим сюда можно заманить, например, туристов. Сказать им, что они будут есть из дырявых тарелок!
- Хм, простите мне мою серость, но в туризме я тоже ничего не смыслю. Меня зовут Женя Тарасевич, - дружелюбно сказал случайный собеседник и, размазав по щеке пиво, скопившееся на кончиках его чёрных усов, протянул майсам руку в знак приветствия. – Вам, наверное, нужно где-то остановиться, ведь я вижу, что вы путешественники, а по прогнозу сегодня – зима..
- Как, опять зима?
- В наших местах капризная погода, почтеннейшие.. Но, слава Господу и учёным, гидромедцентр всё своевременно прогнозирует.. Так что не советую вам рассчитывать схорониться этой ночью в палатке.. 
- Ого.. озадаченно сказали ребята. – Да.. пожалуй ночлег нам не помешает, раз дело обстоит так..
- Пойдемте, - твёрдо сказал Женя, и, одним залпом опорожнив полкружки портера, жестом увлёк скитальцев за собой.
Тарасевич не умел ходить медленно и маленькими шагами. Шагал он  занося выпрямленную в колене ногу на уровень пояса, будто маршируя по плацу. При этом он чередовал нижние конечности  в достаточно бодром темпе, так что майсы с трудом за ним поспевали. Сигналы светофоров для него тоже как будто не существовали, и машины, вынужденные притормаживать перед переходящей улицу на красный свет странной компанией, истерично сигналили. Впрочем, эмоции водителей Женю волновали еще меньше. “Мои друзья всегда идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков”, - такие слова из песни вспомнились по этому случаю Чарли Кузнечному. “Почтальонская привычка” – так объяснил свой стиль перемещения по городу сам Тарасевич. Еще, по его словам, в жизни ему довелось поработать заправщиком на бензостанции. Впрочем, как он выразился, привлекли его туда не деньги, но возможность вволю дышать парами бензина, которые, опять же цитата “совершенно необходимы его поэтичной натуре”.  Жил он в очень мрачном потрёпанном доме на улице Симановского, на которой располагаются сразу два шедевра мировой архитектуры – Богоявленский монастырь и музыкальная школа №1.  Потрёпанность его дома, однако, не шла ни в какое сравнение с потрёпанностью его личных апартаментов. В деревянной входной двери в его квартиру, в обрамлении отслоившейся дермантиновой обшивки, красовалась дыра, в которую без помех могла пролезть человеческая голова. В самих же Жениных покоях можно было наблюдать такие неполадки: срезанные за  неуплату по счетам батареи (грелся Тарасевич, включая газовую плиту, которую коммунальщики, почему-то, не тронули), разбитое окно на кухне, покрытый ровным слоем мусора пол во всех комнатах. Ко всему прочему, вся мебель и обои были изрисованы фломастером, а на каждых десяти квадратных сантиметрах на всех без исключения поверхностях сидело и шевелило усами по три-четыре рыжих таракана-пруссака, завезенных в Россию коварным Наполеоном. 
- Кстати, - неожиданно встрепенулся хозяин всего этого безумия, - я уже сказал вам, что по происхождению я дворянин? Нет? Так вот послушайте. С одной стоны мои предки были из польской шляхты, с другой - из алтайских шаманов, с третьей - из памирских евреев, а  с четвёртой – из вологодских крестьян.
- Я бы поставил последних на первое место.. – робко заметил Кузнечный и попытался перевести разговор на другую тему, так как оба майса придавали мало значению родословным.
- Вот и зря вы не принимаете в расчет происхождение.. - перебил Чарли Женя.  – Именно благодаря тому, что во мне есть от моих шаманских корней, я могу делать птиц из тонкой материи..
- Из тонкой материи? – не понял Кузнечный.
- Ого, а можешь показать? – не дождавшись объяснений попросила колдуна Чухлинка.
- Легко..
Тарасевич не произносил никаких заклинаний, а просто стал сосредоточенно думать, представлять себе что-то. Это было видно по выражению его лица, мимике, движениям глаз. Потом он стал собирать в воздухе кусочки невидимой ткани бытия, а потом лепить из неё пернатое создание. Когда он сказал “готово”, майсы услышали звук хлопающих крыльев. Тарасевич подбросил невидимую птицу и, с теми же звуками, она вылетела через разбитое окно.
Может Чарли и Чухлинке показалось? Может это только звук? Но нет, они подходят к окну и видят капельку крови на кромке стекла, за которое птица зацепилась крылом..
- А можно её потрогать? Сделаешь еще одну? – не унималась девочка.
Тарасевич молча приступил к делу.  Вскоре майсы уже держали в своих ладонях тёплую, невидимую, вырывающуюся из их рук птицу.
- Ну хватит, выпускайте её, - сказал Женя. Ребята повиновались, ослабили хватку и небесная тварь выпорхнула на волю.
- А можешь научить нас?
- Могу. Никаких заклинаний не нужно. Нужно просто представить  себе, какая она  на ощупь, во всех известных вам деталях, как она царапает вас когтями, щиплет клювом, как пытается расправить крылья, находясь в тисках ваших рук.  А потом представьте, как из ваших ладоней выходит сила, и вы отдаёте её ей. Но перед этим нужно собрать материю. Она как пух летает в воздухе, нужно только представить, что вы её ловите.
Когда майсы всё поняли, они поняли также, что во всех нужных деталях представляет себе птицу только Чарли, у которого когда-то была своя ворона, но зато оба они и не один раз держали в руках ежей. Они прекрасно помнили, каковы на ощупь его маленькие лапки, как остры его иголки и вообразили себе ежа, а когда слепили его, то выпустили Тарасевичу в квартиру. После того, как Женя пару раз сел на бедное животное, он страшно ругаясь,  вынес его на улицу и положил на  детскую площадку, зная, что сделанные из тонкой материи звери, совсем не так уязвимы, как их видимые собратья, и уж кому-кому, а самому игольчатому вряд ли угрожает опасность быть раздавленным. 
Нельзя сказать, что образ жизни Тарасевича был очень духовным. Нет, большую часть дня он сидел перед маленьким телевизором и поедал поджаренные в тостере хлебцы. Никаких других бытовых приборов в его квартире не было, да и тостер представлял из себя два оголённых провода прикрученных к металлическому каркасу, словом, пользоваться им без риска для жизни мог только сам хозяин. Однако, перед сном Женя читал, по его признанию, уже в десятый раз Гамлета и в десятый же раз без надежды узнать, чем же заканчивается эта история, ведь в книге, которая лежала у Тарасевича дома, отсутствовало несколько последних страниц. Оканчивалось “издание”, обладателем которого был наш незадачливый  любитель классической английской литературы, словами “наденье шляпу”.  К сожалению для него, ни Чарли, ни Чухлинка не смогли просветить своего нового друга относительно того, чем же заканчивается поэма Шекспира, ведь сами они и вовсе никогда к ней не прикасались.
Когда Тарасевич уснул с книгой в руках, он захрапел как первый советский трактор “Запорожец”.  Никакой возможности унять порыкивание в его переносице не было. Майсы и затыкали ему нос, и поворачивали на другой бок, но всё было тщетно, Тарасевич даже и усом не вёл. Как рассказал он наутро, единственный способ унять его храп, это ласково сказать ему на ушко: “Тарасевич, миленький, прекрати храпеть пожалуйста”, но предупредить об этом гостей он, на этот раз, к несчастью, забыл.  Однако, ритмичные переливы тарахтящего дыхательного мотора хозяина были не единственным препятствием к здоровому и глубокому сну ребят. Еще заснуть им мешал страх того, что ночью им в рот, в ухо или в нос заползёт один из тараканов. Однако, вскоре, усталость взяла своё и Чарли и Чухлинка тоже присоединились к симфонии звуков, добавив к ней свое легкое посапывание.
На следующий день майсы гуляли по Костроме уже не одни, а с провожатым, который показывал им самые интересные дворы, тупиковые ветви железных дорог и рюмочные, в которых они еще не успели побывать и выпить томатного сока. “Вот здесь, в царские времена была подпольная типография”, - рассказывала табличка на одном из домов, и сразу ребятам представилась таинственная жизнь революционеров под полом.  Революционеры не признавали царя, но раз так много времени проводили в подвалах, то наверняка были засланцами мышиного короля, которому стало тесно и скучно в своих владениях и который решил пошатнуть могущество правителя надземного. Революционные же идеи были лишь прикрытием этих захватнических планов – вот что рисовала фантазия ребят. 
Чарли всё фотографировал, каждый дом, а Тарасевич всё время случайно оказывался в кадре.   
- Ты не мог бы выйти из кадра? - боясь обидеть нового друга, по возможности вежливым тоном говорил Кузнечный.
 - Дался мне твой кадр, - отвечал Тарасевич, и вальяжно, медленно выходил из него, давая понять, что ему не очень-то нравится, когда его беспокоят по таким пустякам.
С самого обеда, как и прогнозировалось, снег шёл большими хлопьями и, уже к середине дня, в городе нападали огромные сугробы.  Пик ненастья застал их на пустошах, где заброшенные заводы сиротливо стоят на почтительном расстоянии от берега речки Костромы, впадающей здесь в Волгу. Тут они придумали новый вид спорта – бег по сугробам.
- Это так жизнеутверждающе и весело! – кричала Чухля, будучи в полном восторге от этого занятия. – Ты проваливаешься, застреваешь в снегу, он набивается в ботинки и там тает, но всё равно надо бежать, чтобы победить.
Вперед, разумеется, вырвался Чарли, благодаря своим длинным ногам, но на финальный расклад повлияло неожиданное происшествие: убежав далеко вперед он врезался в собаку, которая неслась перпендикулярно ему в сторону реки.  Пока Кузнечный пытался понять, что произошло, и снимал с губ прилипшую к ним собачью шерсть, Чухлинка уже обскакала его и, ликуя, пересекла воображаемую финишную черту. 
Тарасевича же майсам так и не удалось заставить бегать наперегонки и поэтому они, чтобы хоть как-то приобщить его к празднику зимы, спорта и веселья, просто приподняли его, воткнули головой в сугроб, а сверху закидали снегом. К их огромному удивлению, раскопав своего нового друга, они обнаружили, что он вовсе не нашел эту “шутку” смешной.
- А нам кажется, что это была  ОЧЕНЬ смешная шутка! – рисуясь сказала Чухля.
Майсы так разошлись, что решили, будто все будут счастливы оказаться осыпанными этими подарками зимы, особенно те, кто вынуждены проводить столь чудесный день в помещении. Они сгребли в охапку много снежной массы и с криком “Это снежное нападение! ” ворвались в магазин и осыпали ею стоящих за прилавками тучных, серьезных барышень с бездонными как колодцы голубыми глазами, и, не дожидаясь того, когда они выразят им свои восторги, исчезли в дверях
Откуда было знать Чарли и Чухлинке, что жителям этого потерянного во времени города, где Зима может наступить среди лета, но почему-то никогда не наступает лето среди зимы, совсем не мил снег, и что находятся они в вечной тоске по Югу и солнцу..
Вечером компания нашла расчищенную от снега площадку для игры в хоккей, но за неимением клюшек, они придумали новую игру – Костромской футбол. В футбол этот нужно играть на льду, но не на коньках или в шипованых бутсах, а непременно в обуви с “лысой” подошвой. Именно эта тонкость делает это  вид спорта незаменимым для желающих сбросить лишний вес, ведь чтобы бегать по льду в скользкой обуви и при этом не упустить снаряд, нужно очень много энергии. Вместо мяча же, которого у ребят не было, они придумали использовать камень. Так, костромской футбол стал не только весёлым, но и травмоопасным, а потому веселым вдвойне. Майсы набили себе первоклассных синяков и ссадин на голенях и были ужасно довольны тем, что получить их, оказывается, можно не только летом. Тарасевич же, как вы сами понимаете, предпочёл исполнить в этой игре роль зрителя, так что в партнёры по команде Чарли и Чухля зазвали себе пойманных в округе и приведенных на площадку за капюшоны детей.

6. Лесной Дядя.

В густом лесу лохматый зверь живет.
Шуршит под лапой лист сухой и хрупкий...
О чем молчит зеленоглазый кот
И старый леший, закуривший трубку?

Они садятся где-нибудь у пня,
В овраге темном, на замшелых склонах,
И зажигают молча три огня:
Один рубиновый и два зеленых.

Лохматый зверь бредет в густой тени.
Три короля, три старика в коронах
Бредут сквозь лес на дальние огни —
Один рубиновый и два зеленых.

И королям, и гномам невдомек —
Куда ведет, откуда вышло пламя —
Корявой трубки красный огонек
И черный кот с зажженными глазами...
Зинаида Миркина
- А почему бы ему не бывать? – удивлялся водитель, когда в грузовике, подвозившем майсов и рассекавшем дремучие, холмистые Вятские леса, речь зашла о Лешем.
- Так ведь, зачем он нужен, этот дух леса, если уже есть духи самих деревьев? – Рассуждал Чарли. У них там что, в лесу, есть какие-то начальники?
- Не начальники, а переговорщики и посланники в мир людей. Деревья-то сами мало что могут, а вот Леший, например, может тем людям, которые не хотят жить в мире с природой, ребенка на полено или на своего уродливого отпрыска подменить. Может похитить девушку и завести с ней детей.  А еще он – хранитель света в ночном дремучем лесу. Ведь всему живому нужно знать, что частичка света в самой утробе тьмы горит и никогда не погаснет. И глаза лешего, которые всегда светятся, это и есть та искорка, из которой рождается новый день и весна. Они же помогают заблудившемуся в лесу путнику, опять таки, если он жил с лесом в дружбе..  А вообще называли его в моем детстве не Лешим, а Лесным Дядей..
- Это еще почему?  - Удивилась Чухлинка.
А потому, что Леший – это его тайное имя. Конечно, оно было всем известно от мала до велика, но произносить его в обычной жизни не дозволялось, чтобы не разрушить магию, понимаете?
- Да.. мы знаем разницу между секретом и тайной, - заверили ребята.
- Молодцы. Так вот, а Лесным Дядей мы его звали как бы..  чтобы его задобрить.. Из уважения и доверия что ли.. Но такого, не полного..  Всё-таки того, кому бесконечно доверяешь, зовешь отцом. А Леший он, знаете ли, когда учит людей уму разуму  может, что называется, и палку перегнуть. Всё-таки духи природы..  Ну вот потому и дядя.  Но мы его, конечно, боялись. Все  знали,  что вот в этом бору живёт медведь, а там, у болот, Лесной Дядечка. И потому  ни туда ни туда не ходили, благо “по грибы” и “чистых” лесов хватало. Кто ж знает, вдруг мы перед ним в чём-то провинились..  Это коренные жители не разучились еще жить с духами природы в мире..
- Да?
Конечно, вот я такую историю слыхал. Один исследователь тундры рассказывал. Там, на крайнем севере, народ кочует от одной стоянки к другой. И вот он был свидетелем, как  вогулы с одного места на другое переезжали. Вещи собрали, на оленей погрузили, а себе на плечи толстую тяжеленную деревянную жердь положили. Он их спрашивает: “Вы что же, бревно это на себе попрёте? Разве там, куда вы идёте, нельзя срубить такое же?»
 Как нельзя, можно, - ответили они, - но зачем?
Вот так они и по сию пору живут, стараясь у природы ничего лишнего не взять,  даже если им ради этого пострадать приходится..  А вот что касается сомнений, существуют природные духи или нет, я вам вот что скажу. Вот есть, например,  картина. Есть у неё просто зритель, который смотрит на неё и пытается понять, что на ней нарисовано, прочувствовать её красоту, так сказать. А вот учёный. Пришел он и, конечно, скажет – то что вы там чувствуете, всё это субъективно и ненаучно, а чтобы всесторонне  изучить предмет, надо, разумеется, холст разрезать и тогда мы на деле сможем сказать, что это произведение искусства из себя представляет. Вот и ответьте мне, кто больше узнает – просто зритель, который поймёт всё, конечно, на свой лад, или тот, кто будет подобно хирургу  препарировать образ, который ему явился? Сдаётся мне, что всё же тот, кто не тронет картину и будет просто ею любоваться..  Он узнает о ней больше. Так и в старину  люди видели, например, осину, которая всегда дрожит, даже в совершенно безветренную погоду, и, конечно, думали, что в ней живёт злой дух..   Быть может, это и неправда и никакого злого духа нет и в помине, но ведь в мире, где есть духи, пусть и воображаемые, жить гораздо интереснее, чем, например, в мире, где есть интернет, ведь так?
- Так.. А почему же тогда Лесной дядюшка не помешал людям здесь обосноваться? Ведь, так или иначе, леса люди вырубали даже и в средние века? – задал Чарли каверзный, как ему показалось, вопрос.
- Нельзя сказать, чтобы леший был совсем против людского племени. Человек ведь создан богом как сотворец, как тот, кто должен внести свою лепту в облик нашего мира.. Русские космисты, знаете, что говорили?
- Что?
-Еще в 19-м веке они предсказывали, что, рано или поздно, учёные воскресят всех когда-либо живших на земле людей, и места, конечно же, всем не хватит, и тогда люди будут вынуждены отправиться в космос и наконец привести его в порядок, красоту в нём свою создать..
- Значит, выходит, и учёные не так плохи.
- Конечно, если они широко мыслят. Так вот, значит, чем же Лешему люди могут помешать? Только помочь они ему могут. Ведь ему тоже милее по тропинкам протоптанным человеком ходить, чем по бурелому.. И огонек в лесной избушке ему иной раз путь укажет. Да и избушка сама лес может только украсить, если вокруг неё нет бетонного забора..
- Ага, и если окна в ней не пластмассовые, - поддакнули майсы.
- Да. Знаете, Лесной дух даже и город главный помог людям в этой земле поставить. Легенда-то гласит, что как пришли люди сюда, выбрали пригорок  на берегу Вятки-реки потеплее да посуше, а невидимые силы помогли им, потому что обернулись эти первые переселенцы, и видят, что неизвестно кем срубленные брёвна по реке вниз плывут. Из них они первую крепость и соорудили, да не стали тратиться на стены, как обычно делают, а просто поставили избы тыльной стороной наружу большим кругом без прорех. Вот и вся крепость.  Сейчас, правда, лесовик сбежал от нас подальше, потому что и леса у нас вырубают и гадость всякую к нам на Вятку свозят отовсюду. Ушел он еще дальше со своим огоньком, вселяющим надежду. Но это, я так понимаю, больше произвол не людской, а государственный.. от него-то как раз люди в наши леса в своё время и бежали. Сначала просто ушкуйники, разбойники-авантюристы, а потом, когда государство на верующий народ наступать стало, когда в Соловецком монастыре перерезали всех, потому что люди там хотели на свой манер богу служить, а не так как царь велит, то, по легенде, опять же, чудом, несколько монахов перенеслись по воздуху на речку Керженец, южнее Вятки, и там стали жить. А как и там их отлавливать стали, так многие и на саму Вятку подались. Старообрядцами их зовут. Слыхали?
- Слыхали..
- Они, конечно, народом были непослушным. Здесь у нас и деньги фальшивые печатали и на Москву отправляли, и бомбы делали, которыми царские дворцы взрывали, но это уже потом, ближе к Октябрю. А в старину, когда за старообрядцами приходили, чтобы их образумить, то есть, в земляную тюрьму посадить, то они массовые гари, самосожжения устраивали, и у нас здесь, и на Керженце, чтобы только в руки слугам антихриста – царя  не даться..  Да чего уж говорить, так не любили те, кто сюда подавался по разным причинам всё новгородское да московское, что даже свои слова бранные придумали. Не было на Вятке матершины, а  были слова  такие:  варнаки, никошной, идол лешачий..
С такой вот историей о здешнем крае, и вятской земле въехали майсы в столицу области, ныне зовущуюся Кировом. Не был он так красочен, как можно было бы его себе представить. Не было здесь  деревянных улиц, не ходили по нему бородатые старообрядцы. В магазинах повсюду свободно продавали здесь чай и табак, продукты, к которым представители этой религии даже прикасаться боялись. 
Но вот что-что, а чудаки на этой земле не перевелись. Засмотревшись на витрину сувенирного магазина, где были выставлены сувениры с логотипом “Из Кирова с любовью”, майсы услышали позади себя голос:
- Никакой  любви на свете нет. Я в это не верю. Любовь придумали французские трубадуры в средние века, это уже давно доказано историками.
- А можно по подробнее? - отозвался на приглашение к разговору Чарли.
- Ну вот раньше к женщине относились как к полезной вещи. Ирландская народная поговорка гласила, что жизнь удалась, если рядом с тобой красивая жена, добрый конь да верный пес.  А вот трубадуры – это бродячие артисты. Им нужно было зарабатывать на жизнь своими песнями. И они заметили, что самые лучшие песни получаются, если тебе сопутствует неразделённая любовь. Вот и приучили они себя влюбляться, да не в кого-нибудь, а в знатных, недоступных женщин, и петь под их окнами серенады с одной лишь надеждой – на поцелуй. А получали они его или нет – это было уже не важно, ведь получали они главное – хорошую песню, за исполнение которой им подавали монеты на площадях...
- А как же фраза “любовь – это светлое советское чувство?” – запротестовал Чарли. - Разве у нас не изобрели другую, настоящую любовь, свободную от денежных отношений?
- Ах, вы говорите о советских временах.. Может быть.. Но они уже давно в прошлом, поэтому любви, конечно, нет. – твёрдо подытожил общие размышления незнакомец.  Человек этот стоял на асфальте босиком, на голове у него была небольшая соломенная шляпа, а под глазом красовался сочный фиолетовый фингал. Он представился главным здешним поэтом и назвал своё имя – Ростислав Панченко. Чтобы его собеседники могли удостовериться в том, что он ничего не выдумывает, он сказал: «Постойте», залез на столб и, держась одной рукой за него, а другой — отчаянно жестикулируя, прочёл несколько своих работ так громко, чтобы было слышно всем прохожим и жителям близлежащих домов. Затем он спустился с возвышения и сказал:
Я очень богат, у меня миллионы глупостей, процентная ставка велика и я живу на проценты. Задумываться о чём-то большем, увы, нет времени, но вам я покажу интересные вещи в этом городе.
Среди прочего, на одной из улиц, Ростислав указал на дома с каменными львами на фасадах.
- Вы думаете это обычные львы? Нет. Это Британские львы! Откуда они в Кирове? А на фасадах их изображали те, кто торговал с англичанами древесиной. Видимо, в знак почтения тем, благодаря кому они разбогатели..  А вы знаете, что я уникальный человек, я единственный в мире человек, у кого волосы меняют оттенок в зависимости от настроения.. Вот когда у меня оно хорошее, они отдают рыжиной, а когда плохое – синевой.
Впрочем, майсы подумали, что настроение у этого человека редко бывает плохим.  Оставшуюся часть дня говорил он уже не о себе, как мог бы подумать скорополительный в своих выводах читатель. Нет. Не было в этом человеке ни капли самодовольства. И даже о том, что стихи его печатались в известной московской газете, он умолчал.  И, конечно, он любезно предложил ребятам переночевать у него дома. Вечер застал компанию в далёком пригороде Кирова, и потому, Ростислав предложил доехать до его “владений” на транспорте. Майсы помялись: “Может всё-таки пешком?”. “Спокойно ребята, всё под контролем. Меня здесь все знают. Билеты покупать не придётся”, - ответил Панч, как называли его друзья, и заскочил на подножку троллейбуса, увлекая за собой ребят.
- Ваши билеты. – сказал кондуктор железным голосом, очевидно предвидя, что подобные персонажи попытаются увильнуть от исполнения своего гражданского долга.
- Вы меня не знаете?! Так вы меня не знаете! Стыдно, дяденька!  С заслуженного человека и его гостей сшибать мелочь!
- Цыц! – прикрикнул проверяющий.  - Я здесь бог! А вы никто!
- Вот и ошибаетесь дяденька. Я тоже потомок богов, только не здешнего пантеона! Моя фамилия Пан-Чен-Ко! Не слышали про такого древнегреческого бога – Пана? Поизучайте, поизучайте на досуге свою родословную. Может статься, что и наши Лешаки да Кикиморы – тоже дальние родственники античных Фавнов и Гарпий!
- Вон из салона, или вам придётся пообщаться с полицией! – закричал строгий контролер.
- Ну, нечего делать,  нельзя же всё время на холме сидеть. Иногда, бог ты или поэт, нужно и вниз спуститься, с трактором помочь…  -  отшутился Слава и спрыгнул на асфальт на ближайшей остановке. 
На одной из немногих уцелевших деревянных улиц Кирова стоял полурасселённый дом, на входе в который висел флаг братской православной Эфиопии. Здесь и жил главный вятский поэт. Лестница вела на второй этаж,  к тёмному коридору, в котором была запрятана дверь в его квартиру. Внутри она оказалась почти не обставлена мебелью. На паркетном полу, вперемешку с сигаретными бычками и бутылками из под алкоголя, валялись сломанные детские игрушки и вырванные страницы из Евангелия.
- Вы можете расположиться здесь, - указал Ростислав  на угол, почти не заваленный вышеупомянутым.  – И вот еще что. Самое главное - ни при каких обстоятельствах, какие бы звуки снаружи вы не услышали, не открывайте входную дверь! Даже не приближайтесь к ней..
- Хорошо, - сказали ребята, решив, что это одна из мистификаций, какими обычно щеголяют творческие люди. – Спокойной ночи.
Ростислав кивнул, но привычное “заклинание” из его уст всё же не прозвучало. Поэт отправился на кухню и включил свет. Кажется спать он не собирался вовсе.
Через час после того, как майсы забылись во сне, в дверь постучали. Никакой реакции со стороны хозяина квартиры не последовало. Затем в дверь стали ломиться. Стучали кулаком, ногами, пытались выломать дверь, с разбега врезаясь в неё. Затем начались крики. Сначала обычные: “Открывай”, но потом целая симфония страшных звуков обрушилась на затаившихся в квартире. Это были и завывания, и повизгивания, и демонический хохот, и лай, похожий на собачий.
- Свиная голова! Кабанья голова! – различались и человеческие слова в этом сонме созвучий, издаваемых, как подумалось ребятам, целым легионом злых духов.
Через какое то время крики и лай уступили место стонам и жалобному женскому плачу. Появились и детские голоса, умолявшие открыть. Под дверью скреблись. В довершение всего послышалось нежное девичье мурлыканье, звучавшие так же соблазнительно, как пение мифологических обитательниц острова Сирен, и обещавшие поэту скрасить его одинокое ночное бдение.  Но он был непреклонен. Ничего не происходило. Свет на кухне не выключался, и Ростислав из неё не показывался. Затихло все только к рассвету, и только лишь тогда  Чарли и Чухлинка смогли наконец сомкнуть глаза.      
- Когда-то здесь жил человек, который торговал наркотиками, но больше не живёт. Это к нему приходили за дурманом, не ко мне, – объяснил наутро Слава всё происходившее ночью. Глаза у него были красные. На кухне были разложены бумаги. Всю ночь он что-то писал.
Через несколько лет майсы узнают что Ростислав Панченко, главный вятский поэт, разочаровавшись в жизни, устроит себе подобие трона и, обложив его своими и чужими книгами, подожжет себя, подобно тому, как это делали двести лет назад борцы за веру отцов - старообрядцы. Приехавшие вовремя пожарные потушат пламя, но Слава всё-таки умрет в больнице от ран, которые он  заблаговременно нанес себе ножом.

  7. Туда и обратно.
Вот и миновали майсы город “британских львов”, и направились в земли совсем северные, где уже нет лесов, а вместо них - болотистая летом и пустынно белая зимой тундра, в которой пасутся огромные стада оленей. Ехали они в земли, в которые, по средневековой легенде, Александ Македонский согнал все народы с пёсьими головами и запер их горами, чтобы они никогда не покинули  те пределы.
До последнего, малопримечательного  города Печоры, где заканчивается автомобильная дорога и начинается лесотундра, майсов подвозил местный житель. Он рассказывал им как безлюдеют эти места, как в здешних лесах теперь больше волков, чем людей в городах, про одну учительницу, которая работала в сельской школе и зимой шла по темноте домой. Как её окружили волки, и она, чтобы отпугнуть их, стала сжигать тетрадки, но тетрадок не хватило..   
Уже здесь дороги поражали своей прямотой, а за окном деревья становились всё меньше, появлялись пятна снега..
С Печор начинается  Крайний Север. Деревья здесь совсем маленькие, а населенных пунктов дальше, в сторону Карского моря, и вовсе почти нет. Майсы приехали в город уже ночью, преодолев, считая от Кирова, без малого тысячу километров. От холода у них не попадал зуб на зуб и, о том, чтобы ехать дальше, и речи быть не могло.  Они чувствовали, что заснут где угодно, в любом тёплом месте, хоть на вокзале.
Доковыляв до него, на дверях они увидели бумажку, призывавшую граждан сообщать милиции о тех, кто едет в грузовых поездах или пытается проехать без билета в пассажирском поезде.
- Ой, это про нас, приуныли было майсы, но вспомнили, что находятся не в Германии, и что желающих докладывать “куда следует” о подозрительных людях в России, к счастью, не так много. С этой спасительной мыслью майсы и задремали на жестких деревянных сидениях. У них уже не было сил думать о том,  стоило ли им вообще сюда приезжать и продолжать ли и далее путь на север, пытаясь обогнуть уральские горы.
Разбудил их страшноватого вида пьяный молодой человек, стрижка “под ноль” которого обнажала неровности его черепа.  Руки его были с исколоты  шприцом и украшены самодельными  татуировками, похожими на рисунки школьника на полях.  Одна из них изображала свастику.  Он гнусавым голосом, не требующим возражений, стал требовать денег так, будто является хозяином вокзала. По сути, он, возможно, им и являлся, ведь все остальные, дремавшие на лавочках, послушно протягивали ему мелкие купюры или пригоршни монет.  Люди эти, как казалось, вообще никуда не собирались ехать, но просто терпели какие-то жизненные несчастья, а чтобы быть несчастным, оказывается, тоже нужно платить.  Ребята, вероятно, сделали бы то же самое, что и остальные, то есть, вручили бы вымогателю пару монет - уж больно угрожающим и при этом безумным было выражение его лица, однако в дело вмешался случай. В зал ожидания заглянул машинист тепловоза товарного поезда.
- Отстань от них, - сказал он так, будто был знаком с рекетиром. – Не видишь, они не местные.  – Пойдемте, поедете в тёплом вагоне, если вы и впрямь едете на север в такой-то одежонке..  Но ничего, я выдам вам по бушлату. Здесь вас съест вся эта урла.. - сказал он обращаясь уже Чарли и Чухлинrе, глядя на них уже по настоящему полными заботы и любви глазами. - Ведь кто заселял эти места в советское время? Зеки, которые, освободившись, так и не поехали домой, да те, сто приехали за северными надбавками, Перекати-поле, люди без корней.. А когда человек не связан корнями с почвой, он на всё дурное падок, по  крайней мере это мои личные наблюдения.. – поделился  рулевой локомотива своими мыслями.
- А как же народы с песьими головами?  - проявил свою эрудицию Чарли. – Те, которых согнал сюда Александр Завоеватель?
- Такие есть, но еще севернее.. и лучше там не оказываться. Там находится страна Биармия..
- А что, Биармия до сих пор существует? – удивился Чарли осведомлённый и в этом вопросе.
-  Как вам сказать.. На картах её, конечно,  нет, но вы же знаете, что пространство и время неоднородно.. - заговорщически сказал железнодорожник, и на секунду ребятам показалось, что перед ними ни кто иной, как Рабадза, в другой своей ипостаси..
В наших местах никогда не знаешь куда приедешь, продолжал таинственный  персонаж. -  В лето или в зиму, в наше время или во времена за тысячу лет до наших. Вы же, наверное, слышали про поезд из Гамбурга в Багдад, который просто куда-то исчез?
Да-да, слышали! - радостно залепетали ребята и чуть было не добавили: «И даже ездили на нём», но, побоявшись показаться хвастунишками, буквально схватили себя за языки.
 Вот и у нас иногда просто исчезают поезда, - продолжал машинист, - только в газетах об этом не пишут, потому что у нас не Германия, и такие вещи стараются замолчать, ведь за пропавшее имущество можно и по шапке получить от начальства. Так что об этом ничего не говорят, а потом, пропавший состав просто списывают, как отслуживший свое. Но и на заброшенных узкоколейках, ведущих к давно закрытым рудникам, порой можно услышать паровозные гудки и стук колёс… Ну, запрыгивайте, чего ждете..   – сказал железнодорожник, когда вся компания оказалась возле раскочегаренного красавца локомотива. 
Он выдал майсам по бушлату, которые, впрочем, в кабине были совершенно без надобности, но, зато, пригодились им позже. В натопленном электровозе ребят моментально сморил сон, впрочем, и рулевой не настаивал на дальнейшем общении, потому что к делу своему относился со всей внимательностью. Вот какой сон увидел Чарли: приснилось ему, что они снова на вокзале в Печоре, и видят там людей, которых переселяют из здешних мест, из маленьких посёлков в тайге – на юг, в большие города. Переселяют потому, что больше не хотят поддерживать жизнь  в этих поселениях, потому, что дешевле построить на окраине большого города еще одну многоэтажку, чем строить дороги, ремонтировать трубы, протягивать электропровода к  маленьким скоплениям человеческих жилищ затерянных  в обезлюдевших пространствах.  И он увидел пьяную женщину, которая заходила в вагон для переселенцев. Никаких вещей у неё с собой не было, только к одной руке была  кем-то привязана её дочь, чтобы не потерялась. У девочки тоже в свободной руке была веревка, на конце которой болталась мокрая ворона – её «питомец». Она волочилась за ней, оставляя след на асфальте. Так они погрузились в поезд, и мертвая птица, облизав порожек тамбура, проскользила за ними. 
Когда ребята проснулись, оказалось,  что уехали они недалеко.  Мела страшная пурга, которая завалила снегом все, в том числе и железнодорожные пути. Поезд не мог двигаться дальше и потому сделал вынужденную остановку на станции Елецкая. В окне майсы увидели маленький деревянный вокзал, заметённые снегом деревянные бараки и валящий людей с ног ветер.
Но непогода не была помехой для оленеводов, которые пришли на станцию, чтобы выменять у машиниста поезда свои товары на спирт.  Туземцы эти были представителями народа ненцев – смуглолицых людей, которые пасут оленей в сырой и, порой, безрадостной  тундре. Чухлинка же всегда мечтала увидеть оленя и пообщаться с ним. Она была уверена, что нет существа более дружелюбного, и, стоит ей только встретить одного, как они подойдут друг к другу, она заключит его в свои объятия и он станет её лучшим другом навсегда. Но не тут то было. Рогатые существа, распряженные аборигенами для того чтобы те могли попастись на теплотрассе, оказались на удивление пугливыми. Чухлинка завидев одного оленя, вскинула руки вверх, закричала и побежала к нему, но тот, не ожидая от незнакомки ничего хорошего, пустился  наутёк. Девочка стала его преследовать, но он не позволял ей приблизиться к себе ни на метр.  Остановил  погоню голос отарщика:
- Что это ты за ним гоняешься? Ну-ка оставь зверя в покое!
- А почему бы мне за ним не погоняться?  - дерзко ответила Чухля.
- Оставь в покое бедное животное! Они и так проходят в день по сто пятьдесят километров спасаясь от комаров, а тут еще и ты. Что тебе от него нужно, зачем ты его преследуешь?
- Хочу и преследую! У нас, между прочим, если вы не в курсе, свободная страна! Можно преследовать кого угодно, только не за политические взгляды! А у оленя их нет и не может быть, так что с меня все взятки гладки!
- Слушай, козявка, не морочь мне голову! – рассердился туземец. –Делай, конечно, что тебе в голову взбредёт только не на моей земле!
- Давно ли она ваша?  И за сколько вы её купили? За два оленьих копыта? – не унималась девочка, раздосадованная тем, что её назвали козявкой.
- Ха-ха-ха, - покатился со смеху обитатель тундры. – Вот это ты меня насмешила! Ха-ха-ха. Купили! Пойдёмте к нам, к моим братьям. Вы им тоже расскажете эту историю и они тоже посмеются, а то они давно что-то ходят грустные. Лето что-то в этом году не задалось.
- Пойдёмте, - не отказались от предложения майсы.
Ненец только свистнул и все олени собрались возле саней и послушно залезли в упряжь. Он пригласил майсов усаживаться по удобнее в санях, и когда они расположились, молодецки гикнул, после чего олени резко сорвались с места.
Бежали они бодро, свесив на бок языки и часто дыша.  На дорогу со всех сторон напирали сугробы и животные жались друг к другу, и удивительно было, как ноги их не путаются, а слаженно, будто они часть единого организма, чередуются, подобно лапкам сороконожки.  Через пару часов тяжелой дороги, среди однообразного белого пейзажа показалось селение – несколько точек на горизонте - шатры ненцев. В них представители этого племени и едят, и спят, и готовят на разложенных на полу циновках.  Насельники этих жилищ, в отличие от оленей, оказались очень дружелюбными. Они улыбались во весь рот и были очень охочи до обниманий с совершенно незнакомыми им людьми.  Когда каждый туземец поочередно обнялся с Чарли и с Чухлинкой, путешественников пригласили в шатёр, где вокруг костра были разложены тёплые мягкие оленьи шкуры.  Когда все уселись, тот человек, который встретил ребят на вокзале и привез сюда, попросил Чухлинку еще раз повторить её вопрос. Она догадалась, что сказала тогда глупость, но отпираться было уже поздно и, потому, она повторила:
-Купили  ли вы землю, на которой мы сейчас сидим?
Все оленеводы схватились за животы и засмеялись так, что дружный их хохот был похож на карканье стаи ворон:
Ка-ха-ха-ха-хар! Купили! Вот это ты смешно сказала! Спасибо..
Когда же аборигены успокоились, самый пожилой из них сказал:
А теперь, добрые странники, ответьте нам на вопрос. Зачем и у кого нам покупать землю, которая была нашей с момента сотворения мира?
Майсы виновато опустили головы, понимая всю нелепость той картины мира, которая была навязана им кем-то когда-то и которая глубоко проросла корнями в их умах. 
Разговор тем временем продолжился. Он носил обычный светский характер. “Как добрались?” “Не устали?”. Чарли и Чухля вяло отвечали на дежурные вопросы, а сами всё думали: “Почему не несут ничего поесть?” Но вскоре, как и полагается у гостеприимных народов, путешественникам была предложена пища, но совершенно не та, что они ожидали.
- Не хотите ли вы отведать СВОИ руки и ноги? Мы их очень ХОРОШО приготовим! - обратился к ним старейшина.
- М-м, - потеряли поначалу дар речи майсы, - э-э, свои, как вы говорите, руки и ноги? Что-то не очень. Пожалуй, нет, не хотим. А у вас нет ничего другого из еды?
- Очень странно! Свои части тела – это же самое вкусное! Так же как и свои мысли. Они ведь кажутся вам самыми умными? И вы же ИХ ДУМАЕТЕ? Так почему же вы не хотите отведать собственного мяса? Мы испокон веков его ели. Поэтому нас и называют – САМОЕДАМИ!
- Самоеды? Мы ничего не слышали об этом. Мы думали, что здесь живут ненцы..
- Это да, но все в целом, ненцы, энцы, нганасаны, селькупы – называются самоедами. И значит вы не слышали, что можно есть части своего тела?
- Нет!
- Может вы просто не знаете, как вкусно можно их приготовить?
- Да не хотим мы из готовить!
- Хм.. что же вы тогда будете есть?
- Э-э, а разве оленей вы не едите? – с надеждой спросили майсы, хотя и предпочли бы в иных случаях мясной пище растительную, но сейчас оленина была бы для них спасением, и за эту мысль они ухватились, как за спасательный круг.
- Оленей! Конечно едим, но это повседневная еда! А ваш приезд – это праздник, вот поэтому мы и хотели угостить вас чем-то по-настоящему вкусным.. Ну, так уж и быть. Раз вы не хотите есть свои ноги, мы поделимся с вами своими, - решительно сказали  северяне и взялись за топоры.
- Нет-нет, - шумно запротестовали ребята. – Ваши ноги мы тоже есть не будем. Мы вообще не едим людей!
- Так ведь это же просто ноги! Съесть ноги – это еще не значит съесть человека!
- Ну как же, а как  вы потом будете.. жить без них ?
- Почему без них? – удивились самоеды.  – Не собираемся мы без них жить. Они у нас отрастут к утру!
- Как это отрастут?
- Ну вы даёте! Какие же вы ТЁМНЫЕ! Не удержались от нелестных эпитетов аборигены. Вы оленей то видели? Ну? Олень же сбрасывает рога, а на их месте вырастают новые!
- Хм, и у вас всё отрастает? – засомневался Чарли.
- Отрастает! К утру! Главное при этом плотно поесть. Если ляжешь спать на голодный желудок – может и не отрасти так сразу.
- А-а-а,  - начала понимать что к чему Чухлинка. – Вы, наверное, просто насмотрелись на оленей, поэтому и стали как они. Вы даже внешне на них похожи.. Я, когда вас увидела – сразу подумала, ну вылитые! Только рогов не хватает!
После этих слов на лице самоедов изобразилась высшая степень удовлетворения.
- Да-да, мы такие! Мы красивые.. Этого у нас не отнять.
- Нет, я не говорила, что вы красивые! Я  просто сказала, что вы похожи на оленей..только без рогов. Нет, вы, конечно милые и замечательные, но.. 
Глаза самоедов округлились.
- Что-то мы ничего не понимаем. Ты говоришь, что мы похожи на оленей, так?
- Так!
- А потом говоришь, что мы некрасивые?
- Нет, я вообще ничего не говорила про красоту! Понимаете, у каждого свои представления о прекрасном, поэтому вы не обижайтесь, пожалуйста, но красивыми лично я вас никак не могу назвать..  Вы просто - отличные ребята, только и всего..!
- Что-то в твоих рассуждениях не сходится! Как можно быть похожим на оленя и не быть самым красивым? Олени же – это воплощение земной красоты. В нашем языке даже нет разницы между словом “красивый” и словом “олень”. То есть, когда мы хотим сделать комплимент человеку, мы просто говорим ему, что он Олень!
- А-а-а, - засмеялась Чухлинка. Я всё поняла! Вы очень, очень красивые! Вы все до единого как две капли воды похожи на оленей! Вы просто красавцы, как ребята из спасателей Малибу! Вас, наверное, можно перепутать с оленями в те дни, когда они сбрасывают рога!
Самоеды опять расплылись в улыбках и довольно закивали головами посматривая друг на друга, чтобы лишний раз убедиться в своей неотразимости, ведь зеркал у них нет, и только в другом человеке они могут увидеть свои черты. Может быть именно это делает все варварские народы такими сплочёнными, ведь каждый их представитель себя может найти только в ком-то другом.
Но вот наконец, началась, трапеза. Хозяева решили уважить гостей и не стали кормить их человечиной, а подали оленину, клюквенный морс, молодые оленьи рога, хлеб и чай. А пока путники угощались, самоеды рассказывали им интересные вещи о себе, своей земле и, конечно, об оленях. Вот какая удивительная взаимосвязь всего живого. Казалось бы, какая польза от комаров? Ну, всем, конечно, известно, что их едят рыбы и лягушки, но оказывается, что они спасают тундру от вытаптывания, ведь достаточно три раза подряд наступить на мох, чтобы он больше не вернулся к жизни.  И если бы не было кровососущих, олени  переминались бы  с  ноги на ногу стоя на месте, тем самым уничтожая свою пищу, а так, в летнее время они вынуждены, спасаясь от укусов этих насекомых, ежедневно преодолевать огромные расстояния.
Не менее удивительно то, что у самоедов нет названий городов и поселений. Есть только слова “Тут”, где ты сейчас находишься и “там”, где тебя сейчас нет. А районы и области своей земли называют они туманами. Нет у них также никаких праздников и юбилеев, кроме тех случаев, когда приезжают гости или забредают к ним путешественники.
 Дети у них рождаются не от мужчин.  Их, как они верят, приносит  половодье при полной луне. Поэтому, весной и осенью в полнолуние жены их отправляются одни на ночёвку к реке. Тех же, кто умер в младенчестве, хоронят в ветвях столь редких здесь деревьев, заворачивая в кокон из простыней.   
Самоеды верят, что когда они умирают, то попадают самоедский рай, где им дают огромное стадо – четыреста красивейших оленей, которых они пасут в вечнозелёной холмистой тундре при свете никогда не гаснущего солнца.
Рассказали они и о стране, которая лежит к северу и северо-западу от них и называется о Биармия. Жители той земли, по словам ненцев, обладают тайным знанием. Они умеют околдовывать людей попавших к ним в руки и превращать в своих марионеток. Подпавший под влияние их чар начинает выполнять все их приказы, становится их послушным рабом, и не было еще никого, кто, отправившись в Биармию, вернулся бы оттуда живым или хотя бы мёртвым.  Поэтому Самоеды, уже успев проникнуться  к Чарли и Чухлинке любовью и участием, очень просили их не пытаться двигаться дальше на север, где их наверняка ждёт гибель. 
Но и на восток дорога была закрыта. По прогнозу снежная вьюга в ближайшие дни должна была только усилиться. Поэтому от плана обогнуть уральский хребет с севера пришлось отказаться. Самоеды пообещали завтра же отвезти майсов на оленях обратно на юг, до тех мест, где посреди лета  не воцарилась зима, и где есть автомобильные дороги. Они уложили их спать на тёплых шерстяных подстилках возле никогда не гаснущего костра, а сами легли спать чуть в стороне, рассказав перед сном своим детям а заодно и Чарли и Чухлинке сказку о Хозяине ветров.


8. Каменный пояс.
- А вы знаете, что есть такая река, которая течёт из Европы в Азию, разрезая уральских хребет на две части? Ничего подобного нет нигде в мире, и если вы хотите переправиться в другую часть света, то лучшего способа просто не придумаешь..  Она пробила себе дорогу  прямо сквозь Каменный Пояс, обнажив его красоту, - сказал водитель подобравший майсов на границе Кировской области и Пермского края.  – Я еду мимо, поэтому могу вас подбросить на место. А на счёт лодки можете не беспокоится, она обязательно найдется.  Даже не спрашивайте меня как, я просто знаю, что она отыщется и всё!
- Ну давайте, - недоверчиво сказали майсы.
Город Чусовой, в котором их высадили, не смотря на своё скромное название и отсутствие всероссийской славы, предстал перед путешественниками эдаким Лондоном на Урале. А всё благодаря своим зданиям в центральной части, построенным в строгом увесистом, не лишенном пафоса и величия, промышленном стиле. К тому же, на его улицах нередко можно было услышать английскую речь из уст настоящих британцев приехавших сюда в надежде поживиться дешевым металлом. Но, к своему разочарованию, Чарли и Чухлинка, спустившись к реке, поняли, что водитель ошибся, и течёт она не из Европы в Азию, как он сказал, а ровно в противоположном направлении, и, при том, довольно быстро, что не оставляло  надежд преодолеть Каменный пояс по воде .
Неподалёку от Чусовского вокзала стояла заброшенная школа с выбитыми стёклами и заколоченными окнами первого этажа, из которой открывался вид на железнодорожные пути, заполненные составами с металлом, углём и нефтью. В царские времена, когда в эти места еще не провели железную дорогу, добытые под землёй ископаемые грузили на сбитые из бревен плоты и, по весенней быстрой воде, сплавляли вниз по течению Чусовой, которая впадает в Каму, а та, в свою очередь, в Волгу. Для этого каторжного труда отрывали от весенних работ крестьян и принуждали их пешком идти к верховьям этой уральской реки, к железоделательным заводам Первоуральска и Староуткинска, построенных купцами Демидовыми.  Дорогой они побирались, придя же к пристани, спали вповалку на сырой холодной земле, ожидая своего  часа.  Затем сплавлялись. Часто, стоя по пояс в ледяной воде, стаскивали вставшие на мель барки. Наконец, на крутых поворотах этого бурлящего потока разбивались о скалы, которые за свой суровый нрав зовутся в этих местах Бойцами. До ста человек подневольного люда разбивалось здесь каждый день по весенней полой воде.
Но прошли те страшные времена. Вместо стонов бурлаков и скрипа канатов, которыми связывали плоты, теперь мирно гудят локомотивы электровозов и ничто не напоминает о жертвах тех сплавов. Не поставлены им памятники, не посвящены музеи. Так произошло, наверное, потому, что люди это были самые простые, за правду они не боролись и суждений своих не имели. Под  успокаивающие звуки стыкующихся вагонов и позывные тягачей и заснули майсы спокойным сном, и, не случись с ними, в очередной раз, чуда попадания в прошлое, то не судьба была бы им переправиться через Уральские горы на борту вёсельной лодки.
Чудо произошло. Разбудил ребят с утра не гудок паровоза, а разговор двух человек на непонятном им языке. Лишь через какое-то время некоторые слова стали выкристализовываться во что-то близкое, а потом, как это уже много раз с ними бывало, они стали чувствовать речь незнакомцев так, будто с ними говорила родная мать. Язык же, на котором говорили эти двое, был русским, но только старинным, и если бы современный москвич или петербуржец услышал его в многоязычной толпе, то ни за что бы не признал в говорящем своего соотечественника. 
- Эй, Иван, глядь-ко, что это за калики гормычные?
Да, сумароки какие-то.. Надо бы атаману об них донести... .
- Никакие мы не сумароки!  - всполошились майсы.
- А кто ж вы такие?
- Мы майсы!
- Ну, не бойтесь. Атаман разберётся, кто вы есть. Он башковитый у нас.
- Ну ладно, к атаману, так к атаману, - смирились майсы и, не ожидая ничего дурного от этой встречи,   сунули свои пожитки под мышки и проследовали за двумя бородатыми, по-казацки одетыми молодцами к стоянке, где курился дым от костра.
Лагерь, раскинувшийся на большой поляне, насчитывал человек семьсот-восемьсот. Все они были заняты сборами в дорогу: заносили вьюки и кубышки в струги – большие вёсельные плоскодонные лодки, годные для походов по неглубоким рекам.
Атаман, выделявшийся на общем фоне своей особой весёлостью, не уклонялся от работы, но наравне со всеми перетаскивал тюки и снедь в лодки, не забывая при этом беспрерывно по-доброму подшучивать над своими «разбойниками», как он сам называл членов своего отряда. Был он невысок, но плечист, бровь его была широкой, борода черна, волосы курчавы. Глаза же его излучали такую доброту, что если и была в душах Чарли и Чухинки крупица страха размером с горчичное зёрнышко, то после того, как они встретились взглядами с казачьим предводителем, и она мгновенно растворилась.
- Эй, батько, посмотри, кого мы приволокли и рассуди кто они есть такие и откуда.. - обратились к своему вожаку приведшие майсов.
- Не боись, рассужу, - ответил он, и, уже обращаясь к ребятам, добавил, -  никому наругу не учиню. Подите ка сюда чада..
Атаман подозвал к себе Чарли и Чухлинку, снова посмотрел на них ласково и погладил по головам.
- Голутвенные вы что ли..
- Это как понять?
- Ну голытьба, по нашему, беглые, неустроенные..
- Так наверное да..
- Куда ж бежите?
- На Дальний Восток!
- Это где ж он Дальний-то?! Реку Тагил – знаю, сам по-молодости до неё ходил. А что дальше есть – никто из русского люда видеть не видывал.. Опричь меня покамест никто в те края не хаживал.. Ладно, покумекаем, смекнём что к чему, усаживайтесь пока вот в этот струг, на корму.
- А может мы вам поможем чем-нибудь?! - предложили ребята, не желавшие сидеть без дела.
- Ну пособите, коли не шутите! – сказал казачий предводитель и указал майсам что и куда грузить.
- Зовут меня Тимофеичем,  - рассказывал атаман когда гребцы уже слаженно орудовали вёслами,  а сам он устроился  рядом с незнакомцами. – Именем – Василий, а по прозванью – Ермак.
- Тот самый что Сибирь покорял? – брякнул Чарли не подумав..
- Должно быть, ты про какого-то другого Ермака знавал, братец, - опустив глаза долу сказал Атаман, - не брал я покуда Сибирь, но даст Бог, может и доведётся.. А вы–то откуда об этом наслышаны, если даже те, кто со мной идут, не все знают куда..
- Как бы вам сказать..
- Да скажи как есть, чего уж тут тень на плетень наводить.
- Да, вот так уж вышло, что мы путешественники, и путешествуем не только в пространстве, но иногда и во времени..
- Ну!
- Баранки гну! – вспомнил старое выражение Чарли, чтобы Ермак не сомневался, что перед ним свои, русские люди.
- Да... так и у нас говорят, стало быть по времени вы недалече от нонешнего живёте..
- Да, вообще-то далеко.. пять столетий нас разделяет, - проведя про  себя нужные расчёты выдал Кузнечный.
- Пять! Ну скажи-ка, братец, тогда, что с нашей Русью-матушкой за те пять веков случилось? Только давай, чур, без утайки..
- А зачем мне от вас что-то скрывать? Только вот с чего начать?
А вот с нашего царя Грозного и начни! Что после него будет?
Покопавшись с минуту в памяти Чарли ответил:
- Зашатается государство.. Все между собой перессорятся, поляки, шведы, татары, англичане  делить между собой Россию будут..
Смута то бишь..
Ага, - кивнул Кузнечный.
Это само собой..
Почем это?
А потому что сильный царь своим сильным правлением сам смуту и готовит. Ведь что такое править?  Это значит одних возносить, тех на чью силу опереться надо, а других всякой воли лишить. Без этого никак нельзя.  Вот Грозный царь опричникам своим верным дал волю делать что хочется, на них он и опирается. Они порядок в его государстве и держат, смекаешь?
Ага..
А вы не при сильном ли государе теперь живёте?
- При сильном.. – после короткого раздумья майсы.
Вот то-то и оно. А он когда закончится так, может, смута у вас и грянет, потому как обиды всё равно не забываются, даже и через тридцать лет. А то что после нашего-то царя такое будет – это мне и без вас понятно было. Ну а потом что случится?
И Чарли стал подробно рассказывать всё, что знал об истории своей страны со времен польского нашествия, не упуская ни одной известной ему детали. Ермак внимательно слушал, то неодобрительно покачивая головой, то сверкая полными восторга глазами. Закончил Чарли обстоятельством, о котором в свое время забыл упомянуть:
- А еще крестьянский парень наш, рязанский – к звездам полетел, вот! Первый из людей!
- Да ты что! Так вот среди звезд и летал?
- Да, а потом вернулся, и с английской королевой обедал..
Вот это дивно, братец. Чтобы обычный крестьянин да с королевой. Да еще и к звездам летал. Не зря я жил, значит, порадовали вы меня. Теперь и мою историю выслушайте, коли хотите меня уважить..
А то..
Вон, лебеди белы, видите? С дерева на дерево перелетают, нас по правильному пути ведут.
- Да видим!
Тут думаете легко? Тут немудрено заблудиться. Кажется, что путь прямой, так нет, тут столько рек в Чусовую впадает – ни счесть. Заплутать даже я могу, хоть и хаживал в этих местах. А лебедушки нам с нужного пути не дадут свернуть, потому что мои они.
Даже так?
-  Так, братцы... Из здешних мест я, из Чусовского городка родом, хотя всем гутарю, что с Дона казак..  Городок наш обнесен был частоколом, и детям без взрослых ходить за его пределы было не велено,  потому как в округе еще много было воинственных коренных народов. Но мы, конечно, запреты эти не блюли и из крепости ходили гулять на волю. Через тын перелазили так: набрасывали на столб веревку, по ней карабкались на частокол, прыгали на другую сторону, а петлю палкой снимали.  Так много раз мы – детишки, большой или маленькой братией сбегали из селения. Сначала недалеко, потом подалее..
- Мы тоже так делали! Воскликнул Чарли. Только частокола  у нас не было, но со двора ходить не разрешалось!
- Вот видишь, недаром я в вас сразу родственные души разглядел. Ну вот слушайте, что дальше было. В один из таких походов я увидел, как в лесу медведь лебедя задрал, а была то самка, у коей полное гнездо яиц насиженных было. Ну мне и стало жалко лебедят, да и мечта у меня с самых ранних лет была  - птицу дикую приручить. Вот я и взял себе два яйца, напихав в мешок мха, чтоб тепло держал, а когда возвратился, гусыне подсунул заместо её собственных. Вот и высидела она лебедят.  А колоть их у нас на Руси грехом большим считается, так-то. Это как у немцев лошадь, а у индусов корова! Вот мне и сказала баушка, чтобы к осени на дворе их не было, потому как толку с них ни на грош, а корму им задавать прилично надобно! Сказала – либо я, либо они.
- И у меня было то же самое! – возликовал Кузнечный! У меня тоже была ворона и бабушка мне то же самое сказала! Выбирай – либо я, либо она!
- Ну вот, значит, и сомнения быть не может - души наши одного разлива, братцы.. Ну, значит, лебедушек я выпустил, привязав к шеям по ниточке с бусинкой, чтоб потом узнать. С тех пор, как по рекам ходил – по разным потребам, птицы эти мне всегда помогали, дорогу указывали. Впереди летят всё время, с дерева на дерева перелетают, с берега на берег, а как на стоянку становился, так они исчезали. А еще так – крыло они одно поднимут  - и я всё вижу, что на том бережку, какой зверь водится, какие травы растут. Другое подымут – на другом берегу всё вижу, будто насквозь. А порой они меня приводили в пещерки, где кадка со съестным, как будто специально для меня стоит приготовленная. В общем – чудесные это,  братцы, птицы. Вот и сейчас, надеюсь, к Тагилу выведут, к басурманской столице..  К купцам Строгановым я нанялся, басурман побить. Больно много от их набегов худа терпят русские люди в здешних местах..
Когда все истории были рассказаны, майсы заявили, что не хотят сидеть в лодке грузом, и вызвались сменить тех, кто был на вёслах.
- Что ж, это дело правильное, - сказал Ермак, - от отсутствия ручного труда да от лени ни одно царство в мире погибло. Не откажу вам в вашей просьбе. 
Так майсы стали частью отряда Ермака Тимофеевича, отправившегося покорять Сибирь. Плыли они через каменные теснины, которым пасмурная погода, на всём протяжении пути сопровождавшая отряд, придавала еще большую зловещесть. Скалы казались мрачными, уснувшими на берегу, уронившими голову на грудь великанами. Порой, стоящие на противоположных берегах реки каменные утёсы сжимались так, что парусным стругам приходилось жаться друг к другу, сталкиваясь вёслами. Скалы эти казались живыми и потому всеми овладевал суеверный страх – не сожмут ли они отряд в своих тисках, не захотят ли перемолоть отважных первооткрывателей в своих жерновах?
На второй день пути полил дождь, временами переходящий в ливень, и поднялся сильный ветер. Вместе они буйствовали в продолжении следующих шестнадцати дней пути. Поначалу майсам казалось, что они умрут от сырости и холода, но, к третьему дню, они привыкли к дождю и перестали его замечать. Они просто задористее налегали на вёсла, чтобы согреться. Зато ветер, как оказалось, был землепроходцам только на руку, ведь дул он все шестнадцать дней против течения реки, превратив её русло в подобие воздушной трубы. На мачты были натянуты небольшие паруса и дело пошло еще веселее, правда всё осложнялось волоками, обносами и вынужденными остановками для ремонта. Но, порой, обнести русло, сдавливаемое с двух сторон каменными бойцами, было невозможно, а течение было настолько сильным, что приходилось вбивать в реку сваи, чтобы, набросив на них канаты, тянуть струги вперед.
На ночь между соснами натягивали большие шатры, под которыми, на кожах и в мешках, пустых и полных, для большего тепла, спали вповалку. К тому же, по ночам дождь замолкал, и можно было слышать, как сначала лесные мыши забираются на конёк шатра и с писками съезжают с его скатов, будто с крутой горки, а ближе к утру начиналась настоящая тысячеголосая птичья симфония. Пернатые кричали и пели так, будто это было утро первого дня творения и наш мир обещал быть прекраснейшим из миров, в котором не будет ни тоски одиночества, ни печали утраты. Крики их сливались в стройный хор, руководимый невидимым режиссером, неведомо как умеющим сделать различимым каждый отдельный звук в этом гвалте.
Мыши же, как выяснилось позже, ни ради одной только потехи наведывались в казачий лагерь. В одно утро обнаружилась пропажа половины мешка с крупой, которую они перетаскали в свои норки за ночь, очевидно, работая без передышки.
- Вот алчные твари! – воскликнули майсы. - Ведь им столько не съесть, но унесли они сколько смогли!  Пусть пропадает, зато другим не достанется!
- Ошибаетесь, учтиво поправил Чарли и Чухлинку Ермак. Звери никогда не берут больше, чем им самим нужно до конца зимы. Это закон природы. Я не раз наблюдал это, плавая по рекам и ручьям. Алчность неведома животному миру..
- Тогда почему же они  стащили пол мешка? – разгорячился Чарли.
- Это для того, чтобы поделиться со всеми лесными жителями. Это я вам говорю как лесной человек. В животном мире взаимопомощи куда больше, чем в людском, кто бы что ни говорил. Всяк зверек другого пожалеет и поможет ему, если только сам не голодает. А сознательной жестокости у них и вовсе не водится…
После этих слов Ермак на какое-то время углубился мыслями в себя, а затем, встрепенувшись, спросил:
– Раз вы грядущее знаете, может поведаете мне, как я Господу душу свою отдам?
Но не смогли вспомнить столь незначительной исторической подробности ни Кузнечный, ни Чухлинка. 

9. Страна наоборот.
Путешествие в прошлое и совместный поход с Ермаком закончились через шестнадцать дней после его начала. Заснув на последней стоянке возле остывающего костра, проснулись майсы уже в окрестностях современного города Староуткинск,  в котором и по сей день стоят руины железоделательных заводов 18-го века, стены которых так же толсты как их кремлёвские собратья. Здесь сердобольные татары, приехавшие на заработки из Башкирии, накормили продрогших Чарли и Чухлинку горячим супом, спели им под гармонь русскую народную песню про «резной палисад» и дали им в дорогу банку земляничного варенья, успокоив, начавших было возражать путешественников словами:
-Берите, не волнуйтесь. У нас в Башкирии земляники больше чем травы..
Окольными дорогами вышли майсы, наконец, на транссибирскую автомагистраль, с которой свернули еще  на выезде из Москвы. Там подобрал их человек, представившийся Олегом, азербайджанец по происхождению. Он занимался перегонкой автомобилей из Москвы в Красноярск, и потому в дороге, чтобы сэкономить время, почти не спал. Опять же, чтобы сберечь бензин, ехал он всю дорогу очень медленно - со скоростью восемьдесят километров в час. Отсыпался же он в поезде, на обратном пути, ведь спать он умел три дня подряд - как раз столько, сколько идет поезд от города на Енисее до столицы России. Олег научил майсов готовить самое вкусное и самое простое блюдо на свете — просто ломать чёрный хлеб и есть его с чесноком.
- Почему мы не знали, что это так вкусно! - радовались и недоумевали майсы. - Оказывается самое лучшее блюдо — самое незамысловатое.
- Это потому,  что вы глупые, - журил их Олег. - Ничего. Не обижайтесь.  В каждом народе есть и умные и глупые. Вот, например, в моё родное село в горах не проложена дорога. Но каждый год пять-шесть моих односельчан отправляются в Мекку, чтобы совершить хадж. Вот и спрашивается, зачем они тратят на такое пустое занятие такие огромные деньги? Не лучше ли бы было пустить их на строительство дороги, ведь им самим нужно каждый выходной спускаться в город!
Так как Олег ехал очень далеко, майсы решили не испытывать путешественнического счастя, в очередной раз пытаясь найти ночлег в одном из сибирских городов, а встали лагерем вместе с ним, наутро продолжив путь вместе. 
Ночевал Олег своеобразно. Он просто поставил машину на обочине и попросил разбудить его через два часа, если он сам не проснётся. Майсы поставили свою палатку здесь же, у края шоссе, на асфальте, потому как то,  что начиналось за его рваным краем, было мокро, склизко, неуютно и источало гнилостный запах.
Сон ребят в эту ночь не был спокойным. Они боялись, что в их палатку что-нибудь въедет и вздрагивали от каждого громкого звука. Но, в конечном счете, победила вера в милостивый, любящий мир и путешественники заснули сладким, хотя и недолгим сном.  В этой спокойной фаталистичной смелости они были подобны первооткрывателю Джеймсу Куку, который, высадившись на острове людоедов, лёг на песок рядом с уже раскалившими свои сковородки и готовыми его съесть аборигенами и предался забытью на несколько часов, чем и заслужил поклонение с их стороны. 
Будить Олега майсам не пришлось. Через полтора часа он вскочил сам, потряс палатку и бодро сказал: “Собирайтесь”. В этот день путь пролегал через однообразный березняк между двумя “столицами” Сибири  - Омском и Новосибирском.  Дорога эта, ровная и прямая, проложенная в обход населенных пунктов, до того,  усыпила внимание всего экипажа, что после заезда на заправку Олег поехал в обратном направлении, и никто в машине этого сразу не заметил. В окружающем пейзаже также ничто не говорило о том, что дистанция эта уже была однажды пройдена. Скучный березовый лес не дал никаких зацепок сознанию. Лишь через сто километров табличка указывавшая на близость к Омску заставила рулевого рвать на себе волосы. Весь сэкономленный за счет медленной езды бензин и время, которому был принесён в жертву сон, были безвозвратно потеряны.  Может быть Олег злился на судьбу еще и за то, что она подбросила ему этих не в меру болтливых пассажиров, не будь которых, он, возможно, был бы внимательнее. Олег насупился и перестал общаться. Майсы, осознавая свою возможную вину, деликатно не приставали к нему с разговорами. 
Возможность вернуть должок  своему благодетелю им предоставилась на въезде в Новосибирск. От долгого накопившегося недосыпа Олег задремал за рулём и выехал на встречную полосу. Но Чарли вовремя это заметил, крикнул “Хэй” и схватил его за руку, чем  заставил встрепенуться и вернуться в нужную колею.  Так Кузнечный спас жизнь всем троим, и это заставило Олега вновь стать дружелюбным.  Но, тем не менее, движение по прямому и скучному шоссе наскучило майсам и они решили распрощаться со своим однопутником и повернуть на юг, в сторону на Алтая.
В местах этих машины встречались крайне редко, да и перемещались на очень короткие расстояния. Но вот  подбирает ребят «буханка», водитель которой, доехав до своего поворота, наотрез отказывается оставлять их на дороге и, не желая ничего слышать и не сбавляя скорость, отвозит их в свое селение застроенное аилами — многоугольными юртами выстроенными из бревен.
Алтайцы оказались уникальны во всем, но самый странный свой обычай продемонстрировали они сразу при встрече. В соответствии с древними традициями, каждый мужчина алтаец обязан приветствовать путешественников или просто случайно забредших в их село чужестранцев таким образом: мять ему бока или, говоря иначе, колотить что есть мочи, приговаривая при этом - «Мир, добро! Мир, добро!»
Так и на этот раз, увидев что их односельчанин пожаловал с гостями, причем, явно не из соседней деревни, горцы накинулись на них всей гурьбой, повалили на землю и стали охаживать кулаками, приговаривая заветные слова.
- Э-э! - брыкались майсы. - Ничего себе мир! Не нужно нам такого добра! Вы чего себе придумали? Людей нельзя вот так вот бить, ни за что ни про что, тем более путешественников!
- Путешественников нужно беречь! - добавила о себя Чухлинка. - К вам, наверное, не каждый день в деревню заворачивают настоящие путешественники!
- А вы настоящие? - остановились алтайцы и навострили уши, в ожидании того, что ответят путники.
- Да! Самые-самые! Вот хоть обыщите нас — никаких билетов у нас нет, всё своим ходом идем и добрые люди помогают!
Но слова эти, вопреки ожиданиям ребят, произвели ровно противоположный эффект. Алтайцы вновь накинулись на майсов и начали колошматить их с удвоенной силой, при этом сияя беззубыми улыбками. Мир, добро, мир добро! На каждое слово приходилось по одному увесистому удару, правда, надо отдать должное аборигенам, все эти тычки приходились по тем частям тела, в которых не запрятаны жизненно важные органы. И только когда алтайцам наскучило махать кулаками, они слезли с Чарли и Чухли, которые на тот момент были уже в полуобморочном состоянии. Затем они подхватили странников, на руках отнесли их в аилы и отпоили чаем. Когда жертвы такой, казалось бы, недружелюбной встречи стали приходить в себя, один из участников избиения заговорил:
- Ребята, не обижайтесь. Просто у нас такая традиция.. Смысл её в том, что путешественник, которого встретили как полагается, долго этого не забудет!
- Ага, мы запомним.. каждого! - саркастично заметила Чухлинка.
- Не смейтесь! Всё бы вам, горожанам, традиции высмеивать! Все они имеют глубокий смысл. Вот посудите: гостеприимство проявляют везде, в любом народе, где еще не забыта старина. И накормят путников, и спать уложат, и в Монголии, и в Казахстане. Вот проедете вы тысячу километров, сделав несколько остановок, а потом уже и не вспомните, кто, где и как вас принимал.
- А нас вы запомните надолго!  - сказал самый весёлый и самый беззубый алтаец. - А били мы вас только по неважным местам, по которым получить удар не только не вредно, но даже полезно!
И вот только теперь майсов стали вкусно кормить и поить, не забывая при этом расспрашивать про их приключения. За трапезой узнали ребята про еще один странный, но имеющий глубокий смысл, порядок здешних обитателей. У них принято, если блюдо, которым тебя угостили, было вкусным, то нужно вылизать тарелку начисто языком, а затем от души и смачно плюнуть в неё, собрав всю слюну, которая скопилась у вас в гортани и за щеками. Если же гость съел предложенные кушанья, а тарелку не вылизал, не плюнул в неё и не подал её в таком виде хозяину, это означает ОБИДУ. Такого человека алтайцы никогда больше не пригласят в свой дом, а встретив на улице, не подадут руки. Смысл этой традиции алтайцы уже подзабыли, но исполняют её с неукоснительной точностью, поэтому майсы, боясь навлечь на себя ГНЕВ, сделали все как им объяснили. Они не постеснялись и, с характерным звуком, набрали по-больше слюны из самых потаённых складок своих ротовых полостей, плюнули в вылизанные до блеска посудины и, с широкой улыбкой, подали их главе принимающей семьи.  Это правило до того понравилось Чарли и Чухлинке, что они решили сделать его частью своего, внутримайсовского свода законов. Постановили они так: если один майс гостит у другого, то именно так он должен поступать, если предложенные угощения пришлись ему по душе.  И вообще, крепко подумав, ребята решили, что алтайцы практически ничем не отличаются от майсов. Очень уж они смешные и многое у них «наоборот». Когда человек им нравится — они его бьют, а хорошему повару в тарелку плюют. Вскоре узнали они и о других вещах, перевернутых здесь как бы кверху ногами, которые «не как у людей». Целуются здесь только в нос, а когда счастливы — плачут. А всё время смеяться, считают местные, это то же самое, что быть серьезным. Ум, считают они, это орудие непонимания. Человек только запутывает себя, пытаясь понять устройство мира, но чтобы понимать, нужно просто видеть.
Перед сном, лёжа на кровати в одной общей комнате с семьей алтайцев, под сопение малышей и женщин, завязался у майсов разговор с хозяином аила, в который гости были определены решением старейшины.
Наверное те, кто изучают геометрию, думают, что после смерти люди становятся шарами.. - неожиданно начал он.
Это почему? - не поняли мысль ребята.
Ну, современные люди вообще, а математики в особенности так любят всё идеально ровное. У ВАС же, в городах, все стремятся к идеально ровным линиям? -  говорил алтаец так, будто сам живет в каком-то другом мире. - Я же бывал в ГОРОДАХ, и ВСЁ видел.
Хм, да.. Если вы об этом, то прямые линии и ровные стены все, правда, обожают..
Да.. Современное убранство помещений похоже на то, что можно увидеть в сумасшедших домах.. Всё такое же белое.. чистое.. и так же легко воспламеняется..  Ваши дома — как смирительные рубашки. А воля у горожан — как такое лекарство.. которое успокаивает буйных .. забыл как называется.
Транквилизатор, - подсказал Чарли.
Да. Транквилизатор. Вы усыпляете свою натуру, свое истинное существо. Маленькие дети не боятся холода, а вы их укутываете. Маленькие дети всем делятся с другими, а вы.. ну не вы, а цивилизация, подсовывает им копилки.. А для тех, кто не хочет жить так, как положено, существуют специальные места..
Какие?
Если в этом мире есть тюрьмы и сумасшедшие дома, то наивно думать, что нас-то точно минует эта участь.. Это всё цивилизация ДЛЯ НАС приготовила.. Вот мы, вроде как дикарями считаемся, но мы сами, вас не спрашивая, заметим, чего вам не хватает и дадим вам эту вещь. А животные еще лучше нас. Вот вам рассказывали наверное в школе про мир дикой природы. А я сам не раз видел, как олени во время брачных поединков ОСТОРОЖНО скрещивают рога, и для чего бы вы думали? Не чтобы победить соперника, а чтобы выбрать достойнейшего продолжателя рода. Нет у них победителей и проигравших. Вот так природа устроена. А человек современный всеми силами старается оградить себя от неё, хотя только она способна дать ему и силу и мудрость и доброту.. Чуть солнце выглянет - он тёмные очки оденет, чуть ветерок подует — наденет пуховик, а чтобы до автобусной остановки не ходить по свежему воздуху — залезет в машину и включит кондиционер, не так разве?
Так..  - с грустью признались майсы.
А эти компьютеры и роботы, которые якобы облегчают жизнь.. Животные тратят на поиск пищи меньше времени, чем люди проводят в офисах.  А еще у вас говорят, что некоторые женщины по ошибке рождаются мужчинами, и наоборот. Я вас вот как спрошу: а коты по ошибке рождаются псами?
На это замечание майсы только хихикнули себе в ладони, стараясь не разбудить спящих.
Ну ладно, поворчали и хватит, давайте спать, утро вечера мудренее, - сказал абориген и уткнулся носом в плечо посапывающей жены.
А приснилось ребятам этой ночью  вот что: Чухлинке виделось, что она говорит с котом о литературе, ведь кот этот оказался не просто говорящим, а еще и начитанным, что в наше время даже среди животных редкость.  Чарли же, который, внезапно, заскучал по тараканам оставленным в Костроме, увидел, что в его квартире в Москве завелись тараканы, и что они не просто бегают по дому и поедают всё органическое, но и испытывают к хозяину помещения чувства.. Чтобы продемонстрировать их, они выкладывают на полу своими телами лицо Кузнечного.  Польщенный Чарли же предлагает всем вместе пойти в комнату родителей к телевизору и посмотреть мультфильмы. И вот все вместе они сидят у экрана и смотрят советский мультик, а тараканы довольно шевелят усами.
Вот такие странные образы навеяли майсам разговоры о мудрости и милосердности природы.

10. Расхитители жертвенников.

Дальнейший путь майсов проходил через южную оконечность озера Байкал, Бурятию, Читинскую область и далее вдоль Амура до города Хабаровск. В самой юго-западной точке Байкала, где автомобильная дорога, возможно, в первый и последний раз на всём пути от Петербурга до Владивостока сходится с железной, где с возвышения виден прибрежный посёлок Култук, в котором нет ни одной каменной постройки, а деревянные так потемнели от времени и расположены в таком беспорядке, что казалось, будто они выброшены на берег волнами озера. Ни один из этих домов тогда не был покрашен, ни один не имел металлической крыши. Они росли как бы из земли, как грибы. «Сгнив, они дадут удобрение почве, и на их месте вырастут новые дома» - подумал про себя Кузнечный. Все это выглядело так красиво и естественно, что в умах обоих ребят возник вопрос — почему все люди не могут жить так? Быть как бы прибрежной пеной возле великого озера таинства природы? Не уничтожать. Не закатывать всё вокруг в бетон. Не давить землю, полную различных букашек, многотонными бесформенными глыбами напичканными приспособления для комфортного существования..  Но в посёлок этот майсы спуститься побоялись. То ли от того, что вечерело, то ли из опасения, что то, что они сейчас видят, рассеется как мираж, стоит сойти им с холма вниз..
И они уехали. Подобрал их водитель Семен, привёз в город Байкальск, где жил он и его родители и предложил ребятам остаться у него на ночлег. Жилищем его был большой деревянный дом с зимним садом внутри. Если обычно люди украшают свои квартиры мебелью, коврами и телевизорами, то здесь во всех комнатах в огромных горшках росли деревья, упирающиеся макушками в потолок и стелющиеся по нему ветвями. На полу же, вместо ковров, лежала опавшая желтая листва.
Хозяева радушно предложили:
Оставайтесь на недельку, а то, если завтра вы, как говорите, уедете, то Байкал вы проскочите за пол дня..
Мы торопимся! - вежливо отклонил чересчур щедрое предложение Кузнечный.
Куда, если не секрет?
На Сахалин!
М-да.. Чехов, когда проезжал Байкал, тоже торопился на Сахалин.. Ну дело ваше.

Деревья, растущие в квартире, день и ночь освещались искусственными лампами, поэтому майсам выдали повязки на глаза, положили под пальмой и оставили отдыхать.

А куда это мы в сущности торопимся? - спросила позёвывая Чухля.
Как куда? Лето же не бесконечное! Если мы по неделе будем сидеть везде, где нам предлагают остановиться, мы и за 10 лет не доедем до цели..
А чего хорошего в этой цели? - усомнилась девочка в доводах своего спутника. - Может там вовсе и не лучше чем здесь?
Может и не лучше, но мы должны узнать как можно больше.
А почему бы нам не остаться здесь и не изучить это место по-основательнее? Тогда мы тоже много чего узнаем.
Чухля! Настанет время, мы повзрослеем, и тогда придёт пора где-нибудь застрять и присмотреться к деталям. Но сейчас, когда у нас есть силы, мы должны ехать дальше, чтобы успеть охватить своим взором целые миры..
Ну ладно, наверное ты прав, - сказала девочка, еще раз зевнула и отвернулась к пальме. - Спокойной ночи..

И вот как в голове Кузнечного этой ночью проросли мысли о посёлке на берегу, который они с Чухлинкой видели с холма. Ему приснилось, что Дома можно выращивать. Что он ходит по земле и закапывает в землю ключи в том месте, где хочет чтобы вырос дом. Но вдруг появляется Аня Сова и говорит: «Я так пробовала — ничего не получается. Чтобы вырос дом, нужно сажать в землю ключ в замке!» «Строительство домов выйдет дороже, чем я думал» - ответил он Ане.

Прогулявшись с утра по городу и дойдя берега до Байкала, Чарли и Чухлинка снова вышли на дорогу. Следующей машиной, которая их подбросила, была маленькая красная «Ока», в которой уже сидело четыре человека — два бурята и двое русских. Пассажиры потеснились и, к удивлению майсов, оказалось, что в столь крошечную машину может влезть еще два человека да еще и с рюкзаками! Ехавшие в этой малютке все без исключения оказались браконьерами, которые зарабатывают исключительно тем, что рубят лес ни у кого не спрашивая разрешения и ни кому за это не платя. Они тоже зазывали майсов остаться, но те снова отказались, лишь проведя с чёрными лесорубами время на каменистом берегу. Там, они рассказали ребятам, что в двадцатые годы, в о времена первых романтических пятилеток новой советской власти, существовал проект и даже были попытки на деле использовать энергию падающих деревьев во время лесоповала для получения электричества. «Вот, может скоро опять вернутся к этой идее,  и тогда нам уже так свободно поработать не удастся как сейчас!»  - смеялись лиходеи.
Майсы, действительно, проскочили Байкал за пол дня, как и предрекали им родители Семёна,  ведь и в третий раз, на предложение одного водителя остаться они ответили отказом. Быть может, они смутно чувствовали, что не разгадать сейчас им всех тайн этого озера. Не созрели они еще для того, чтобы понять его глубину и величие, поэтому и ссылались на спешку, в тайне мечтая приехать сюда еще раз, когда будут готовы к общению.. когда научатся открывать свои душу и сознание природе.
На подъезде к Улан-Уде перед путниками остановился автобус до отказа забитый бурятскими детишками. Когда дверь открылась они, все до одного, вцепились в майсов своими любопытными маленькими карими глазёнками. Желание избежать недоразумений, однако, потребовало от Чарли подать водителю знак, что он не хочет ехать за деньги. Шофер не стал ни на чём настаивать, захлопнул автоматические двери и умчался прочь, что безмерно опечалило Кузнечного, ведь ехать в автобусе полным очаровательных карапузов, было пределом его мечтаний.. Однако, гордость, являющаяся по меткому выражению святого Августина, корнем всех пороков и несчастий, а в данном случае гордость автостопщическая, не позволила ему преодолеть хотя бы часть маршрута за деньги там, где это легко сделать бесплатно. И действительно, судьба не заставила майсов ждать долго. Вскоре поймалась машина, да такая необычная, что Чухлинка не удержалась и спросила:
А какой породы ваш автомобиль? - так он был похож на небольшого глазастого любопытного зверька.
О, самой лучшей породы! Это Луаз 969! - самая проходимая машина, хоть и кажется чересчур миленькой. Запрыгивайте скорее!
Откуда вы? - спросил водитель, когда зверь породы Луаз уже набирал обороты.
Из Москвы и из города Новое Море, - ответили ребята.
Оо, Москва совсем маленькая! Китай гораздо больше!
Надо же, мы никогда не думали об этом в таком ключе..
Вот-вот. Всё зависит от того, как подумать! А если подумать — всегда можно что-то придумать. Вот, например, когда я был маленький, домашние телефоны были далеко не у всех, а письма шли много дней. И вот, как вы думаете, как я общался с другом, уехавшим в другой город?
Хм.. надо подумать.
Не надо, всё равно не догадаетесь. Мы писали друг другу письма на поездах! Прямо царапали на вагонах! Поезда хотят каждый день в одно и то же время, стоянка 20 минут, так что всё получалось..
А почему нельзя было вручать письмо пассажирам или проводникам, чтобы они передали вашему другу на станции..
Ну знаете, в наше время взрослые были очень строгими. Они бы сказали «Что это вы ещё удумали! Для таких целей существует почта! А если вам нужно связаться с кем-то срочно — к вашим услугам телеграф!». Они бы обязательно так сказали, такое время было.. К тому же нам просто нравилось писать на вагонах, вот и всё. Это было что-то вроде манифеста, утверждения.. Раз мир принадлежит нам, то и этот поезд тоже, и, по каким бы делам он не ехал, он может взять на себя лишний груз из нескольких предложений..
Да, это очень необычно! - согласилась Чухля.
Да, но.. к сожалению, потом мы поняли, что мы самые обычные дети..
Это почему?
Ну, потому что мы заметили, что в наших и в соседних школах в каждом классе кто-то один обязательно со временем уезжал в Америку, а еще один обязательно умирал от наркотиков. Вот две крайние позиции, а все остальные, получается, серая масса.
Неужели, чтобы прослыть оригиналом, нужно обязательно переезжать в другое полушарие или умирать от какой-то гадости? - недоумевал Чарли.
Нет, конечно. Я, разумеется, шучу, но.. в этой шутке есть доля истины, потому что все остальные оказались как-то менее заметны.. А об этих двоих, из моего класса, все только и говорят... Давайте сделаем остановку. Я знаю тут один интересный жертвенник.
Водитель свернул с основной дороги и, проехав несколько километров по разбитой, изрезанной глубокими колеями грунтовке, остановился. Он достал из багажника огромный батон колбасы, хлеб и предложил разделить с ним трапезу. Когда бутерброды были съедены провожатый повел их к идольнице. Это была каменная статуя Будды, сидящего в позе лотоса с раскрытыми ладонями, на которые у бурятов, живущих в этих местах, принято класть монетку. Разумеется, монетами были завалены не только ладони, но и все остальные углубления в изваянии. Часть же из них, не найдя для себя свободного места на теле бога,  лежало рядом на земле. Быстро оглядев истукан, водитель зашагал вперед, к небольшой ступе стоящей на холме. Чарли же, воспользовавшись этим, отстал и собрал почти все калабашки, оставленные суеверными паломниками.
Зачем ты это делаешь, положи на место, дурень! - негодовала Чухлинка.
Что делаю?
Грабишь статую!
Как можно ограбить статую? Если бы я отколол у неё нос — тогда бы я её ограбил..
Ну ты же понимаешь о чём я! Ты грабишь богов!
Ах вот как!? А что, боги такие бедные? Да богам это всё не нужно! Если они действительно есть, то все земное и материальное им вряд ли интересно. Неужели ты правда думаешь, что Будде нужны какие-то условные медные кругляшки, которые в России принято называть деньгами? Да будь они хоть золотые! Он же достиг нирваны и ему все это до палаточки, поняла?
Нет, не поняла! А как же люди? Они это принесли и хотят, чтобы их монеты здесь лежали.
Ну вот они и думают, что они здесь лежат. А от того, что Будде не досталось монетки, он к ним хуже относиться не станет. Это просто суеверие, не более того. Всё равно эти пожертвования каждый день забирают себе жрецы, без которых буддистский бог, впрочем, тоже отлично проживёт..
Ну и упрямый же ты! Все что угодно можешь перевернуть с ног на голову. Ну ладно, я согласна, слышишь, придурок! Согласна, не нужны Будде эти монеты, но нам-то они зачем? Разве нем чего-то не хватает? Нас всю дорогу угощают, да и фокус со сдачей, которую мы не пересчитываем в магазинах, всё еще работает безотказно.
Да.. работает. Но ведь у нас ничего не накапливается..
А ты что, решил заняться накопительством? Решил податься в капиталисты, так?
Нет, но ведь мы едем на Сахалин, а чтобы туда попасть, нужно будет заплатить за паром, на который мы не факт что сможем пробраться без билета. Вот проблема с паромом сама собой и решилась.. Вернее решится, если мы прогуляемся до еще парочки капищ..
Ну уж нет. Кузнечный, может ты и прав... чисто теоретически... но к этим деньгам я и не прикоснусь. Я лучше сыграю на трубе в Хабаровске, на набережной.
Ну это если мы попадём туда днём. А вдруг нас привезут туда ночью или вообще, мы проедем мимо?
Делай как знаешь Чарли, но я в этом не участвую..
И майсы побежали догонять своего провожатого.
А есть ли в окрестностях еще статуи Будд? - спросил Кузнечный, когда все снова залезли в машину.
Полно! Я как раз думал вам предложить заехать еще в парочку священных мест. Когда едешь один, то для себя самого как-то даже бензин жалко, наворачивать лишние километры, но для гостей — это самое милое дело.
Так водитель завез майсов к ещё трём жертвенникам, благодаря этому рюкзак Чарли заметно потяжелел, а Чухлинка слегка помрачнела. По сути возразить своему напарнику ей было нечего, но сердце её не принимало такой способ обогащения, как бы упорно она не пыталась убедить себя в истинности слов своего товарища.
К вечеру экипаж был уже в Читинской области — в краю холмистых степей, поросших осокой и таволгой. Залитые вечерним солнцем, они казались пейзажем другой планеты, а дорога, то поднимавшаяся в гору, то спускавшаяся вниз, то петлявшая между холмов, казалась космическим аттракционом, так она была прекрасна.
Зачем вообще придумали прямые дороги? - взроптала Чухлинка, - по ним же так скучно ездить. Когда едешь по извилистой дороге, даже время течет быстрее, верно, командир? - спросила она у водителя.
Верно. А зачем строят прямые — не знаю. Может потому, что они короче, а значит дешевле?
Допустим, но ведь это вопрос ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ, чтобы людям было красиво и нескучно. Ведь ради того, чтобы развеселить людей, устраивают всякие дурацкие олимпиады, чемпионаты и прочую ерунду. Могли бы и на извилистые дороги потратиться!
Может вы и правы. А еще что бы вы хотели поменять в этой жизни?
Чтобы все очки, которые носят люди были круглые, - после недолгого размышления выпалила Чухлинка.  - Терпеть не могу эту современную моду на прямоугольные очки.  А машины все, чтобы были как ваша — квадратные! Все эти мыльницы мне тоже не по нутру. Чтоб был такой закон, который запрещает все остальные формы очков и машин во всем мире!
Чарли же многозначительно промолчал. Он не мог придумать, что было бы ХОРОШО и ПРАВИЛЬНО запретить, вернее ничего не приходило ему в голову.
Водитель, когда ему нужно было свернуть налево, извинился перед майсами за то, что не может пригласить их к себе домой, по «семейным обстоятельствам», и высадил их на пустынной дороге, в огромном как вселенная, переливающимся тёплыми цветами, океане разнотравья.  Но, пейзаж этот, выглядящий столь дружелюбно в лучах вечернего солнца, на проверку оказался сырым и болотистым. Стоило ребятам ступить за обочину, как они тут же промочили ноги, поэтому с идеей поставить палатку здесь же, неподалёку от шоссе пришлось сразу расстаться. Майсы попробовали ловить машины, но те редкие водители, что проезжали в этот час мимо, побаивались брать пассажиров под ночь, ведь это время, когда совершаются преступления! Поэтому Чарли предложил другой план. Не доезжая пол километра до поворота на котором их оставили, он заприметил мост, под которым, как ему виделось, можно было переночевать. И действительно, речушка под мостом оказалась закованной в бетон, на котором можно было расположиться. Это была удача, ведь возможно, это было единственное сухое место на много десятков километров в округе.
Спать на бетонных плитах было очень холодно. Ребята то и дело просыпались и, чтобы согреться, дергали руками, ногами и всем телом. В небольшие промежутки времени, когда удавалось забыться, Чухлинке виделись падающие деревья в полумраке северного дня.  Их чёрные стволы с грохотом валились на землю, потрясая её до самого основания, а энергию эту страшные чёрные железные машины с множеством шестеренок  использовали для того чтобы двигать ВРЕМЯ. Так всё перемешалось в её голове.

11. Дождь внутри палатки.

С утра майсов разбудили странные звуки. Они не сразу поняли, что их беспокоит. Лишь продрав глаза, они увидели, что их жилище слегка колышется, а затем обратили внимание на громкое сопение и чавкающие звуки, а после, сквозь материю, разглядели очертания чьей-то продолговатой морды. Кто-то жевал их палатку, а возможно даже пытался её порвать, чтобы добраться до них и съесть! Судорожными движениями майсы расстегнули молнию тамбура и с дикими криками выскочили наружу.
Действительность оказалась не так страшна как то, что успело нарисовать воображение ребят. Их палатку и вправду жевали, но не страшные хищники, а лошади, пришедшие на водопой к реке. Возможно, в их рационе не хватало соли, и шатер майсов, впитавший запах солёного океана, показался им соблазнительным. А может быть ими владело обычное любопытство. Майсы с радостью удовлетворили бы его, но палатка была им еще нужна, поэтому Чарли отогнал лошадей, но не тут то было! Их было четыре, и пока он держал в поле зрения одну, остальные зашли в тыл и принялись еще более усердно работать своими зверскими челюстями. Тогда Кузнечный скомандовал Чухлинке собирать лагерь, а сам стал бегать вокруг него, строя непрошеным гостям ужасно страшные рожи. Только так и удалось путешественникам спасти свое драгоценное имущество, купленное всего за триста рублей и оттого тем более ценное. 
Когда майсы поднялись на мост, копытные уже закончили водопой и удалялись в сторону горизонта по влажной, выпуклой степи, будто это не маленькая точка на огромной планете, а одна из сторон сравнительно небольшого обитаемого шара. Впереди шло самое большое и высокое животное, а позади, спотыкаясь о кочки, ковылял маленький жеребёнок.
А планеты бывают квадратные и конусообразные? - полюбопытствовала Чухлинка.
Наверняка! - ответил Чарли. - Наверное бывают даже рассыпчатые, как творог, и пустые внутри, как коробочка, где люди живут не снаружи, а с изнанки.
А на каком языке они там у себя говорят?
Очень может быть, что на русском или на татарском! Это учёные высчитали с точки зрения теории вероятностей. «Такую вероятность нельзя исключать», вот что они решили .
О-о, Космос — это наше всё! - заявила Чухлинка. И как только люди раньше мечтали, ничегошеньки не зная о космосе!
Ну ты скажешь тоже, Чухля. Был бы мечтатель, а помечтать он всегда придумает о чём!
Ну ладно, а что там в мире молекул, что учёные говорят? Какую музыку слушают электроны — Моцарта или Баха? С точки зрения теории вероятностей?
В мире молекул всё еще интереснее! Там чудо — это самая настоящая обыденность, примерно как в нашей с тобой жизни. Простейшие частицы могут появляться из ниоткуда и так же, в никуда, исчезать без каких-либо причин.
Очень глупо вот так беспричинно исчезать, я считаю. Поэтому ты, конечно, как хочешь, но я всё таки за космос! - обнародовала Чухля свою «политику».

С утра, там где вечером никто не хотел подбирать майсов, перед ними остановилась первая же машина. И опять везение — водитель, звали которого Коля, ехал, как и в свое время Олег, далеко, но при этом еще и быстро. Путь он держал от самой Москвы, а двигался быстро потому, что сильно торопился расправиться с кем-то, кто думал, что он всё ещё в столице.
Читу, город, в который когда-то были сосланы декабристы, город «без жителей», “песчаный город, в котором песок везде, и в домах и на улицах”, как когда-то о нём писали, майсы увидели с возвышенности.  Свинцовое небо нависало над ним. Город между степью и небом вырисовывался квадратными торцами хрущёвок и брежневок. Что несёт полевой ветер на улицы этого, окруженного кольцом тишины и безлюдных пространств, города? Задувает ли он в квартиры кроме песка запахи сухих трав или весенней земли? Но об этом не узнали юные странники, потому что Чита осталась в стороне от маршрута. Лишь об одном рассказал им Коля:
В этих местах плохо заживают раны. У меня друзья здесь служили... Гиблое это место.  наверное поэтому сюда и ссылали политических. Порежешься - и не факт, что выживешь. Климат тут такой ..
Единственной остановкой на Колином пути был посёлок Чернышевск, где он пополнил запасы пищи. Когда-то здесь заканчивалась автомобильная дорога и дальше, в сторону Благовещенска, путь продолжить можно было только на поезде. Автостопщики прошлого пересаживались здесь на товарняки. Но Чарли и Чухлинке повезло больше. Они совершали своё путешествие в первое лето после постройки шоссе Чита-Хабаровск и поэтому делать пересадку им не пришлось.
Сам же посёлок показался майсам первым действительно опасным местом на всём их пути. По центральной улице здесь слонялись толпы подвыпивших молодых людей пристально и недружелюбно заглядывавших внутрь машины. Все они были одеты в чёрное, и лица у них, не смотря на опорожнённую посуду, были отчего-то очень напряжены. Создавалось впечатление, что если бы не стекло, отделявшее пассажиров от внешнего мира, то те, кто находился снаружи, набросились бы на путников, вытрясли бы из них все монеты и хорошенько намяли бы им бока. «Хорошо, что дорога оканчивается не здесь!» - подумали майсы.
Трасса Чита-Хабаровск была пустынной. Едва ли чаще чем раз в пол часа попадался им  встречный транспорт. Севернее же Чернышевска начиналась настоящая Уссурийская тайга. То, что майсы ожидали увидеть в Сибири, но не увидели, начиналось здесь, на Дальнем Востоке, в Даурии, как назвали эти места первопроходцы. Дорога была втиснута между сопками поросшими угрожающе суровыми северными соснами, елями и кедрами. Сопки сдавливали проложенную в низине тонкую нить дороги по которой во мраке тени, отбрасываемой окружающими курганами, резво неслась повозка с тремя пассажирами.  Местами лес был сгоревшим, и особо зловеще смотрелось, когда на фоне закатного красного неба, на вершинах вырисовывались черные силуэты обугленных сосен.
Коля не обращал на всё это никакого внимания. Он постоянно разговаривал по телефону со своей женой, стараясь усыпить её бдительность. Своё намерение неожиданно появиться в городе он, на всякий случай, скрывал даже от неё.
Да, да, я в Москве, еду с работы. Что сегодня делали? Проектировали механизм отделяющий грязь от уток. Зачем отделять? Ну видишь ли, в Москве очень много прудов, и их нужно чистить. И процесс этот решили автоматизировать, но при этом нужна такая машина, которая обращалась бы с утками нежно.   
На протяжении всего пути  экипаж ночевал два раза в небольших карманчиках на дороге. Тайга казалась столь враждебной, что майсы, опасаясь медведей, волков и другого зверья, не желали ставить палатку далее, чем в метре от автомобиля. Потому-то и пришлось им, в очередной раз, спать не на тёплой подстилке лесного из валежника, а на шершавом холодном асфальте. В дополнение к этой беде в первую ночь пошел настолько сильный ливень, что главное преимущество палатки - её дешевизна, стало её недостатком. Дешевой палатка была потому, что была однослойной. Моросящий дождь она, конечно, могла выдержать, однако если снаружи начинался ливень, то внутри он оборачивался самым настоящим дождём. Так и провели майсы несколько часов в промокших насквозь спальных мешках, поминутно просыпаясь, ворочаясь и пытаясь согреться.
Вторая же ночёвка длилась всего час. На рассвете майсы были уже в Хабаровсе, где Амур разливается так же широко, как млечный путь. Майсы искупались в его утренних холодных водах прямо на набережной, где их и оставил водитель. Купались они, для полноты ощущений, голышом, потому что час был столь ранним, что даже любители утренних прогулок еще мирно посапывали в своих кроватях, видя мирные сны. Когда же Чарли и Чухлинка вышли на главный проспект, спускающийся к реке и посмотрели на себя в витрине одного из магазинов, то пришли в ужас. Лица их от бессонных ночей и неправильного питания позеленели, а в некоторых местах даже покрылись нездоровой коростой. 
Ну всё, Чарли. Ты меня решил свести в могилу, верно? - с отвращением смотрела на свое отражение Чухлинка. - Ты же всегда хотел моей смерти, да? Вот посмотри на нас. Это же ходячие трупы! Ну всё, мне это надоело, слышишь! Теперь если ночь, то мы не едем, а останавливаемся в уютном месте и спим до полудня, а если идёт дождь, то место это должно быть под навесом. И питаемся мы теперь хотя бы один раз в день в приличных столовых, понял?
Это не проблема. У меня за плечами полный рюкзак мелочи. Можем даже один раз поесть не в столовой, а в скромном придорожном кафе.
Вот и веди меня в кафе! Ненавижу тебя! И на кого я трачу свою молодость? - шутливо и с легко читаемой любовью во взгляде ругалась Чухлинка.

12. Старая железяка.

Хабаровск — это Москва дальнего Востока, а Владивосток — Петербург. Так говорят здесь, имея ввиду то, что город на Амуре уступает своему прибрежному собрату в красоте и романтичности. Действительно, в Хабаровске сохранилось только пять улиц застроенных историческими домами той эпохи, когда люди строили не просто теплые, напичканные всеми возможными удобствами коробочки, а пытались красотой зданий подражать совершенству мироздания мироздания и переосмысливая его в духе своей эпохи. Но и на эти прекрасные памятники полёта человеческого духа уже наступала своими гигантскими бетонными ногами современная разрушительная цивилизация. Не бережет она ни природу и всех живых существ в ней обитающих, ни красоту созданную людьми. Всё: и уютные бревенчатые избы с резными наличниками, и кирпичные купеческие дома с причудливой кладкой, и заросшие полувековыми тополями хрущевки называет она развалюхами и без жалости топчет их, опустошает живые, наполненные когда-то котами, детьми, деревьями, букашками и паучками дворы старых домов, закатывает всё в бетон и ограждает забором. И появляется посреди этого безжизненного пространства бетонный колосс — нога  современности, растоптавшая прошлое и саму жизнь. Да и дети в домах этих сидят взаперти на привязи. Тут Чарли и вспомнил разговор о запретах и подумал, что если бы он был самым главным, то наверняка запретил бы ставить заборы, но тут же осадил себя, ведь что же тогда он будет каждый день перелезать и как он будет определять, удачным был день или нет?
Сиротливо и потерянно смотрелась старушка в длинном кружевном платье с тонкими чертами лица в синем троллейбусе, в окружении обычных горожан в мешковатых майках и куртках. Может быть она потомок одного из ссыльнопереселенцев, которых забросило сюда когда-то, на край земли русской, всемогущее государство?
Троллейбусы в Хабаровске были синими, как в московском детстве Чарли. Но самым прекрасным было то, что в них сохранились компостеры, в которые нужно засовывать билет и «компостировать» его, пробивать таинственную, редко повторяющуюся комбинацию дырочек. Это сильно взволновало Кузнечного, а так как был он теперь «богатеньким буратино», то он купил целых два билета, чтобы как следует насладиться работой этого устаревшего механизма.
Видишь, как далеко шагнул прогресс — ехидно сказал он Чухлинке. - Раньше билет пробивал какой-то глупый прибор, а контролёр проверял только комбинацию дырочек.
А сейчас?
А сейчас билет рвёт рукой сам кондуктор! Сейчас строго проверяют билеты, а раньше проверяли не строго! Я до десяти лет вообще не знал, что их нужно покупать, потому что контролера можно было встретить  в троллейбусе раз в три года, а штраф равнялся цене бутылки кефира. Но в основном все, конечно, билет покупали, но вовсе не потому, что боялись наказания, а потому что он был дешевый, а самое главное - всем нравилось их компостировать!
Скажешь тоже, покупали, потому что нравилось компостировать! Но давай уже найдём столовую. Я сейчас все твои истории и домыслы променяла бы на нормальный цвет лица. Вот смотри! «Молоко и мёд, котлета и компот. Столовая при факультете Сомнений Хабаровского университета», - указала Чухлинка на вывеску, которую увидела из окна троллейбуса. Нам сюда!
Надо же, вот откуда берутся все сомневающиеся! Оказывается их этому учат в Хабаровске! - воодушевился Чарли, и вслед за Чухлинкой сорвавшись со скамьи, выпрыгнул из салона. 

Так, нам давайте всё что у вас есть: котлету, компот, мёд, молоко, всё.. И еще хлеб! - бросила Чухлинка у раздаточной.
В вас так и сквозит УВЕРЕННОСТЬ, девушка.. - с сарказмом заметил раздающий.
Да нечего тут разводить свою философию! Мы абсолютно УВЕРЕННЫ, что хотим поесть и нечего нас тут запутывать этими своими приёмами.
Ни в коем случае, это же просто бизнес. Мы продаём, вы покупаете. Какие тут могут быть кривотолки..
Не слишком ли много СЛОЖНЫХ СЛОВ для работника столовой? Знайте своё дело, а философствовать будете, когда будете сидеть на лекции. - попыталась быть строгой девочка.
Конечно, но вот только один вопрос, вы заказали хлеб.. или хлеП? Я не расслышал?
И то и другое! Несите всё!
Конечно, только вот хлеП сегодня не завезли.
Ну и прекрасно, я не в настроении экспериментировать, - брякнула Чухлинка и полезла в рюкзак к Чарли за монетами.

Запутать они нас хотят! Заставить сомневаться! Ничего у них не вышло, наша взяла! - победно говорила Чухля, жуя чечевичную котлету. Я никогда не была ни в чём так уверена, как сегодня в том, что хочу нормально поесть.
Но тут к майсам подсел человек, у которого тоже была в руках тарелка с котлетами.
Разрешите я присяду?
Присаживайтесь, если вы не будете слишком много болтать и мешать нам кушать! - с прямотой Диогена заявила девочка.
Ни в коем случае, - сказал незнакомец и стал молча есть свой завтрак. Когда же тарелки и у него и у ребят были подчищены, он заговорил. - Вы знаете что сказал вождь племени Cуквомиши американским завоевателям..?
Хм.. Нет.
Он сказал, что человек не плетёт паутину жизни, но что он всего лишь одна из нитей этой паутины... Видите ли, я по профессии геолог. Я много путешествовал и видел жизнь малых народов. Вижу вы тоже путешествуете по нашим краям. Позвольте я дам вам совет.. Присматривайтесь к малым народам. Они спасут человечество.. Только у них я видел такие законы жизни, которые не разрушают жизнь.. Вы ведь знаете, что современный мир построен на конкуренции?
Слышали..
А то что в нашем организме всё взаимосвязано — слышали? Но ведь весь мир - это один организм, верно? Так представьте себе, если бы части нашего организма друг с другом конкурировали, что бы произошло? Организм бы погиб! Но у малых народов все на так. Их жизнь основана на взаимопомощи.. не только между людьми, но и между людьми и природой. Они знают, что они всего лишь нить паутины..
А где эти малые народы живут?
Да везде они есть, даже вот здесь в Хабаровске, хоть это и город. И на Сахалине их найдёте..
Да, мы как раз собираемся на Сахалин.
Вот видите, вам очень повезло. Ну ладно, ребята, когда будете ехать обратно — заходите. Я здесь преподаю. Спросите — Юру Салина, и вам подскажут как меня найти. А сейчас мне пора на лекцию, сказал незнакомец, и без лишних телодвижений удалился. 
Хорошо, может заглянем.. - сказали ему вслед майсы, но он уже не мог их слышать.
 
Чтобы попасть на Сахалин из Хабаровска, нужно проехать пол дороги в направлении города построенного заключёнными — Комсомольска-на-Амуре, а потом повернуть на право, к порту Ванино, дорога до которого в то время была обозначена на карте тоненькой линией, означающей, что асфальтого покрытия на этом пути нет. Но и шоссе к Городу Великих Строек тоже не было похоже на артерию соединяющую две крупных городских агломерации. Трасса на Комсомольск  начиналась петляя между гаражей, а потом, минуя залитые солнцем поля, ныряла в тайгу. При этом, была она настолько узенькой и разбитой, что казалось, что ведет она к дальнему хутору или заброшенному Леспромхозу. В окне машины под неспешную беседу с попутчиком замелькали деревянные веранды заброшенных пионерских лагерей, металлические ворота военных гарнизонов и тайга, густая тёмная тайга, в которой, по признанию водителя, в более тёплые года столько комаров, что если зазеваться, то можно попасть к ним на завтрак. С этим «напутствием» майсы и вышли из машины через пару часов езды, на едва заметном повороте, скорее смахивающем на лесную дорогу к старой делянке.

Тут ехать совсем недалеко, - сказал водитель первой же машины, которая подобрала Чарли и Чухлинку, не успели они пройти и ста метров по грунтовке. - Расстояние небольшое, но дорога плохая и идёт через горы, поэтому ехать будем до самого вечера..
Грунтовая дорога вилась серпантином через горные перевалы Сихоте-Алиня. Так майсы впервые оказались в настоящих горах.
Как вы думаете, когда человек всё теряет, он что-нибудь приобретает? - неожиданно задал серьезный вопрос водитель.
Всё, это совсем всё, или почти?
Ну вот если человек потерял дом, работу, машину, руки, ноги, все органы чувств.
Не знаем, - ответили майсы.
А вот мне кажется, что если человек всё потерял, то он приобретёт воспоминания. Они придут к нему во всей силе. Слшали, что Декарт написал? Он доказал, что человек существует, потому что мыслит.
Что-то припоминаю, - буркнул Чарли. Он не любил, когда цитируют классиков.
Так вот, - продолжал рулевой, - человек который всё-всё потрелял, превращается в одну только мысль, а стало быть существует полнее и насыщеннее, чем все остальные.
Кажется я понимаю.. - воспрянула Чухлинка, до того лишь кивавшая. - Это как мечта, которая лучше и краше реальности. Когда думаешь, представляешь себе всё таким, каким оно никогда не будет..
И не было.. - поправил девочку водитель. - С прошлым всё то же самое, мысль его преображает и приукрашивает..
Как фотоплёнка, - вмешался Чарли.
Вроде того.
Но у вас, ребята, мне кажется, реальность не хуже мечты. Вы путешествуете как мечтатели. Не успели вы подумать — и уже едете. Ваши путешествия даже опережают вашу мысль, наверное!
Точно. Это когда нас везут туда, куда мы вообще ехать не планировали.
Вот-вот,  - кивнул водитель, довольный тем, что ему не пришлось пояснять свою мысль.
Когда автомобиль, преодолев последний перевал и стремительно спустившись со склона, оказался на побережье, порт Ванино, бывший конечной точкой пути, был залит лучами вечернего солнца, пронизывающими прозрачный искрящийся воздух. Как новорождённые дети кричали чайки, а воздух был прохладным и солёным. Создавалось ощущение, что то, что стоит между жизнью земной и вечной, исчезло. Были сброшены оковы мира и вселенная предстала перед путниками в своей первозданной чистоте. Возможно то же самое ощущали заключенные, которых этапировали через Ванино на «остров» Магадан, в лагеря. Многие из них, вероятно, и не догадывалось, что то, куда они плывут — часть материка, добраться до которой, правда, можно было исключительно по воде.
Паром же на другой бывший остров-тюрьму, который, напротив, долгое время в учёном сообществе считался полуостровом, ходил не по расписанию, а по заполненности грузом. Порой пассажиры были вынужденны ждать целую неделю того заветного часа, когда все коммерческие товары будут погружены в трюмы  и двери судна будут распахнуты перед «менее важными» грузом — людьми. Но майсам повезло. Когда они прибыли на берег татарского пролива, как раз заканчивалась погрузка и было объявлено, что к одиннадцати часам вечера перевозчик распахнет перед недовольными двери. Известие это, впрочем, вызвало больше недовольства. Толпа загудела. «Еще несколько часов ошиваться на пристани!» “Нас тут ни много ни мало сорок человек!” “Такое количество людей заставляют ждать, запустили бы уже в каюты, где мы могли бы отдохуть!”. Но раздался среди ожидающих и голос смирения «Ну и что, что много! Если может подождать один человек, то может .. и целый стадион». Майсы с интересом наблюдали за перепалкой, но в ней не участвовали, так как повода вставать на ту или другую сторону, в силу счастливых для себя обстоятельств, они не видели. Но вот, наконец, был подан трап, и люди с сумками и котомками, переваливаясь и ворча, стали погружаться на судно.
Паром этот, уже лет тридцать как отслуживший свой срок, был похож на старую ржавую консервную банку. Тем больший восторг испытывали майсы. «Мы плывём по Тихому Океану на Старой Железяке!» - ликовали они. Сложно понять, что именно вызывало у них восторг, но был он бурным и неподдельным.
Так как билеты они купили самые дешевые, то места им достались на самом нижнем ярусе. Чтобы спуститься туда, нужно было преодолеть с десяток металлических винтовых лестниц. В каютах, рассчитанных на шесть человек, вместо кроватей были самые настоящие жесткие койки, на которых обычно спят матросы. А еще все стены и шкафчики были изрезаны надписями с информацией, кто и куда плавал на этой посудине, среди которых встречались автографы из далёких восьмидесятых годов. Пока Чарли и Чухлинка изучали «историю» по настенной живописи, их соседи по каюте уже успели подняться на палубу и спуститься обратно. Вернувшись они сообщили, что видели за кормой дельфинов, плывущих рядом с кораблем и парящих над поверхностью воды.
Разве майсов удивишь дельфинами? Сколько их они видели на Счастливых островах! Или это был сон? Всё равно, сон или не сон, видели или не видели, обидно, когда рядом дельфины а ты в то время, когда мог бы ими любоваться рассматривал чьи-то закорючки при свете лампочек. Майсы побежали наверх, но было уже поздно. Непроглядная темнота сгустилась над морем, и разглядеть нельзя было уже не только дельфинов, но и линию горизонта.
Этой ночью, под звонкий, переливающийся храп соседей по каюте Чарли видел такой сон: его молодой отец говорит ему — давай посадим лес. Я посажу одни деревья, а ты другие.
Почему мы будем сажать разные деревья?
Чтобы они конкурировали друг с другом и оттого выросли сильнее, - ответил папа Кузнечный и выдал сыну семена похожие на черные шахматные фигуры. Сам же он посадил белые. И вот вырос лес. Отец старел, но каждый день приходил к этому лесу шатать деревья, мешать им стоять на месте. Так проходили годы и Чарли видел как идёт время — лицо отца покрывалось морщинами, а деревья становились все выше и выше и верхушки их колыхались благодаря силе его не ослабевающих с возрастом рук.

13. Медвежий праздник

Эй, вы там, на другой стороне холма,
как вы там, на другой стороне холма?
Я кричу, словно камнем срезаю слова.
Знаю я, что мне не докричаться до другой стороны холма..

Илья Кормильцев.

Ранним утром Старая Железяка, скрипя и шатаясь на поворотах, обогнула выдающийся далеко в море каменный пирс с маяком и прибыла в Холмск. Пассажиры, повылазив на палубу, стали, пользуясь ясной погодой, фотографироваться, а Чарли проделывать одну из своих любимых шуток — подходить к группе запечатлевающихся людей и класть руку на плечо крайнему, будто он часть их дружной компании. Наверное, как бедные жители древнего Египта царапали свои имена на гробницах богачей, чтобы не быть вытравленными из книги жизни, так и он старался попасть на чужие снимки, чтобы сохранить себя в вечности. 
Город Холмск на сто процентов оправдывал свое название. Это был самый холмистый город из тех, что доводилось видеть майсам.  Какая уж тут Москва! Холмы Москвы даже незаметны. Их можно видеть только с помошью специальных приборов. А город Холмск стоит на семи самых округлых кучерявых зелёных, заросших лопухами, холмистых холмах! Причём, холмы эти как бы «многоэтажные», потому что располагаются не только вдоль залива, но и возвышаются друг над другом, как волны  - одна выше другой. Даже хрущёвки, располагавшиеся террасами, в линию, на каждом возвышении по два - три «этажа», приобретали здесь свою особую прелесть, потому что их, обычно воспринимающиеся как что-то скучное, прямые линии,  здесь  - подчёркивали рельефность пейзажа.
Как и по любому другому «настоящему» городу — по Холмску гуляло множество детворы, у которой майсы быстро выведали всё про открытые крыши. Им хотелось полюбоваться на море с высокой точки, а заодно узнать, где можно будет переночевать, если им захочется остаться в этом городе «наподольше». Мальчишки не только рассказали им о самых лучших открытых крышах, но и сопроводили их туда и походили на руках по краю, позируя для майсовских фотографий.
«Самая лучшая крыша» действительно была самой прекрасной. Это был самый последний, верхний ярус домов, и потому над над ней лишь немного возвышалась макушка самого высокого холма и открывался удивительный вид на всю ширь приветливого изумрудного татарского пролива. Майсы бросили здесь свои вещи, завалив их досками, и отправились бродить по городу.
Оказалось, что здешняя молодежь предпочитает гулять не по улицам, а вдоль железной дороги, которая укромно спряталась в овраге, между ярусами возвышенностей и выходящими к полотну заборами разбитых местными жителями стихийных огородов. Железнодорожное полотно пересекает город насквозь, деля его на две равные части, поэтому фактически это главный проспект города — одновременно и Бродвей, и Невский, и Тверская.  Вот поэтому юноши и девушки и проводят здесь время, ведь с одной стороны они любят находиться там, где можно встретить себе подобных, то есть в центре, а с другой — они любят места по-укромнее, где не ходят взрослые, презирающие и опасающиеся различного рода задворок. 
Пройдя по всей длине Молодежного Проспекта, как майсы его окрестили, и налюбовавшись на приветливые юные лица, путешественники повернули к набережной —  вотчине здешнего взрослого населения. Прогулка эта не обошлась без неприятных происшествий, которые, однако, в конечном счёте, обернулись увлекательными приключениями.  Возле памятника отцам-основателям города к майсам прицепилась компания слегка подвыпивших местных жителей, которые, почему-то решив, что Чарли и Чухлинка англичане или американцы, обратились к ним по-английски:

Вэр а ю фром? - спросил самый продвинутый из них.
Чарли, решив, что ситуация располагает к тому, чтобы пофантазировать и подыграть выпивохам, и искренне полагая, что все это, конечно же шутка, ответил:
From Neshville, direct from Neshville.
После этого посыпались традиционные вопросы. «Ду ю лав Рашша?», «Хэв ю бин ин Москоу?»,  “Ду ю лав рашен нэйчер?».
Но разговор быстро наскучил Кузнечному. У него не получалось придумывать СТРАННЫЕ ответы, которые могли бы рассмешить собеседников, ведь это совершенно ОБЫЧНО — быть туристом из богатой страны. И он перешел на русский.
Ты обманывал нас! - закричали забулдыги.
 Вовсе не обманывал, а просто шутил!
Что еще за шутки, нам они вовсе не показались смешными!
Вот поэтому я и перестал шутить!
Мы сейчас так пошутим, что тебе мало не покажется! Кто тебе сказал, что нас можно обманывать?
Да не обманывал  я вас! Я вам просто подыграл! Вы пошутили, я пошутил в ответ!
 Ничего себе шуточки! Ну-ка отвечайте, откуда вы и как сюда попали? Мы тут шуток не понимаем!
Мы из города Новое море. А приехали сюда автостопом, - спокойно ответили майсы, чувствуя, что на их стороне правда.
Никогда не слышали про этот город. Это на Урале?
Нет, на берегу Финского залива.
Ах, Финского Залива? И сколько дней вы ехали сюда автостопом от финского залива?
Ну... если вычесть то время, что мы провели в Атлантиде, у Самоедов, на Алтае и на Чусовой... то дней одиннадцать чистой дороги, - прикинул Кузнечный.
Одиннадцать дней! Да мы на поезде едем дольше! Да и еще какая-то Атлантида и самоеды! Нет, ты точно решил нас обмануть! - сказали синюшники и уже было сделали движение в сторону Чарли, чтобы начать мять им бока, но тут за него вступилась невысокая женщина с длинными прямыми чёрными волосами и раскосыми глазами, которая была частью группы и, очевидно, пользовалась в ней уважением.. Она успокоила всех и попросила никого не бить, и, к удивлению майсов, разгоряченные молодчики действительно поутихли и передумали колотить «обманщика».
Когда пламя ссоры было погашено, женщина эта отделилась от своей компании, взяла майсов под руки и предложила пройти в гости. Но не к её семье, а к её... племени.
О, у вас есть племя? - удивилась Чухлинка.
Да, мы живем на другой стороне вон того, самого высокого холма, - указала женщина на ту вершину, рядом с которой на крыше были спрятаны майсовские рюкзаки. - мы Айны! Но не смотря на экзотичность этой народности, представилась провожатая Катей.

Живут айны, как оказалось, в бревенчатых избах, очень похожих на старые русские крестьянские жилища. Бревна из коротых они сложены — толстые, некрашеные, потемневшие от времени. Крыши сделаны из соломы, а из них торчат глиняные трубы. Сами айны носят соломенные шляпы, шубы из соболиных шкур, а лицо мужчин украшают чёрные курчавые бороды по форме напоминающие наконечник совковой лопаты.
Как здорово, что я вас встретила! У нас на сегодня как раз запланирован Медвежий праздник, и мы чуть было не остались на этот раз без гостей! Но вот, силы природы послали нам вас на счастье!
Да? А что еще за медвежий праздник?
О, на нашем языке он называется Иоманте! Сегодня мы попросим прощения у природы и освободим душу медведя, отпустим её к горным духам.. Сейчас я представлю вас старейшине, и он вам всё расскажет лучше меня.
Катя завела Чарли и Чухлинку в тёмную избу и представила косматому старожилу. До того  серьезный и сосредоточенный он, встретив чужестранцев, очень обрадовался гостям и, после дежурных расспросов, объяснил майсам смысл праздника.
- Мы почитаем медведей как своих прародителей, и потому, охотясь на них, мы никогда не нападаем на спящего, но если охота происходит зимой, будим медведя, толкая в бока толстыми жердями и стараемся его разъярить..
 Ой, я бы не хотела, чтобы меня перед тем как убить — еще и разбудили и толкали бы больно палками, - призналась Чухлинка. - Я бы предпочла, в таком случае, умереть во сне..
Да, но убивать спящего нечестно. Мы злим зверя для того, чтобы и у него были шансы нас победить, ведь медведь в гневе имеет в себе всю силу гор!
М-м...
Медведя мы съедаем, а одного из медвежат берем к себе и относимся к нему как к одному из членов семьи. Наши женщины кормят его молоком из своей груди, а когда повзрослеет, он сидит с нами за одним столом и ест то же, что едим мы.
Да, даже пирожные? - воспользовалась паузой в речи «аксакала» Чухлинка.
Нет, пирожных на наших столах не бывает...
А-а..
Ну а через три года, - продолжал глава племени, - мы прощаемся с ним, освобождаем от нашего общества. Мы извиняемся перед мишкой и отпускаем его к горным духам..
Как же вы его отпускаете? - насторожились майсы..
Мы его убиваем. Но вы не бойтесь. Боги бессмертны.. А медведи — это и есть Боги в земном обличье. А то время, что медвежонок живет с нами — это время, когда сам Бог гостит у нас..
О-о-о, ну и ну! - Начали что-то понимать ребята. Значит Бог или Боги регулярно бывают у вас в гостях! Живут у вас?!
Да, конечно! А как же иначе мы бы существовали? Как жить без богов и их милосердия! Мы сами произошли от них... По нашему преданию, одной бездетной вдове стал приходить незнакомец одетый во всё чёрное, и вот, в одно из таких посещений, он открыл ей, что он Бог гор, по образу медведь.. А через какое-то время женщина эта родила от него детей. Так и произошел наш народ. Теперь вам всё понятно?
В общих чертах, - признались майсы.
Ну и славно, давайте праздновать! - предложил предводитель племени и распорядился подавать на столы кушанья.
Хотите сесть за столом рядом с медведем, дорогие гости? - спросил он, когда все было готово к началу торжества.
Да! - подпрыгнули от счастья Чарли и Чухлинка.
Ну вот и сядете по правую и по левую руку от нашего Бога, - добродушно улыбаясь, сказал верховод.
И майсов усадили рядом с Мишкой, который то и дело лез к Чарли и Чухлинке, тыкался в них мордой и облизывал им лица.
Ой, какой язык шершавый! - визжала от удовольствия Чухля и сама лезла к зверю обниматься и терлась своим носом о его шкуру.
Тем временем стол уставили глиняными тарелками с пищей. Старейшина поспешил извиниться перед майсами за то, что привычных блюд на столе они не увидят.
Мы едим только то, что дала нам природа, - пояснил он. -  Рыбу, мясо, ягоды, грибы, травы.. Вырастить что-то у нас считается самым тяжелым грехом.. Мы не считаем себя вправе вмешиваться в то, что создано не нами.
Надо же, - в который раз удивились майсы. - Неужели вырастить что-то даже хуже, чем убить человека или что-нибудь украсть?
Старейшина ответил так:
Гораздо... Видите ли. У нас всё общее, и потому делить нам нечего, и если кто-то из нас и уронит другого айна неаккуратно, то никакого злого умысла в этом, как ни старайся, не найдешь. И красть нам друг у друга нечего.
А у других?
А вот у других.. У тех, кто богаче нас красть мы считаем делом естественным..
О-о, даже так.. Воровство не нарушает законов природы.  Природа мудра и милосердна, всё в ней гармонично, слаженно. Никогда в ней разнообразие не уступит место гегемонии одного зверя.. Но если вдруг какой-то зверь и расплодится так, что стада его будут огромны, а сам он будет тучен и неповоротлив — тотчас же появятся маленькие голодные хищники, которые проредят ватагу, и тварь эту, располневшую и ожиревшую, заставят побегать и сбросить лишние килограммы..
Ха-ха-ха, - засмеялись айны, сидевшие вокруг.
Так же и в мире людей, есть мелкие хищники. Они тоже поддерживают разнообразие.. не позволяют богатым так раздаться вширь и оплыть жиром, что под весом их туш погибнет всё живое...
Сложно сказать, поняли ли майсы в полной мере прозвучавшие метафоры, но в этот момент началось пиршество и все разговоры прекратились.
Взрослые Айны приподнимали свои длинные усы с помоoью специальных палочек и пили сок из корней многолетника, сок ивы - ниномуни, сок клена - топэнни, сок дикого винограда и татни -  березовый сок. В последний были добавлены  листья сикрэбэкина, как обьяснили айны, травы грез. Майсы тоже попробовали все напитки, а последний, из опасения, что после его употребления они не совладают с собой, пить не стали. Ели же все читатап — блюдо из спинного, хвостового, брюшного плавников и головы лосося, морскую капусту и другие водоросли, черемшу, орехи,  ягоды и солёные грибы. Подавалось всё в металлических котлах, а раскладывалось по деревянным мискам.
Затем наступило время  игр, состязаний и танцев.  Надо сказать, что обычай танцевать после еды у айнов не связан только лишь с медвежьим праздником. Пляшут они ежедневно после каждой трапезы. Под ритмичные звуки муккури и в такт ударам по лежащему на козлах еловому бревну, айны вместе с майсами встали в круг и, сначала медленно, но постепенно,  ускоряясь, стали переваливаться с одной ноги на другую. Под действием волн ритмичной музыки головы сами собой начинали покачиваться, а руки хлопать в ладоши и, через какое-то время, все участники действа уже слаженно танцевали, хохотали и радовались неизвестно чему. 
Как не хотелось Чарли и Чухлинке думать о том, что всё это веселье вскоре закончится бессмысленным убийством милого их сердцу зверя, с которым еще час назад они обнимались и терлись носами, но время этого важнейшего в жизни местных жителей  события пришло. Медведя сначала пропустили между рядами стоящих, чтобы каждый мог попрощаться с богом, который в то же время был ещё и человеком. Чухлинка, прощаясь с ним заплакала, и Чарли отвёл её в сторону. Они видели, как мишку повели к капищу, где стояли деревянные истуканы — изваяния изображающие медведей. Смотреть же и слушать, что будет дальше не захотелось ни тому, ни другому, и майсы зашли обратно в избу.

Из её недр до них донеслись только обрывки торжественной речи волхва: «Возьми как жертву… Пусть примут участие в этой заключительной ... боги леса, реки и гор». Но, не смотря на сожаление по поводу происходящего, ни Чарли, ни Чухлинка мысленно не осуждали айнов за столь жестокий обычай. Ведь разве много существует на нашей планете народов, которые живут с деревьями, лесными зверями и морскими обитателями в большей любви и дружбе..



14. По западному берегу.

Ночевать у айнов майсы не стали, потому что вспомнили, что рюкзаки свои они оставили на крыше за холмом. К тому же, по правде говоря, Чарли и Чухлинке гораздо больше хотелось проводить закат и встретить рассвет с видом на океан, чем ночевать в тёмных избах похожих на кротовьи норы.
Палатку на крыше они не поставили, так как небо было ясным и не предвещающим дождя, и так и заснули на ковриках и в спальных мешках. Разбудило их с утра яркое солнце, и только теперь они увидели всю красоту океана, всю глубину его цвета, как деловито паромы и корабли спешат ранним утром причалить к зелёному холмистому берегу.
Налюбовавшись этим завораживающим пейзажем, Чарли и Чухлинка собрали свои вещи и двинулись в путь. Дорогой они обсуждали виденное и слышанное ранее, и решили для себя главное: может теория воровства и правильна, но им оно совершенно ни к чему, потому что себя они могут причислить исключительно к богатым людям, правда богатым не деньгами, а впечатлениями — самым дорогим сокровищем, которое ни за какие состояния не купишь.
Куда это вы направляетесь? - спросил майсов любопытный прохожий на улицах Холмска.
К заливу Терпения, - ответили ребята. - Это в пятиста - восьмиста километрах севернее, на восточном берегу!
Знаю, не первый год живу на Сахалине. Но как вы туда поедете?
По западному берегу! - твердо ответил Чарли.
Нет, ни в коем случае, не надо ехать по Западному берегу! Там давно никто не живет. Вы там застрянете. Там никого нет, только дует Ржавый ветер! И медведей там больше чем людей в Южно — Сахалинске.. - предупредил благожелатель.
Ну хорошо, спасибо за совет. Значит мы поедем по восточному берегу, - поспешили успокоить доброхота майсы. Сами же про себя твёрдо решили, что раз так, то непременно поедут именно по западной стороне острова, ведь они и путешествуют по свету не в последнюю очередь ради приключений и опасностей.  К тому же безумно интересно посмотреть, что же такое Ржавый ветер! 

Дорога на север, по западному берегу, действительно оказалась самой безлюдной из тех, по которым майсам до тех пор приходилось ходить. Еще в черте города асфальт неожиданно кончался, а по обе стороны от грунтовки высились старые ржавые советские заводы,  кладбища автомобилей и автобусов. За пределами же Холмска, на берегу моря, стояли не дачи состоятельных горожан, а одинокие ветхие бараки, в которых едва теплилась жизнь, о существовании которой можно было судить только по по неизвестно когда развешенному белью на веревках. Приземистые, покрытые плесенью блоки эти были обращены не лицом к воде, как часто бывает у тёплых морей, а торцом, очевидно для того, чтобы круглогодичные холодные ветра не проникали внутрь жилищ через окна. Лишь фигуры собирателей ламинарий, стоящие по пояс в воде в резиновых комбинезонах, прямо указывали на то, что люди здесь не мираж, и что обитатели этих лачуг всё же еще цепляются за жизнь.
Когда майсам стало казаться, что они, возможно, все же совершили ошибку, выбрав этот путь, они наконец услышали шум приближающегося автомобиля, и, конечно, в соответствии с главным законом автостопа, по которому водитель не может оставить путников на совершенно пустой дороге, шофер, не требуя лишних объяснений, забрал ребят. 
Неужели вам не говорили, что на Западный берег нечего соваться.. Это вам со мной повезло, но я еду только до Чехова, а дальше вряд ли кто-нибудь сегодня поедет. Так что, если что — поедете обратно со мной! - сказал рулевой, а потом неожиданно спросил, - А о Сталине вы что-нибудь слышали?
Только самые общие сведения, - насторожился Чарли, зная, что в России проще всего обидеть человека, если неумело начать разговор о Сталине.
Ну это плохо, что только общие! А о том, что после его смерти случилось, вас рассказывали?
А что случилось после его смерти?
Он спустился в мир мёртвых и заставил мёртвых кубинцев, которые погибли от рук капиталистов, воскреснуть и совершить Кубинскую революцию!
О-о, и откуда у вас такие интересные сведения!?
А вы посмотрите на даты! Пятого марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года  Сталин умер, а в июле тысяча пятьдесят третьего, то есть через четыре месяца, началась Кубинская революция!
О-о, это даже интереснее, чем Тайная Георгафия! - воскликнул Чарли.
Конечно. Это тайная история! А если серьезно, вы хоть понимаете, куда вы едете, ребята?
Конечно понимаем! К Заливу Терпения!
Это хорошо! Всегда надо держать в голове, кто вы, откуда и куда держите путь! Если хоть что-то из этого выпадет из головы - полиция легко может отправить вас в психушку!
Да... но... зачем им это? - удивились майсы.
Не знаю. Но вдруг они там, в полиции, совершают тайные жертвоприношения и отдают тех, кто попался в их руки, на съедение Луне! Иначе к чему вся эта их секретность..
О-о.. звучит прекрасно! - воскликнула Чухлинка. - Это, наверное, даже лучше, чем когда тебя ест кит!
Ну... Это вы сейчас так говорите... В общем, ребята, я, конечно, могу показаться вам безумцем со всеми этими своими историями... но совет я всё-таки вам дам.. Если всё-таки вы забудете, куда едете, и так выйдет, что попадёте в руки полиции и психиатров - претворяйтесь глухими. Просто говорите, что вы ничего не слышите. Потому что всё, что вы скажете в ответ на их слова, может трактоваться как безумие! Потому что, с их точки зрения, человек должен мыслить какими-то заложенными схемами... Ведь для этого и существуют современные школы, верно?
Возможно, - ответили майсы.
Водитель — любитель тайн и мистики, высадил ребят в городе Чехов. И ехал он в это место, очевидно, за еще большими тайнами, ведь это был самый Таинственный город на пути Чарли и Чухлинки. Именно здесь жил писатель Чехов, когда работал над своей книгой об острове-тюрьме. К берегу моря это поселение выходило одними только заброшенными заводами и валяющимися на их территории ржавыми цистернами. Здесь майсы и поняли, почему их пугали ржавым ветром. Всё что видели они вокруг себя проржавело и прогнило настолько, что обратилось в рыжую пыль, которая носилась по воздуху. Жилые же кварталы выглядели так, будто через эти места прошла война, хотя Чарли знал точно, что, по крайней мере последние шестьдесят лет, ничего подобного на Сахалине не происходило. Пустые оконные проёмы домов были разворочены.. Видимо, покидая Чехов, жители увозили на новые места не только личные вещи, но и окна и двери, подобно тому, как это делали древние Вавилоняне. Что заставило их так спешно оставить родные места? Спросить майсам было не у кого, попутчик их уже исчез в глубине пустынного города, поэтому, побродив среди заросших сорными травами и залитых ярким солнцем жёлтых развалин, ребята смело пошли дальше по грунтовой дороге, по левую сторону от который лежала чистая изумрудная гладь холодного и спокойного океана, однообразную плоскость которого уже не нарушали фигуры промысловиков, а по правую - безжизненные чёрные скалы. Предостережения оказались напрасными. Да, майсы шли еще полтора часа вперед, не встретив по пути ни одной машины. Но боялись они не того, что им придётся ночевать на дороге, в окружении сотен медведей. Боялись они снизить скорость и показать самим себе свой собственный страх.
Через полтора часа, из-за спины они всё-таки услышали долгожданный звук приближающегося автомобиля. И был он поистине спасительным. Нет, сам его обладатель не ехал на Восточный берег, но, на половине дороги, встречался сыном. Сын же поедет обратно на Восток по единственной перемычке, соединяющей две оконечности острова. Майсы поняли, что их спасло провидение. На север действительно никто не едет по Западной стороне, никто не отваживается проделать этот путь целиком и лишь немногие смельчаки назначают встречу на середине пути, зная, что кто-то едет на встречу и, в случае чего, выручит и вывезет из тех мест, где помощи ждать не откуда.
А за окном проплывали всё те же пейзажи - небольшие покинутые людьми посёлки, полусгнившие бараки, вросшие в землю рыболовецкие лодки.
Знаете, почему здесь всё так? - сказал человек за рулём. - Здесь всё так, потому что управляют нами люди, которые давно оторвались от жизни. В этом обман демократии! Мы можем выбрать отличного парня, со своего же завода, например, но когда он попадает во власть, он отрывается от жизни. А ум никогда никто не получал из книг! Ум можно получить только от наблюдения и живейшего участия в самой гуще народной жизни! Вот поэтому никогда и нигде люди не имеют разума, чтобы управлять. Всю историю человечества, всеми странами управляют недоумки, отгородившиеся от народа, от жизни, живущие в своей теплице с мутными стеклами и не видящие оттуда ничего!
Как же тогда управлять, если только выберешь человека, и он сразу отрывается от людей?
А надо, чтобы не было этих управляющих, чтобы люди сами, которые живут и работают? друг с другом советовались и решали как жить.. Так люди десятки тысяч лет жили. А потом захотелось всем удобства — и создали государство. Но стремясь упростить жизнь, мы её усложняем, попадаем в зависимость от вещей, которых мы не понимаем. Ведь как устроено государство не понимает никто, даже те, кто стоят у его руля. Вот поэтому и бывают кризисы и революции... То же самое в любой из областей жизни.. Сколькими механизмами окружил себя человек! На каждого по три десятка механизмов! Я вот управляю машиной, но хоть попытался в ней разобраться, а вот если унитаз перестанет работать, в устройстве которого я полный профан! Всё, Катастрофа. Нужно на помощь звать.. Вот поэтому и жизнь наша — одни сплошные кризисы..
А тот, с кем вы едете на встречу, это ваш единственный сын? - спросила Чухлинка, чтобы перевести разговор с невесёлой и сложноватой для её понимания темы. 
Да, но это не страшно, что ребенок всего один. Все те, кого люблю - мои потомки.. Понимаете?  Человек во всех кого любит оставляет неизгладимый след.. Поэтому, если хотите иметь много детей - просто любите...
Когда цель путешествия была достигнута, водитель обернулся к майсам, посмотрел на них добрыми глазами, пожал каждому из них руку и сказал:
Ну что ж, думайте! А здесь наши пути расходятся. Рад был с вами пообщаться..
Он вышел из машины, перекинулся несколькими словами со своим сыном, попросил его подбросить Чарли и Чухлю, еще раз тепло попрощался, на этот раз уже со всеми, и уехал.
Как вы думаете, - разговорились майсы в дороге с новым попутчиком, - нам тут один водитель рассказал про Сталина, что мол он после смерти спустился в мир мёртвых и разбудил там кубинцев, которые воскресли и совершили революцию... А еще что людей сажают в психушку, для того, чтобы отдавать их на съедение Луне.. Так вот, может ли всё это быть Правдой?
Ха-ха-ха, рассмеялся он. - Не знаю! Может да, а может нет. Но я знаю одну вещь..
Какую..
Истина не может быть скучной! Если эта история вас так взволновала, и её запомнили, значит она правдива! Истину ветер из головы не выдует. Истина не просочится сквозь пальцы, как песок, она остаётся в сердце. Так что, может, то что он вам наплёл это и не стопроцентная правда, но какой-то стороной так как он сказал и есть!


15. Завоевание без войны.

Восточное побережье Сахалина было одарено государством новой широкой асфальтированной автострадой. Связано это было с тем, что где-то, немного севернее Залива Терпения, вездесущие геологи расковыряли на морском дне залежи природного газа, который теперь, в обход российских городов и деревень, гнали на запад и продавали за звонкую иностранную монету. Но ничтожные миллионные доли вырученных средств всё же оседали  здесь, на Востоке, и потому места эти не совсем обделены населением. Машин здесь было много. По автостраде на огромной скорости проезжало не меньше десяти автомобилей в минуту, обладателям которых вовсе не хотелось притормаживать ради с виду несчастных, но, на самом деле, весьма счастливых бродяг. Чарли и Чухлинка, в ожидании заветного момента, когда рядом с ними остановится очередной добрый водитель и замигает фарами аварийной остановки, не раз вспомнили уютную западносахалинскую грунтовку, где никто не проезжал мимо них.
Но вот к обочине прижалось такси. Майсы энергично замахали руками, сигнализируя, что на такси ехать не собираются. Однако, машина не уехала, а когда ребята поравнялись с ней, молодой человек сидевший за рулём, как в последствии выяснилось, родившийся в Таджикистане, сказал: «Залезайте, мне всё равно по-пути, только нужно будет заехать по-дороге в одно место».
Удивительно, как далеко судьба может закинуть человека. Из предгорий Памира, где под южным солнцем растут дыни и абрикосы, на холодный сырой Сахалин, где с трудом получается вырастить даже неприхотливую картошку. И если сам он был таксистом в Поронайске, то семья его, которую и нужно было навестить, жила рядом с кладбищем старых автомобилей и занималась, видимо, сбором и сдачей металла на переплавку, а быть может и собиранием одной новой машины из десяти старых. Подробности майсам выяснить не удалось. То ли из-за того, что водитель и его семья плохо владели русским языком, то ли оттого, что они немного темнили, и то, чем в действительно они занимались рядом со свалкой, было не вполне законно. В любом случае, проживание возле полигона показалось ребятам очень романтичным. Они почувствовали себя героями фильма о Джонне Конноре, мать которого, чтобы уберечь будущего спасителя человечества и воспитать в аскетичной атмосфере, отвезла его в аризонскую пустыню к мексиканцам, которые тоже жили среди груд искорёженного ржавого металла..
Пребывание майсов  в столь необычном месте, однако, не было долгим. Обменявшись с семьёй несколькими фразами и передав им что-то привезённое с юга, таксист поспешил снова отправиться в путь, так как в городе его ждали заработки, ради которых люди и покидают родные и милые сердцу места и отправляются за тысячи километров на чужбину,  в неуютный и непривычный для себя климат.
На подъездах к Поронайску таксист этот, в том месте, где дорога вплотную подходила к берегу Океана, неожиданно свернул с асфальтированного покрытия на прибрежный песок и к центру города ехал по кромке воды. Как дети бегают по берегу моря на пляже, так и он одним колесом ехал по песку, а другим задевал спокойную в этот день водную гладь. Потом, побывав в Средней Азии, майсы увидят, что почти во всех жителях этих мест есть эта детская открытость и умение радоваться простым вещам, в целом, утраченное европейцами.
Высадив ребят на центральном пляже, молодой таджик эффектно попрощался с ними.  Уезжая, он продемонстрировал несколько эффектных автомобильных трюков, от которых во все стороны полетели солёные брызги и комья мокрого песка. 
Как и в Ле-Конке, к последнему морю на востоке Чарли и Чухлинка приехали в свете закатных лучей. Океан здесь был не изумрудным, как в татарском проливе, а зелёным. Кроме того, был он довольно грязным, ведь рядом велась добыча газа с морского дна. Местами по берегу здесь скапливалась ржавая пена, измазанный в которой и лежал мёртвый морской котик. Лицезрение этой печальной картины прервал голос человека, раздавшийся сзади:
Вот вам и Поронайск!
М-да... - хмыкнули майсы.
Ничего хорошего тут нет, - сказал молодой человек.
Ну что-нибудь хорошее да найдется, надо будет завтра поискать! - парировал нигилизм собеседника Кузнечный. - Мы же сюда специально приехали с западных границ России!
Конкретно сюда, в Поронайск, в Залив Терпения? Это очень глупо! Ничего путного вам здесь не отыскать...
Майсы не могли объяснить, как прекрасно находиться почти в противоположной точке планеты, когда ты добрался до неё сам, хоть и не без содействия высших сил. Как захватывающе быть так далеко, когда от дома тебя отделяют не несколько скучных часов в самолете, а недели полные трудов и лишений. Но человеку, который сам находится в этой точке, и, быть может, уже много лет с неё не сдвигался, понять это ощущение непросто. Но майсы всё равно попытались объясниться.
Хотите корюшки? - прервал юноша эту болтовню, показавшуюся ему пустой абстракцией, похожей на надоедливую муху
О, корюшка! Никогда не пробовали! - обрадовались ребята возможности сменить тему. - Говорят, что это самая вкусная рыба в мире!
Всё может быть.. - уклончиво ответил абориген.
Майсы присоединились к костру, у которого, отделенные от остального мира зарослями камышей, грелись подростки - рыбаки.
Только три дня как у нас плюсовая температура! - рассказали они. - Три дня назад еще лежал снег, хотя мы и находимся на широте Ростова-на-Дону. Тихий океан очень холодный... И земля холодная, хоть и южная. Но зато вам повезло, потому что после нескольких дней тепла появляются полчища комаров, каждый размером с собаку... Так что наслаждайтесь Сахалином, пока есть возможность..
Далее последовали обычные в здешних местах расспросы о том, «как там в России?». Ведь все те, кто живет за уральским хребтом свою землю Россией уже не называют, а именуют её Сибирью и Дальним Востоком, и, конечно же, почти каждый здешний обиталец планирует в скором времени податься не просто в европейскую часть страны, но, непременно, в Москву, потому как слышал, что именно там зарабатываются деньги, и представление это, действительно, не далеко от истины, что не может не вселять в сердце печаль.
На прощанье рыбаки отсоветовали майсам ставить палатку на пляже, так как, по их словам, по ночам здесь полно шпаны, «отморозков», как они сами выразились. Майсы не очень верили в «опасных» ребят.  А Чарли вообще был уверен, что все просто хотят думать, что живут в «опасном районе», тем самым сами набивая себе цену и желая подняться в глазах других людей на уровень выше. Житель «гетто» смело может гордиться, что только благодаря «железным нервам, холодному разуму и стальным мускулам» сумел выжить в этих «джунглях».
Кузнечный думал, что даже с самыми неисправимыми хулиганами можно найти общий язык. Но, с другой стороны, путешественники подумали, что хоть они ничего и не боятся, но нервничать перед сном всё-таки будут, придумывая различные ветви диалогов с гипотетическими ханыгами. «А возможно, -  подумал Чарли, -  никакого никакого разговора и не получится, если вдруг «плохие ребята» решат убить их, не вытаскивая из палатки».  Одним словом, бесстрашные майсы если и не испугались, то стали испытывать «некоторые опасения» и потому отправились в город искать открытую крышу, где они смогут в безопасности и спокойствии отдохнуть.
По невыметенным улицам усеенным разбитым стеклом бродили толпы гогочущих подростков. Посреди пустырей, почти лишенных растительности, покрытых жухлой, коричневатой травой, стояли блочные дома с покатыми крышами. «Здесь то наверняка полно открытых крыш!» - подумал Чарли. Но нет, его намётанный глаз на этот раз его подвёл. Не смотря на ветхость и бесхозность построек, все чердаки, на которые совались майсы, оказались запертыми на увесистые амбарные замки, а местами, дверь ведущая в заветное помещение и вовсе отсутствовала. «Профилактика самоубийств», - решили ребята и, так как в это время детишки двенадцати лет уже не бегают по улицам, и выведать тайну про возможно единственную на весь город открытую крышу было не у кого, майсы уныло побрели к окраине, задумав поставить палатку всё же на берегу, но вдалеке от главного пляжа. Но, не доходя до границы города, они, по левую руку от себя, увидели военную часть.
Вот самое безопасное место в округе! - воскликнул Кузнечный. - Давай попросим пустить нас внутрь!
Чухлинка засомневалась. Всё таки — военная часть! Серьезное заведение.  Наверное не для того её огородили высоким забором с колючей проволокой, чтобы любой бродяга мог прилечь отдохнуть на её территории. Но, уступив давлению своего спутника, она нерешительно сказала: «Давай..»
Майсы позвонили в звоночек и через минуту у ворот базы появился военный. Слово взяла Чухлинка, не смотря на то, что не она была инициатором этого сомнительного предприятия:
Здравствуйте! У нас к вам вообще ну о-о-о-чень странная просьба, - дружелюбно сказала она. - Дело в том, что мы хотели бы у вас переночевать..
Хм.. - напрягся военный, - ну вообще у нас не гостиница и не дом отдыха. Вы находитесь возле секретного объекта..
Мы всё понимаем! Секретность — это очень важно! Без секретов человечество бы просто не выжило! Но ведь мы совершенно не похожи на шпионов! Посмотрите на нас! Шпионы так не выглядят! Они носят строгие костюмы, строят из себя крутых парней, ночуют в дорогих гостиницах и ездят на голубых феррари.. И на секретные объекты они проникают хитростью, а не просятся, как мы..
Ну, последнее почти верно, - смягчился военный.
Тут уже вступил в дело Чарли, скурпулёзно объяснив милитаристу ситуацию, которая вынудила майсов искать убежище на за оградой гарнизона. Дежурный отлучился для того, чтобы позвонить своему начальнику и спросить его разрешения, и, о чудо, вернувшись, он открыл перед странниками ворота! Он с военной точностью обозначил периметр, внутри которого можно поставить палатку так, чтобы она была видна из окна сторожки, и часовой всю ночь мог наблюдать за спящими. В одном месте в обозначенных границах стоял танк.
А можно мы поставим палатку возле танка? - спросил Чарли.
Пожалуйста, можно и возле танка. Главное не за ним.
О-о-о, более безопасного места представить себе невозможно! - иронично ликовал Кузнечный.
Майсы засыпали под защитой целого военного подразделения. И даже случись война - они первыми могли бы забраться в танк и защищаться!
В эту ночь Чухлинке приснился такой сон. Дело происходило в Средние Века. К городу Переяславль-Залесский, который был окружен высокой крепостью, подступила огромная вражеская армия. Тьма народу покрыла всё видимое пространство вплоть до горизонта. Но люди эти не были вооружены и вообще не были ни воинами, ни солдатами. Это были шуты, скоморохи, трубадуры, фокусники, словом разного рода бродячие артисты. Поднялся невообразимый гвалт. Каждый играл на гармошке, или на дудке или пел, или просто издавал какой-то весёлый, задорный шум. Защитники крепости, растерявшись от такого неожиданного «нападения», открыли ворота укреплений. Город был завоёван.
Даже одна хорошая песня, может завоевать больше, чем самая сильная армия мира, - подумала Чухлинка проснувшись. - А ведь сон, наверное, потому и приснился, что мы тоже вчера взяли настоящую военную крепость. Завоевали её без войны.

    


16. Книга Зла.

Я выйду на улицу ранней зимой,
из дома номер «домой»,
десять тысяч километров дороги домой.
                Олег Ганьшин (Борис Циммерман)

Доброе утро, - сказал подошедший к майсам вчерашний военный, заметивший возню возле палатки. - Собирайте свои вещи и пройдите, пожалуйста, со мной. Вас велено привести на допрос!
Ой, - испугались ребята, но  быстро взяли себя в руки, решив, что за ночь они вряд ли стали больше похожи на разведчиков или диверсантов. «Наверное, военным просто стало скучно и они захотели пообщаться»  -  заключили Чарли и Чухлинка после непродолжительного обмена репликами. Подосланный же часовой не говорил больше ни слова и не отвечал на вопросы. Видимо, его миссия заключалась еще и в том, чтобы создать нужный «антураж» будущего действа и нагнать на всё происходящее дымку серьезности. 
Общался с майсами в специально отведенном для таких случаев помещении с табличкой на двери «комната для допросов» старший офицер, пришедший с утра на работу, после совещания с которым и была, по всей видимости, удовлетворена вчерашняя весьма необычная просьба. Он хотел лично удостовериться что ночные гости никакие не тайные агенты - лазутчики. С очень строгим видом, которому учат в военных и педагогических институтах, он задавал вопросы. Майсы рассказывали обо всём не кривя душой и искренне улыбались.
Ну ладно, видимо вы не террористы, - подвел итог беседе офицер.
Но Чарли и Чухлинка, не умевшие лукавить, в душевной простоте возмутились:
Как это не террористы! Мы самые настоящие террористы! Мы подбросили кота в окно фонарного завода, и там из-за этого случился страшный переполох!
Про это мне, разумеется, известно. Если бы кто-то пострадал - вас бы давно уже задержали.  Но оказалось, что этот кот сбежал из дома одной из работниц этой организации, и получилось так, что вы как раз сделали доброе дело - вернули хозяйке её питомца.
Майся приуныли.
Значит нас не разыскивают? - с печалью и легкой надеждой в голосе спросили они.
Разыскивали, но когда выяснились подробности  - перестали.
Майсы было опустили носы, но рассудив, что сделанное невзначай доброе дело, в сущности не хуже акта устрашения, воспрянули духом и снова заулыбались.
Когда ребят отпустили, Чарли предложил оставить вещи у кого-нибудь из местных жителей, чтобы можно было гулять налегке. Майсы постучали в первую попавшуюся калитку деревянного дома.
Здравствуйте! Мы путешественники, - сказала Чухлинка вышедшему к ним человеку. Нельзя ли оставить у вас нашу поклажу до вечера? Мы бы хотели как следует осмотреть ваш город, а с рюкзаками за спиной тяжело бродить..
Отчего же нельзя, оставляйте! А там, внутри, нет бомбы? - спросил радушный хозяин с улыбкой.
Есть, но только в разобранном виде! Не беспокойтесь, она не взорвется! - отшутился Кузнечный.
Ха-ха-ха, - рассмеялся домовладелец. - Ну теперь я спокоен. Раз вы умеете шутить — значит вы не можете быть совсем плохими ребятами, и уж тем более террористами. Эта публика ужасно серьезная!

Почему ты всегда спрашиваешь и сразу отрицаешь? - спросил Чарли подругу, когда путешественники уже шли от частных домов к центру города.
Как это - отрицаю?
Ну, ты говоришь, нельзя ли?  Почему же нельзя, когда можно? Тебе кто-нибудь когда-нибудь в чём-нибудь отказывал?
Вообще, редко.. Ну хорошо, а как надо говорить?
Надо говорить — «Можно ли? Дайте пожалуйста! У вас наверняка найдётся для нас..» и тому подобное. Эту формулу «Нельзя ли..» - придумали какие-то высокомерные выскочки, которые почему то считают, что им скорее всего откажут.
Ну может быть ты и прав, Кузнечный, но знаешь что?
Что?
Ты ворчально-бурчальная машина. Вечно чем-нибудь недоволен и меня в чём-то отчитываешь! Я все эти твои придирки буду записывать в Книгу Зла! Зла, которое ты мне причинил своими надоедливыми нотациями..
Прекрасная идея..  Если кем-то недоволен, не высказывать это сразу, а записывать. А затем, по понедельникам, или, например, по средам, перед обедом, зачитывать сразу весь список претензий. Мне кажется, если мы оба так будем делать, то точно никогда не будем ссориться.
Давай, Кузнечный! Только боюсь от этого потяжелеют наши рюкзаки! Мой так точно, потому что если я буду записывать всё, что мне в тебе не нравится и всё, что ты мне сделал плохого — наберется целое собрание сочинений!
Так ведь ты же сама предложила записывать!
Всё! Предложила, а как поняла, во сколько томов это выльется, передумала! У меня же нет с собой переносного чердака на воздушном шаре, верно?
Ага, - хмыкнул Чарли.
Вот значит и нечего говорить глупости. Чтобы хранить эту Книгу Зла с твоими прегрешениями, понадобится целый чердак, - выпалила Чухля, и, претворившись ужасно разочарованной жизнью, надула свои и без того пухлые губы. 

Каким непохожим был этот край мира Поронайск на край противоположный - Ле-Конке, где майсы были, казалось, совсем недавно. Мрачные сырые панельные пятиэтажки с отходящей слоями краской, выброшенные на берег волнами деревья вперемешку с мусором.. Но в этом была своя прелесть, романтика удалённости от цивилизации. Всё это нравилось Чарли и его спутнице. К тому же, денёк был солнечный, и потому на берегу, на широком песчаном пляже, среди покрытых тиной ветвистых стволов - исполинов, принесённых сюда, как казалось, из какой-то сказочной далёкой земли, где деревья всё еще большие, бегало множество детворы одетой еще по-зимнему, в свитера. Они подходили, улыбались, расспрашивали майсов обо всём и с радостью соглашались фотографироваться на деревянный фотоаппарат. Здесь же, на пляже, Чарли и Чухлинку в очередной раз чуть не побили за «враки». Какие-то забулдыги попросили дать им посмотреть камеру и спросили: «Что это на ней болтается?». Майсы ответили, что это вспышка, но она сломана. Распрощавшись с островитянами, ребята, не отходя далеко, принялись опять фотографировать детей. Это увидели ханыги, подбежали и стали кричать:
Вы нас обманули! Вы сказали что фотоаппарат сломан!
Нет, мы не говорили, что он сломан, мы сказали, что сломана вспышка!
Но оскорблённых и обманутых пьяниц было уже не унять. Они уже начали махать кулаками возле носа у Чарли, но путешественников в очередной раз спасла какая-то женщина, на этот раз русская. Она взяла под руки своих друзей, не в меру ретивых поборников честности, и отвела в сторону, нашептывая им что-то успокаивающее.

«Мир и счастье в Иисусе Христе» - так гласила огромная надпись на четырёхэтажном доме, каждое отдельное слово которой было написано на балконных ограждениях каждого из этажей - на этаж по слову.  Казалось бы - мир и счастье там, на западном побережье Европы, во Франции. Но нет, и здесь живут люди, умеющие искать и находить счастье, видеть его в окружающей красоте и людях. Да, среди них есть пьяницы, но есть и добрые военные, и таинственные айны, и всегда жаждущие поделиться корюшкой рыбаки. Нет разницы между западным и восточным берегом Евразии, между достатком и нищетой, порядком и неустроенностью, если пустоту в своей душе человек заполняет не удовольствиями, а чем-то вечным. Так поняли эти слова Чарли и Чухлинка. Слова, к которым они ехали десять тысяч километров. 

Майсы, устав от путешествия, решили немного сократить путь обратно, на юг острова, на поезде, ведь часть дороги, по которой им предстояло возвращаться, они «уже видели». Ребята еще не знали, что та же самая дорога выглядит совершенно иначе и обнажает совершенно другие постройки, ракурсы и даже рельеф местности, если едешь по ней в обратном направлении. Но давайте простим юным странникам их слабость, подкреплённую монетами, оставшимися после «ограбления» буддистских капищ, ведь редкий автостопщик проделывает весь путь ни разу не прибегнув к помощи автобусов, поездов и пароходов, хотя, надо признать, что есть и такие, которые и в большом городе пренебрегают метро...

 Поронайск Чарли и Чухлинка решили покинуть на ночном поезде следующем в Южно-Сахалинск. На вокзале, на доске информации, они увидели такое объявление: «Потерялся мальчик Иван. Характерные приметы: шрам на голове и ямочка на подбородке». Майсам взгрустнулось. Видел ли этот мальчик, которого, возможно, похитили или убили, что-нибудь светлое и радостное здесь, на этом суровом, пустынном и замусоренном берегу? А может он вовсе не пропадал, а сбежал в поисках удачи и счастья, не научившись находить их здесь? Вот и бездомный пёс увязался за Кузнечным и Чухлей, когда они заходили в вагон. Он хотел прошмыгнуть за ними, но испугался дверей.
Заходи, дурак! — сказал Чарли и держал для него двери, - в Южно-Сахалинске, тебя наверняка будут кормить лучше. 
А он трусил. Машинист, заметив помехи мешающие движению, по радио гаркнул строго: «Отпустите двери, поезд отправляется». И Чарли отпустил. Так и остался пес на перроне, и было видно, как досадует он на свою нерешительность.
По громкой связи последовали привычные объявления: «По всем спорам и недоразумениям возникшим в пути обращайтесь к начальнику поезда». «Что может быть увлекательнее, чем разрешать споры и недоразумения?» - подумали майсы. «Хорошо быть начальником поезда. Но, с другой стороны, какие могут быть недоразумения и споры, когда с комфортом едешь в плацкартном вагоне? Разве что он выдает раз в месяц пассажирам шахматы. Нет, эта работа не для них. Скучно. Вот, гораздо лучше летать в Африку и зачитывать тамошним животным письма, которые написали им российские дети”. Но это уж ребята расфантазировались. Нет в мире такой работы, а жаль. Но, зато оказалось, что на Сахалине можно встретить даже австралийцев. Они ехали с майсами в одном «отсеке», но, толком пообщаться с жителями зеленого континента не получилось. Они без конца и без повода говорили «Оу-е», так что наши герои в конечном счёте решили, что это не настоящие австралийцы, а просто местные кучерявые и светловолосые дураки.
В какой-то момент к Чарли подошла девочка и уставилась на него. В ответ он тоже стал сверлить её взглядом.
Почему ты так смотришь на меня, - наконец произнесла она, - у тебя в глазах как будто бегают звери!
Какие? - засмеялся Кузнечный, - бегемоты, носороги ... выдры?
Добрые звери, - сказала она и, будто смутившись своего признания, поспешила убежать к своим родителям в соседнее купе и спрятаться за них, чтобы к ней больше не приставали с расспросами.
Поезд ехал по старой японской железной дороге, построенной в период, когда южный Сахалин был частью страны Восходящего Солнца. Японские стальные магистрали гораздо уже наших, и потому казалось, что дорога детская и построена для потешных рейсов и для обучения будущих машинистов. Само путешествие тоже стало казалось майсам каким-то выдуманным, невзаправдашним. Игрушечным стал видеться и поезд, потому что ехал сквозь заросли гигантских сахалинских лопухов, из которых местные жители делают варенье. Когда же ребят стало клонить ко сну и они задремали, одним глазом продолжая смотреть в окно, лопухи эти представились им уже не просто гигантскими, но напоминали огромные деревья. Как же много из этих лопухов можно сварить варенья! - мелькнула последняя мысль в уме предприимчивого Чарли, перед тем, как он окончательно погрузился в сон.

17. Бумажный город.

Разбудил майсов проводник, который был одет в чёрный костюм. Он тряс их за плечи и что-то лепетал на непонятном, но, очевидно, восточном языке, в котором спустя несколько секунд Чарли безошибочно узнал японский. Приглядевшись же к его невысокой, миниатюрной фигуре, ребята поняли, что он не только говорит по-японски, но что и сам он с ног до головы настоящий японец. «Японцы снова захватили Сахалин?» - промелькнула первая мысль в голове Кузнечного, но через мгновение он уже понимал, что скорее всего дело в том, что майсы опять провалились в прошлое. И как это было с ними уже не раз, незнакомая речь постепенно, чудесным образом, становилась понятной, и среди массы эмоциональных выражений вагоновожатого ребята уже различали слова: «Токио, Токио! Бумажный город, просыпайтесь!»
Майсы повиновались настойчивым требованиям и, в суете похватав свои вещи, выскочили из уже пустого вагона на перрон, боясь, что кровожадные, как их изображают в фильмах о войне, японцы прошлого, в случае, если они замешкаются и уедут в депо, наверняка их жестоко накажут.
На платформе красивого вокзала с высокой башней также уже не было ни души. По всей видимости, майсы очень крепко спали, и проводник долго не мог их разбудить, и за это время все пассажиры уже успели разбрестись кто куда. Этим и объяснялось то, что японец этот так сильно нервничал.
Выйдя с вокзала майсы оказались на площади, покрытой утренней дымкой. Но, не смотря на ранний час, по ней уже сновали велосипедисты, ручные телеги и зелёные трамваи с большими добрыми глазами. В любом восточном городе первое, что бросается в глаза  - это хаос и толкотня. Майсы не хотели долго оставаться в её гуще и поэтому перешли на противоположную сторону привокзального форума и нырнули в жилые районы. Как выяснилось, только на лицевой стороне домов, выходящих к главному транспортному узлу, здесь красовались рекламы. В глубине же бесконечных кварталов ничто не напоминало о торговле и площадной сутолоке.
Майсы вступили в храм городской тишины, где раздавались только негромкие голоса редких прохожих, ведь в Японии принято говорить тихо, да карканье ворон и крики детей, которые были похожи скорее на пение птиц, ведь и у взрослых здесь тонкие голоса, а что уж говорить о мальчиках и девочках. 
Кажется мы попали в довоенный Токио, - дал свое резюме Чарли, оглядев окружающую застройку. - Ведь современная столица Японии - это одни сплошные небоскрёбы и шум автомобилей! Здесь же, кроме здания вокзала, нет даже ни одной каменной постройки!
И действительно, хотя майсы могли лицезреть пока лишь малую часть города, но, как станет понятно позже, весь он, за исключением редких каменных зданий принадлежащих чиновникам, состоял из домов выстроенных из тонких досок обклеенных картоном. Потому старый Токио и называли - бумажным.
Все дома как один были здесь двухэтажные. Внешне они были похожи на те деревянные коттеджи, которые можно увидеть в фильмах о диком Западе. Внутри же, как узнали майсы у одного словоохотливого японца, который вызвался их сопровождать, они вообще не имели стен. Вместо них в здешнем жилище имеются лишь картонные перегородки, которые можно передвигать как вздумается.
Ой, - удивилась Чухлинка, - как же члены одной семьи не мешают друг другу? Но тут же сама догадалась:
А-а, у вас ведь, наверное, еще не появились телевизоры..!
Конечно! Никаких телевизоров у нас нет! - подтвердил японец. - Я даже не понимаю о чём вы говорите..
А почему по улицам бегает так много детей? - спросил Чарли, ведь детворы в переулках здесь было даже больше, чем в России. Все они были улыбчивы, подходили к майсам, брали их за руки и лепетали что-то ласковое и непонятное.
О-о, - расплылся в улыбке старый японец. - Это мудрый закон нашего любимого императора! Его Величество запретил детям находиться дома больше двенадцати часов в сутки. Они должны закаляться жарой и холодом, чтобы стать сильными воинами!
О-о, какой мудрый закон! Даже императоры иногда придумывают что-то хорошее! - обронил Чарли нечаянно, но старик, похоже, не понял его, вернее, в его сознании просто не могло уместиться то, что в прозорливости и сметливости верховных владык можно вообще сомневаться. Ведь в Японии от момента её появления на карте мира ни одному из жителей просто не приходили в голову столь губительные нигилистические мысли. 
Чем еще удивил майсов город, в котором они чудесным образом очутились? Все улицы здесь были уставлены телеграфными столбами, а провода, тянущиеся от них в разных направлениях, так замысловато переплетались, а местами даже были завязаны в узлы, что казалось - никто и никогда не сможет их распутать.
Натягивал эти сети сам чёрт, только одному ему известно зачем, и только ему одному по силам разобраться во всех их хитросплетениях, - с уверенностью в существовании потусторонних сил сказал провожатый.
Единственные каменные строения в жилых районах в старом Токио, это фонари, которые стоят здесь на пересечении широких улиц. Майсы сначала приняли их за водонапорные башни, но проводник им всё объяснил. В его городе нет большого количества маленьких фонарей, ведь телеграфные столбы и так достаточно закрывают небо. Вместо них стоит один, выстроенный из кирпича, огромный и высокий, подобно маяку, фонарь и освещает сразу несколько кварталов.
А хотите увидеть нашего императора? Может статься, он захочет пообщаться с иностранными гостями. Они в наших краях редкость. Наш мудрый властелин сам никого не пускает в Японию..
Очень странно! Если он так распорядился, может он и не хочет никого видеть и наше появление его очень расстроит?
Нет, что вы, что вы. Его величество очень любит иностранцев, просто не доверяет им! Уверяю, он будет счастлив с вами поболтать.
Ну.. наверное это было бы интересно, если мы не отвлечём его от важных дел..
Нет, что вы. Император не делает никаких дел. Дела делают его советники, которых он своей мудростью назначил на должности..
Вот как.. - подивились ребята уму и проницательности японского правителя.
Ну, раз вы согласны, запоминайте. На императора может смотреть только его семья и ближайшее окружение. Члены семьи могут смотреть не выше живота, а вельможи - только на его стопы.
А все остальные? - скромно поинтересовалась Чухля.
Все остальные — только на пол перед его троном, а иностранцы - только себе под ноги!
Хм, ну а болтать-то с ним хоть можно? - спросила Чухля.
Только кратко и по делу отвечать на вопросы!
Так это же хуже любого допроса! Мы вчера на одном таком были, и это было куда веселее, чем то, что вы описываете. Нам никто не запрещал говорить о посторонних вещах! Ну нет, нам это перестало быть интересно! Наверное еще и ожидать приёма придётся пол дня в душной прихожей! - возмутился Чарли.
Да! Конечно-конечно. Придётся подождать...
Нет, мы не пойдём к императору..
Ну... раз не хотите видеть его самого, возможно вам будет интересно побывать в музее императорских козявок?
Императорских козявок?
Да-да. Мы очень любим своего властелина, но если посмотрим даже на его изображение, то от яркого света, который он источает - мы ослепнем! Но зато можно сколько угодно любоваться его козявками. Они не светятся! Там есть экземпляры от самого его рождения и до наших дней.
Ну нет... Пожалуй и тут мы откажемся. Вы, ради бога, не обижайтесь. Просто мы из России, а в нашей стране давно уже распрощались с чинопочитанем...  - опять не подумав брякнул Кузнечный. Но японец, как и в тот раз, кажется, мало что понял, и только с сожалением покачал головой.
Ну тогда позвольте пригласить вас хотя бы на чай... - сказал пожилой мужчина как бы заранее извиняясь за предложение, которое тоже может не понравиться столь привередливым гостям. 
О, здорово! Мы с радостью выпьем с вами чайку!
И вся компания отправилась в чайный дом сквозь огромный парк, находящийся в центре города. В этом парке было множество красивейших маленьких озер, к которым вели душевные, посыпанные мягкими опилками, тропинки. Но самое прекрасное состояло в том, что как раз в то время в Токио цвели многочисленные вишнёвые деревья и ирисы, так что парк этот был сплошным морем розовых цветов, украшавших ветви деревьев и ковром покрывших главные аллеи. Все трое как будто нырнули в воображаемый мир цвета и запаха.
Вы знаете, мы японцы так любим цветущие вишни, что для нас это и есть единственная настоящая красота. Всё остальное красиво только в той степени, в которой оно напоминает нам об этом цветении. Поэтому мы не признаём чёрно-белую фотографию. Наши фотографы всегда раскрашивают полученные снимки.
Ну, это вы зря, - с видом знатока сказал Чарли, вспомнив урок фотографии от Ани Ким,  - нужно развивать своё воображение! Ведь вишня цветёт только раз в году, а всё остальное время вы довольствуетесь только блёклыми цветными картинками! А если бы они были чёрно-белыми - вы могли бы воображать себе свой любимый розовый цвет!
Однако, вопреки ожиданию майсов, столь умный совет не произвёл на их проводника никакого впечатления и он только в очередной раз, но теперь уже как-то сочувственно потряс головой. 
Главный чайный дом старого Токио находился в центре парка. По своей архитектуре он разительно отличался от большинства построек, которые ребятам уже удалось здесь лицезреть. Это было деревянное здание с резными, украшенными замысловатыми узорами, верандами. Веранды были обширны и многочисленны, так что большинство посетителей сидели за столиками на свежем воздухе, вдыхая густые многозвучные лесные запахи. Японец пригласил майсов присесть за свободный столик, заказал чай и, пока его готовили и несли, начал свой очередной рассказ:
Вообще, чайную церемонию придумали не китайцы, как многие думают, а мы, японцы. Китайцы уже потом придумали свой, на наш взгляд, слишком затянутый и чересчур торжественный обряд. А наш ритуал заключается в том, что чай мы пьём исключительно из банки. Не из пивной кружки, чашки или стакана, но непременно из банки без ручки! Раньше, это были, конечно, глиняные сосуды, но теперь - это обычные банки с завинчивающейся крышкой, в которых хранят консервированные овощи!
А в чём смысл этого обычая? - по-возможности деликатно, боясь обидеть, задеть национальную гордость японца, спросил юноша.
А смысл в том, чтоб человек не торопился, подождал пока чай остынет и поговорил со своим спутником... Ведь и на пустой желудок приходят в голову правильные мысли.
О-о, какая прекрасная традиция! Только, на наш взгляд, вы тоже всё через чур усложняете! - сказала Чухлинка.
Это почему?
Ну на счет банки, спору нет — это очень ловко придумано, что у неё нет ручки и нужно немного подождать. Но вот у нас, например, заваривают не только чай, но и вообще любую траву, цветы и листья почти любых деревьев.
Хм, - в очередной раз смутился японец. Нет, мы тоже так делаем, но... как можно сравнивать чай и, к примеру, лепестки цветов вишнёвого дерева? Это то же самое, что сравнивать, предположим, велосипед и радио! Это совершенно разные вещи!
И здесь майсы не нашли у своего собеседника понимания. Очень уж необычно жители этих островов смотрят на мир и на всё то, что в нём есть. Тем не менее, проводник их, не смотря на несходство взглядов по стольким вопросам, в ходе дальнейшей беседы не выказал своим гостям и крупицы пренебрежения и высокомерия. Он продолжал в столь же учтивой манере рассказывать Чарли и Чухлинке интересное о Японии и столь же почтительно выслушивал замечания ребят, многие из которых наверняка казались ему безумными.      
На прощанье он пожелал сделать майсам очень необычный подарок.
Это часы, но очень необычные, - сказал он. - Вы таких больше нигде не найдёте. Да и в наших краях они давно стали редкостью. Но у меня нет детей и мне некому передать свои сокровища, а годы моей жизни стремительно тают... Эти часы не нужно заводить. Но и вскрывать их нельзя. Внутри них нет никакого механизма, а стрелки приводит в движение золотой червячок, которому не нужны ни вода, ни пища. Он неустанно, с точностью луны и солнца, передвигает шестеренки минутной и часовой стрелок и только в этом находит смысл своего существования и силы для дальнейшей жизни. Но если вы вскроете эти часы, то он непременно уползёт, ведь его жизнь - это постоянное движение.
Какая необычная вещь! - возликовали ребята. - Спасииибо! - закричали они и бросились обниматься, что несказанно удивило их провожатого, ведь в Японии не принято открыто демонстрировать эмоции. Но тут даже у нового друга майсов не сработали складывавшиеся веками схемы благообразного поведения и он допустил небывалое - приподнял от изумления и удовольствия брови, но правда уже через мгновение взял себя в руки и, посетовав на домашние дела и заботы, скупо попрощался.
Как вас зовут? - задали ребята вопрос, который обычно звучит в начале беседы, но по майсовским традициями, его нужно задавать именно в конце общения.
Юкио! Моё имя Юкио, прощайте! - сказал старик и, поклонившись еще раз, ушел, не дожидаясь момента, когда майсы в ответ выразят своё почтение.

Только теперь путники заметили, что со двора, вернее с обратной стороны, потому что обе стороны этого деревянного шедевра были парадными, к нему примыкает еще одно озеро, гораздо большее чем то, возле которого они сидели. Простиралось оно до горизонта и было усеяно сотнями островов, к каждому из которых было перекинуто по два-три выпуклых узорчатых деревянных моста от других островов и с берега, так что можно гулять между ними и ни разу не повторив маршрут. Мосты эти были тонкие, как сухой лист, а резьба такая филигранная, что ограждения их были почти прозрачными, и теплый вечерний свет почти «съедал» их.
Понимая здешний устный язык, но не понимая надписей на японском, майсы не прочитали, что ходить по этим мостам можно только по-одному. Они стали бегать вместе от острова к острову. На каких-то из них росли только цветы — ирисы, лотосы и другие, неизвестные ребятам виды. На каких-то — деревья: вишни, клёны и даже березы. И вот, когда в порыве нахлынувшего на них счастья, Чарли и Чухлинка взялись за руки и побежали по самому широкому и высокому мосту, он с треском провалился под ними.
Как часто бывает во сне, когда падаешь с высоты, у самой земли какая-то неведомая сила подхватывает тебя и не дает разбиться. И хотя здесь под майсами была только вода, но и теперь, как будто заботливые руки поймали их над самой поверхностью озера и задали энергию их дальнейшего полета. Сила эта пронесла их над крышами деревянного Токио, который вскоре будет полностью уничтожен и ничто больше не будет напоминать о нём. Перенесла она ребят через холмы Японии и японское море, и, наконец, понесла над бесконечными русскими лесами от Дальнего востока до самой Москвы.
Когда по России едешь на машине или на поезде - как будто первовремённая птица рассекаешь просторы девственной пустой бесконечной земли. Кружится голова. За окном дорога без знаков и фонарей, без бордюров, бегущая сквозь поля и леса, за которыми ночью не светит ни один фонарь, только свистит ветер. Таким был путь майсов на Сахалин. Все это вошло в них, и теперь, когда они провалились неизвестно куда, они летели обратно подобно этой самой первовременной птице рассекающей ночь. 

Иногда страшно, как огромен мир, и тогда понимаешь - чтобы вместить это счастье, нужно тренироваться, иначе вас может разорвать изнутри. Поэтому и дается оно человеку пока на несколько секунд или во сне, когда он расслаблен, и потому от великого напряжения не разорвется его сердце. Счастьем было видеть эти огромные, ночные просторы Родины, лишь изредка пронзаемые светом небольших посёлков и городов, касаться макушек сосен и вдыхать запах густой тайги, пересекать великие полноводные сибирские реки. И когда полёт подходил к концу, и уже зарево электрических фонарей Московского мегаполиса осветило горизонт, сознание майсов, окончательно утомлённое всем тем, что они увидели, наконец отключилось, и они заснули, как засыпает в полёте стриж.