над лентой Хаджибея

Уже с утра картавит чёрный дрозд,
высвистывая мартовский излишек
страстей и накопившихся делишек.
И ты встаёшь. Твой сон совсем не прост.
Он чуткий, как днепровская вода,
как тронутые ветром провода,
платан без кожи призрачный и голый,
как матерная вычурность глагола.

Раскинув крылья Тёщина моста,
сигает ночь в обрывистую пустошь
кошмарных снов, но ты меня не пустишь
туда, где угнездилась пустота.
Пока лиман ворочает веслом,
и старый дом, годящийся на слом,
поскрипывает ветхими полами,
мы в сны летим, как бабочки на пламя.

А утром - сериальная возня,
распевки коммунального пошиба.
Там чёрный дрозд срывает глотку, ибо
самец несносный, самочку маня,
вибрирующей нотой режет слух.
Убитый парой крепких оплеух,
будильник побледнеет циферблатом,
и ты проснёшься прОклятым проклЯтым

совсем не там, где моет Ланжерон
ступни красоток линией прибрежной,
Пылятся абрикосы и черешни.
Где южный говорок со всех сторон,
где оперный, галёрка и партер,
где гонит четырёх своих пантер
лихая Мельпомена в колеснице,
где вряд ли мне хоть что-нибудь приснится.

Простывший март, погасшая звезда,
другое небо и река другая.
И ждёт меня, во тьме подстерегая,
скрипучий голос чёрного дрозда -
совсем не важно, кто, когда и где
в недетских снах гуляет по воде,
но кажется, что небо голубее,
над городом и лентой Хаджибея.