10. Кванты и кино

                В предыдущей части автор, вероятно, несколько утомил читателя описанием эксперимента,
                поэтому здесь пойдёт речь о вещах, новых для него тогда, но вполне обыденных в наше время
                – немного об изобразительной голографии и съёмках кино.      
               
Всесоюзное общество «Знание» в те годы работало очень интенсивно, неся в народ информацию о современных достижениях науки и техники.
Вот и автора приобщили к этому благородному делу, снабдив портативным проектором и десятком голографических изображений. В числе последних были голограммы с изображением макета собора Василия Блаженного, сокровищ скифов, африканских масок и прочих артефактов (фото 1).

Такие или похожие объёмные изображения под стеклом наверняка видели читатели, посещавшие выставки по голографии, а если не видели – советую посмотреть.

Со всем этим хозяйством аспирант объездил несколько районных центров Минской области, выступая в школах, клубах и домах культуры. Командировки, правда, несколько утомляли физически, но это с лихвой компенсировалось вниманием и неподдельным интересом слушателей, а также гостеприимством хозяев и вкуснейшими угощениями. Если вы бывали на сельских свадьбах, то поймёте, о чём речь.
Бывали лекции и в школах Минска, но там, увы, совсем ничем не угощали бедного аспиранта… Зато была возможность быстро вернуться и в общежитие, и в свой институт при возникновении форс-мажора.

Так оно и произошло в один прекрасный день.
Заведующий лабораторией отправил опытного к тому времени бойца пропагандистского фронта в среднюю школу на противоположном конце города.
Гостя встретили радостно, и завели в кабинет физики, где уже собрались преподаватели и старшеклассники. Скоренько расставили голограммы, подключили проектор, и публика одобрительно загудела при объявлении темы: «Объёмный мир на плоскости». А когда объекты этого самого мира предстали пред взором наблюдателей – гудение сменилось аплодисментами.

Лектор раскланялся, поприветствовал присутствующих и действо началось.
Но рассказ о том, как делаются эти чудеса, был внезапно прерван вбежавшим в аудиторию секретарём директора:
– Сергей Иванович, вас срочно к телефону!
– А что случилось, кто звонит?
– Из института физики, ваш заведующий лабораторией!

В приёмную мы вошли вместе с директором: она также была удивлена звонком. Голос Александра Сергеевича был взволнованным и торопливым:
– Серёжа, срочно возвращайтесь в институт!
– Да что случилось, я ведь только начал лекцию?
– Дело в том, что к нам приехали из киностудии, делают фильм об институте, нужно заснять работу вашей установки. Так что собирайте всё и возвращайтесь. Директору я сейчас всё объясню.

Делать было нечего, и я, собрав оборудование и извинившись перед собравшимися, тихим ходом – на общественном транспорте – отправился восвояси.

Лабораторию было не узнать. По углам комнаты и над установкой сияли софиты, яркие и жаркие. Шумел насос системы охлаждения, с частотой 12,5 герц стрекотал лазер, под установкой сидел оператор с кинокамерой. В дверях толпился народ, привлечённый непривычной суетой, полно людей было и в самом помещении. За установкой стоял человек, очевидно, из группы киношников, пускающий в лучи лазера дым от сигареты. Установка сияла (фото 2).

Вот как, запустили без меня! Сигаретный дым на оптику!? Ну, я вам сейчас выскажу!
Но ещё больше возмутило другое. Накануне пришлось повозиться с регистрацией слабых световых сигналов, которой здорово мешали электромагнитные помехи от разрядов в импульсной лампе.
Стандартное надевание ферритовых колец на провода от фотоприёмников не сильно помогло. Тогда в лабораторию принесли двухканальный осциллограф, и путём долгих регулировок как-то удалось наладить вычитание шумового сигнала из канала, в котором он мешал сигналу полезному.
Теперь, кстати, такой приём используется в мобильниках: два микрофона, и шумовой сигнал одного из них вычитается из его смеси с полезным в другом канале.

Так вот, только вчера удалось подобрать усиление в каналах, чтобы почти скомпенсировать помеху, а сегодня вижу, как мой микрошеф, изображая участника эксперимента, активно крутит ручки осциллографа, сбивая напрочь все с трудом найденные настройки!

С возмущённым возгласом я не совсем вежливо оттёр нарушителя плечом, и сам стал к установке, глядя на хаос шумов на экране осциллографа и пытаясь восстановить прежнюю картинку.
Завлаб тут же поспешил успокоить возмущённого аспиранта и съёмки продолжились.

Подумав, я спросил у оператора, с какой частотой снимает его камера, оказалось, что 25 кадров в секунду. Ага, а у нас в секунде только 12 коротких импульсов, так что вспышка в кадр может и не попасть.
– А что делать? – спросил оператор, – можно увеличить частоту?
– Можно, – ответил самоуверенный экспериментатор, и щёлкнул кнопкой на блоке управления.
Лазер застрекотал шустрее, траектории лучей в сигаретном дыму стали ярче, и киношники повеселели.

– А вот у вас тут есть ещё кнопка «50», это пятьдесят герц?
– Ну да, сделать?
– Сделайте, конечно, тогда уж точно хотя бы один импульс в каждый кадр попадёт.
«Соображает!» –  подумал я, и нажал запрашиваемую кнопку.
 
Помните конфигурацию зелёных пучков на картинке в предыдущей части? Вот эта геометрия и засияла так, что даже лица присутствующих приобрели соответствующий оттенок, несмотря на яркость софитов. Курильщик пыхал дымом изо всех лёгких, в работу включился второй оператор, а лица наших руководителей выглядели довольными, несмотря на их зелёный цвет.

– А я ещё сто герц сделать могу, совсем шикарно будет!
Лёгкое движение пальца, несколько секунд ещё более яркого сияния, и…
Грохот и вспышка были такими, как будто под установкой взорвалась граната. В то же мгновение погас свет. То есть абсолютно: обесточились и аппаратура и софиты. Децибел было чересчур много, поэтому все последующие звуки, в том числе громкие восклицания и топот ног были почти не слышны из-за звона в ушах. 

В полумраке были видны фигуры, беззвучно выскакивающие в дверной проём, и падающие софиты, сдёрнутые с мест за провода бегущими в темноте людьми. Самое интересное, что первым в коридоре оказался человек, сидевший с кинокамерой под установкой!

Киношники были в шоке.
– Что это было? У вас часто такое?
Завлаб развёл руками:
– В первый раз эта техника подвела. Ничего, не волнуйтесь, разберёмся. Давайте пройдём дальше… что у нас там ещё намечено?
И напуганная команда, собрав своё оборудование, слегка пострадавшее при катаклизме, удалилась снимать более безопасные сюжеты.

Да, разобрались, конечно расскажу.
Пришлось разобрать силовую часть установки, чтобы выяснить следующее.
Стойка питания лазера состояла из двух блоков: зарядного и разрядного.
Первый содержит управляемый выпрямитель и зарядный дроссель, а рабочие конденсаторы находятся во втором блоке. Блоки через разъёмы соединяются кабелем, состоящим из трёх изолированных жил диаметром с мизинец каждая, по которым гуляют импульсные токи силой в несколько сотен ампер.   
Так вот, внутри разрядного блока одна из паек на разъёме оказалась некачественной. Пока мы работали с малыми нагрузками, всё было нормально. Но при увеличении тока в восемь раз припой в месте плохо пропаянного контакта попросту расплавился, и отпаявшийся провод упал на металлическую нижнюю панель заземлённого корпуса прибора.

Дальше всё должно быть понятно. На корпус через упавший провод с грохотом разрядились конденсаторы, вдобавок через дроссели и тиристоры туда пришла и одна из электрических фаз трёхфазного выпрямителя, довершив картину коротким замыканием. 

Как вы теперь понимаете, мощность «коротуна» катастрофически превышала то, что иногда бывает в быту: обесточивший лабораторию предохранитель в щитке питания срабатывал при токе больше 200 ампер!

Читателю, вероятно, интересно, что же получилось в итоге наших экстремальных съёмок. Мы узнали это примерно через полгода. Как выяснилось, операторам вполне хватило нескольких минут работы лазера на частоте 50 герц, чтобы сделать вполне качественную и интересную сцену. А ещё физиономия автора и его руки, где-то над ней настраивающие осциллограф, профигурировали на первых кадрах фильма «Время его учеников» о директоре института – Борисе Ивановиче Степанове.
Беда только в том, что съёмка велась снизу, тем самым оператором, что сидел под установкой.
В чём беда, спросите? Да невелика она, впрочем, – в том, что при таком ракурсе лицо в ширину кажется больше, чем в высоту и фигурант стал похожим на хомячка!

Продолжение здесь:
http://stihi.ru/2021/03/02/6118