Совесть. 1825 год

"Мадмуазель,пардон,я Вас задел неловко
Но,право,я судьбу за это не виню,
Сколь легок на виске ваш золотистый локон,
Румянец щек хранит вечернюю зарю.

А если Ваш корнет с лицом несвежей булки
Улыбку не сотрет со своего лица,
Я приглашу его за город на прогулку,
И шпагой спесь стряхну с ушей у подлеца.

Безумен? Это я?, Ах,детские укоры!
Как страшно,Боже мой,и это весь ответ?
Ужасней этих слов грохочут Ваши шпоры
Вас извиняют лишь осьмнадцать Ваших лет"

В "Большом" фойе глядит тревогою зеркальной.
Сегодня я нигде покоя не найду:
То в Охте на балу,то вновь на Театральной
То в гарнизонный клуб к товарищам иду.

В казарме кавардак,драгуны и уланы
Затеяли гульбу,течет вино рекой,
А мне несносен шум и пир весёлый самый,
И тошно на душе наедине с собой.

Из зеркала глядят размазанные грубо
Слезами двойника отчаянье и боль.
Молитву "Отче  Наш" прошепчут тихо губы,
И на пол упадет взведенная пистоль.

Мерцают и шипят огни безлюдных улиц,
Покоен сон Невы и льдом блестит она.
Помилуйте,корнет,я вовсе не безумец,
Меня с недавних пор тревожит мысль одна:

Три века,триста лет,корнет,ужели мало
Что б правде выпал шанс возвысить голос свой.
Казанский замело,пурга несет с канала
Колоколов его мертвящий душу бой.

Пусть  двадцать пятый год судьбу сбивает с шагу
И наши имена в Отчизне проклянут,
Прошу запомнить Вас наверно,что  присягу               
Лишь совести своей повторно не дают.