дремлющий ангел
пьет ночь. на верхах блаженства произошел
переворот: память затихла на краю
обрыва и съела песню под ее кровом.
рев стеклянных часов в ночи:
по частям разбирают ее, делят в
безвременье, снимают с нее
обрывки сути. из тихих времен уходят года,
оставляя меня одного, и бремя пепла
сужает масштабы и счищает поверхность вещей.
трава всходит на край обрыва
и стелется пред ним, пред
остовом лет, пред хладным телом
прожженной полночи.
время уходит в косую
стужу пепла, и гордо мрак ей вещает:
ты, средь дня и средь полдня,
обходящая долины слепым теплом,
многозначной ленью вменяющая
в праведность. ты, средь туч
и дождя, ты, воспламененная забытьем,
ты снимаешь вихри с шествия,
ты входишь в этот немой град,
и он дарит тебе свою каменную корону,
корону тлена, корону прохладных
наитий. ты, без всего чужая,
вместе со всем немая и глухая,
отринувшая все и вся,
ты входишь в пламя ожидания
и рождаешь плакучий восток,
беспрецедентный полдень,
ты рождаешь себя в мятущемся
завтра.
мрак уходит в ночь, в пепел
он бросается своей широкой грудью,
и разбивается о камень,
рождаясь вновь,
и, пресуществляясь,
законно молчит,
призывая сумерки в ответу.
здесь, в тысячелетнем полдне,
говорит он свои последние слова,
слова горя и утробы, слова
герцогов заклания:
средь богов я умираю,
средь востока я шепчу в равноденствии,
пришивая себе остатки снега к душе,
и дождь снимается в эту безумную пляску,
и мечет искры добра,
и входит в ночную память,
сдирая кожу света.
так рождается ночь,
так она нам отвечает,
пропадая во мгле.
Свидетельство о публикации №121030105845